Мы поворачиваемся лицом к нашим семьям, ее рука в моей, мы оба улыбаемся изо всех сил.

То, что происходит дальше, кажется, происходит в замедленной съемке, как ночной кошмар. И, как в кошмарном сне, я застыл на месте, не в силах пошевелиться.

Одним быстрым движением, подобно волне прилива, Алексей Енин и его люди поднимаются со своих мест. Они вытаскивают пистолеты из пиджаков и направляют их через проход на мою семью.

Прежде чем я могу пошевелиться, прежде чем я могу закричать, прежде чем я могу даже вздохнуть, они начинают стрелять.

Моего отца застреливают первым, потому что он реагирует медленнее всех, и потому что они нацелились именно на него. Пули попали ему в грудь, шею и челюсть, отбросив куски его плоти на искаженное ужасом лицо Греты. Его тело сотрясается от удара, выдавая, насколько хрупким он действительно стал. По тому, как он падает, я могу сказать, что он мертв еще до того, как коснется земли.

В тот же момент боковым зрением я вижу размытое движение, когда Адриан Енин поднимает пистолет и прижимает его к моему виску. Он колебался всего мгновение, он не вытащил свое оружие так быстро, как другие.

Эти колебания — единственная причина, по которой я не мертв. Если бы он поднял пистолет, когда я смотрел на своего отца, я бы никогда не узнал, кто меня убил. Его пуля пробила бы мне череп, пока я смотрел, как умирает папа.

Но я вижу, как его рука поднимается, и реагирую, не задумываясь. Может, мое колено и в дерьме, но у меня все еще есть рефлексы спортсмена. Моя правая рука взлетает вверх, ударяя его в локоть и выбивая его руку вверх. Пистолет стреляет в дюйме над моей головой, оглушая меня. Я замахиваюсь левым кулаком и врезаю Адриану в челюсть.

Когда это происходит, собор оглашается долгим непрерывным воплем, громким, как сирена — Елена кричит, ее ногти впиваются в щеки.

Из-за триптиха выходят еще двое русских, оба вооруженные. Одного я никогда раньше не видел, но другой выглядит странно знакомо. У него раздавленный нос и татуировка в виде стрелы, идущая сбоку по его бритой голове. С тошнотворным содроганием я понимаю, что это тот человек, который пытался запихнуть Елену в багажник своей машины в ночь, когда мы с ней впервые встретились.

Все, что происходит дальше, я вижу в замедленной съемке. Все это происходит одновременно, но мой мозг регистрирует на это, как на неподвижные изображения, запечатленные между хаотичными вспышками света.

Я вижу, как Неро бросается на Камиллу, прикрывая ее своим телом, когда ему стреляют в спину три, четыре, пять раз. Я вижу, как Броуди поднимает один из тяжелых стульев и швыряет его в Енина, прежде чем он тоже получает дюжину пуль в свое долговязое тело. Джованни застрелен во время нападения на русских. Ему удается врезаться в двоих из них и опрокинуть их, даже после обстрела.

Священник пытается бежать, и его убивают выстрелом в спину, то ли случайно, то ли для устранения любых свидетелей. Я вырываю пистолет из рук Адриана и направляю его на мужчин, которые только что вошли в комнату. Я стреляю в притворяющегося похитителя прямо перед тем, как он успевает выстрелить в Грету.

Другой мужчина рычит и направляет на меня пистолет, нажимая на спусковой крючок, прежде чем я успеваю направить на него свой пистолет.

Я слышу крик Елены одновременно с выстрелом. Она врезается в меня, отбрасывая назад. Мое больное колено подгибается подо мной, и мы оба падаем. Только когда я пытаюсь оттолкнуть ее от себя, чувствую, какой безвольной она стала, я понимаю, что в нее попали.

Родион ранен в плечо, и падает еще один солдат Енина, водитель с детским лицом по имени Тимур. Я понимаю, что Джейс отстреливается, и Данте тоже. Они не были настолько глупы, чтобы прийти безоружными, как я.

Но Данте сам пострадал. Он, спотыкаясь, приближается к триптиху, из ноги и руки у него течет кровь.

Зарычав, Енин пытается выстрелить Данте в спину. Слишком поздно, Данте уперся в массивный деревянный триптих и толкает его изо всех сил. Со сдавленным ревом Данте удается перевернуть его. Он падает на сиденья с тошнотворной силой. Он, должно быть, весит две тысячи фунтов, как падающий фасад дома, любой, кто окажется под ним, будет раздавлен.

Стрельба прекращается, когда все разбегаются.

Я хватаю безвольное тело Елены и перекидываю ее через плечо. Камилла тащит Неро, ее зубы оскалены, а сухожилия выступают на шее. Данте схватил Грету, которая единственная кажется невредимой.

Триптих падает с оглушительным звуком, похожим на взрыв бомбы, деревянные осколки разлетаются во все стороны. Я не знаю, задел он русских или нет, потому что нет времени оглядываться назад. Мы выбегаем из задней части собора, Данте хромает на раненую ногу, но все еще помогает Камилле поддерживать истекающее кровью тело Неро, я пытаюсь не споткнуться о длинный шлейф платья Елены, свисающий с моего плеча.

В затемненной апсиде я слышу топот шагов за нами.

Я оборачиваюсь, пистолет Адриана все еще зажат в моей руке. Я едва могу видеть, и мой палец конвульсивно дергается на спусковом крючке. Прямо перед тем, как выстрелить, я понимаю, что это всего лишь Джейс.

— Не жди меня или чего-то еще! — он тяжело дышит, сильно разгневанный.

У меня нет слов, чтобы ответить ему.

Я просто снова разворачиваюсь и убегаю из церкви, оставляя тело моего отца позади.