— Спасибо тебе, папа, — говорю я.

Он знает, что я имею в виду, спасибо за все, а не только за комплимент.

Неро подъезжает к дому на одной из своих лучших машин — Talbot Lago Grand Sport. Она вымыта и натерта воском, блестит в ярком утреннем свете. Она большая, так что папа, Грета и я сможем поместиться на заднем сиденье, в то время, как Камилла будет впереди с Неро.

— Поздравляю, Себ, — говорит она, поворачиваясь на своем месте, чтобы сжать мое плечо.

Ее темные вьющиеся волосы собраны в пучок на макушке, а ее симпатичный сарафан почти в точности соответствует оттенку автомобиля.

— Ты наконец-то закончил ее! — говорит папа Неро, восхищаясь сиденьями из маслянистой кожи и винтажной приборной панелью с круглыми циферблатами и ручками.

— Мы закончили, — говорит Неро, обнимая Камиллу за плечи. — Камилла помогла мне заменить генератор. Кстати, это ее машина, она просто одалживает мне ее сегодня.

— Это храбро с твоей стороны, — говорю я Камилле. — Ты видела, как он водит машину?

Камилла усмехается.

— Если он во что-нибудь вляпается, я знаю, как это исправить.

Мы мчимся к церкви, быстрые и плавные, как птица в полете. При всем том, что мне нравится говорить о Неро, он отличный водитель. Я бы доверил ему отвезти меня куда угодно, даже на этой древней машине без единой современной функции безопасности.

Чем ближе мы подъезжаем к церкви, тем меньше я могу слушать разговор, который крутится вокруг меня. Все, о чем я могу думать, как Елена будет выглядеть в своем свадебном платье.

Мы венчаемся в православном соборе в Украинском районе. Технически, моя семья католики, но это была одна из многих уступок, на которые мы были готовы пойти Енину, чтобы все прошло гладко.

Неро останавливается перед церковью, которая представляет собой оштукатуренное здание с большим восьмиугольным куполом и колокольней. Он выглядит одновременно величественно и провинциально, с его расписной деревянной отделкой и простоватыми формами, так непохожими на католический собор.

Когда мы заходим внутрь, все кажется еще более экзотическим. За алтарем возвышается массивный триптих, окрашенный в красный, бирюзовый и золотой цвета. Мозаичные ангелы на стенах выглядят определенно византийскими. Внутренняя часть купола также окрашена в бирюзовый цвет, усыпанный звездами. Я улыбаюсь этому, думая, что Елене это понравится.

Грета оглядывается на алый ковер и позолоченное дерево.

— Это очень... по-русски, — шепчет она мне.

Я сдерживаю смех.

— Я думаю, в этом вся идея.

Енин расхаживает вокруг триптиха в сопровождении православного священника и его сына Адриана.

— Доброе утро, — вежливо приветствует он нас. — Какой идеальный день для свадьбы.

— Лучшего и пожелать нельзя, — говорит папа, протягивая руку для пожатия Алексею.

Енин смотрит на Грету с легким любопытством, и папа говорит:

— Позволь мне представить нашу... Грету.

Ему не нравится называть ее нашей экономкой, потому что Грета для нашей семьи гораздо больше, чем это.

Грета также пожимает руку Енину, но без обычного энтузиазма. Я уверен, что папа рассказал ей все об Алексее. Или же ей просто не нравится, как он выглядит, с его широкой улыбкой, которая не доходит до глаз.

— Мой сын Адриан, — говорит Енин. Адриан также пожимает всем руки примерно с тем же энтузиазмом, что и Грета.

Когда он подходит ко мне, я нетерпеливо спрашиваю:

— Елена здесь?

— Она готовится в одной из боковых комнат, — говорит Адриан.

Он выглядит бледным и серьезным в своем темном костюме. Мне всегда автоматически нравился Адриан, потому что он так похож на Елену. Но я не думаю, что это чувство вернулось. Сегодня он встречается со мной взглядом, но без какой-либо теплоты. Он выглядит несчастным и слегка больным.

— У меня вопрос, — говорит Грета священнику. — Где скамьи?

— Мы не сидим во время проповедей, — объясняет священник. — Но вы можете выдвинуть стулья, если хотите.

Он указывает на богато украшенные кресла с высокими спинками, выстроившиеся вдоль стен. Они выглядят тяжелыми, и их трудно передвигать, поэтому, увидев Джейса, Джованни и Броуди, входящих в церковь, я говорю:

— Как раз вовремя… у меня есть для вас работа.

— Уже? — Броуди ухмыляется.

Грета указывает нам, куда, по ее мнению, следует поставить стулья, и Джейс, Джованни, Броуди и я ставим их.

Неро сидит в одном из кресел вдоль стены, наблюдая за нами.

— Этим должен заниматься ты, а не твой брат! — Грета ругает его. — Это его день свадьбы.

— Да, но у него не такое похмелье, как у меня, — говорит Неро.

На самом деле Неро выпил недостаточно, чтобы испытывать похмелье. Я думаю, что он больше заинтересован в том, чтобы присматривать за остальными людьми Енина, которые пришли в церковь. Я вижу большого молчаливого Родиона, который, кажется, в особенно отвратительном настроении, а затем трех других позади него. Один из них — парень с детским лицом, который был за столом переговоров. Я полагаю, что он водитель Енина и дальний родственник Елены — его зовут Тимур, что-то в этом роде. Двух других я не узнаю. Они также могут быть родственниками или просто bratoks. У меня такое чувство, что у Енина больше солдат, чем семьи.

Напряжение ощутимо даже в открытом пространстве часовни. Енин и его люди занимают места, которые мы устроили в левой части зала, а моя семья садится справа. Мы все смотрим вперед, на алтарь с его массивным расписным триптихом высотой почти в два этажа. Но мы искоса поглядываем друг на друга, и никому из нас не комфортно.

Несмотря на то, что им может не понравиться идея этой свадьбы, русские нарядились также красиво, как и мы. Енин одет в насыщенный синий костюм с единственной белой лилией, а Адриан — в черный костюм с такой же.

Я не получил бутоньерки ни для себя, ни для друзей жениха. Интересно, было ли это ошибкой. Я надеюсь, Елена не будет возражать.

Я продолжаю смотреть на часы, отсчитывая минуты до предполагаемого начала церемонии. Без пяти минут полдень священник встает, чтобы закрыть двери в часовню. Прямо перед тем, как закрыть их, из-за дверей проскакивает здоровенная рука, преграждая ему путь.

Священник вздрагивает, отступая назад в своих длинных черных одеждах.

— Извините, — произносит глубокий, рокочущий голос.

Я вскакиваю, потрясенный и довольный.

— Данте!

Он протискивается внутрь, красиво одетый в темный костюм с галстуком, с его черными волосами, недавно зачесанными назад.

Енин хмурится при виде него.

— Я думал, ты не придешь, — говорит он раздраженным тоном. Кажется, он обижен тем, что Данте изначально отказался присутствовать, и еще больше обижен тем, что он появился сейчас в последнюю минуту.

Данте игнорирует его. Он позволяет мне обнимать его и хлопать по плечу.

— Я рад, что ты пришел, — говорю я.

— Я думал, что пожалею, если не приду, — говорит он. — Я рад за тебя, Себ.

— Я знаю, — говорю я.

На моей стороне церкви теперь оба моих брата, папа и Грета, Джованни, Броуди и Джейс. На противоположной стороне находятся Енин, Адриан, Родион, Тимур и двое других мужчин.

Единственный человек, которого не хватает — это моя невеста.

Священник закрывает двери, затем занимает свое место за алтарем.

Он предлагает мне присоединиться к нему, и Адриану тоже. Адриан будет нашим koumbaros, по словам Елены, это неотъемлемая часть церемонии и своего рода крестный отец для пары на всю оставшуюся жизнь.

Адриан выглядит не очень довольным своим положением рядом со священником, но один быстрый взгляд на отца, кажется, напоминает ему о его долге. Он выпрямляется, расправляет плечи, готовясь к предстоящей задаче.

Теперь, наконец, я слышу, как двери за триптихом со скрипом открываются, и Елена входит в часовню. В отличие от католической церемонии, она выходит из-за алтаря, а не идет по проходу.

Это не имеет значения, ей не нужно грандиозное появление, чтобы взорвать мой гребаный мозг. Здесь не играет музыка, нет дорожки из лепестков роз, по которой она могла бы пройти. И все же она так невероятно, неземно прекрасна, что мое сердце замирает в груди.

Ее платье такое легкое, что, кажется, парит вокруг ее тела. Я могу просто различить очертания ее длинных, стройных рук и ног, когда она двигается, платье кружится вокруг нее, как туман. Ее волосы наполовину заколоты наверх, на голове тонкий серебряный обруч, а ее длинные светлые волосы волнами спадают на спину. Серебро ее короны отражается в крошечных серебряных вкраплениях на ее платье, мерцающих, как звезды, на полупрозрачном материале.

Ее кожа светится, как луна. Ее глаза самые яркие, какие я когда-либо видел, ясные и неземные. На мгновение я задаюсь вопросом, действительно ли Елена вообще человек, потому что я никогда не видел такой женщины.

Все мы ошеломленно молчим, даже священник.

Когда Елена подходит ко мне у алтаря, все, что я могу сделать, это взять ее прохладные, тонкие руки в свои и прошептать: — Невероятная.

Священник начинает длинную и запутанную церемонию, на которой я могу только удивляться, поскольку никогда раньше не видел православного венчания. Священник произносит свои благословения и отрывки из Библии, затем берет наши кольца, чтобы он мог прижать их к нашим лбам по три раза каждому. Адриан трижды передает кольца между нашими руками, а затем, наконец, надевает их нам на пальцы.

Затем мы проводим церемонию с зажженными свечами, которые мы с Еленой держим в руках. А затем мы делимся вином из кубка и вместе обходим алтарь три раза. Наконец, священник читает нам свои последние молитвы, произнося слова:

— Na zisete, — о котором Елена говорила мне раньше, это древнее благословение, означающее: можете жить вместе!

С этими словами мы с Еленой становимся мужем и женой. Она смотрит мне в лицо, ее глаза блестят от слез. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать ее. Ее губы такие же сладкие, как и в самый первый раз, когда я их попробовал.