Дом немного похож на замок, с несколькими уровнями стен и башен и высокими узкими окнами, увенчанными готическими арками. Но это не особенно красиво. Он тяжелый и неповоротливый, с камерами слежения, установленными в каждой выгодной точке. Ухоженные живые изгороди также имеют угнетающий вид, слишком упорядоченный и однородный, и фактически не обеспечивают никакой приватности на территории.

Я почти уверен, что Алексей Енин будет там. Когда я паркую свой грузовик и подхожу к парадным дверям, я готовлю себя встретиться с ним лицом к лицу. Вместо этого дверь открывает один из его солдат, брутального вида мужчина с кроманьонским лбом, прищуренными глазами и коротко подстриженной бородой. Он большой мальчик. Не такой большой, как Данте, но чертовски близок к нему.

— Dobryy den, — вежливо говорю я по-русски. Это одна из всего лишь четырех фраз, которые я знаю.

Охранник молча оглядывает меня с ног до головы. Я почти ожидаю, что он обыщет меня на предмет оружия. Вместо этого он открывает дверь немного шире и отходит в сторону, чтобы я мог войти в дом.

Затем Алексей выходит вперед, одетый в кашемировый свитер и брюки, на ногах бархатные тапочки.

— Себастьян Галло, — говорит он своим рокочущим голосом.

Он протягивает руку для рукопожатия. Его рука большая и негнущаяся, пальцы распухли так, что золотое кольцо на правой руке врезается в плоть.

Я испытываю своего рода атавистическую нерешительность прикасаться к нему, но, конечно, я должен подавлять эти импульсы, когда имею дело с гангстерами. Вы должны пожать им руку, похлопать по плечу и сесть с ними за стол, даже когда каждый инстинкт в вашем теле кричит вам убраться подальше от такого явно опасного человека.

Черты лица Алексея широкие и грубые, без какой-либо поразительной красоты, которой обладает его дочь. Но в одном он действительно похож на нее: с его длинными седыми волосами, спадающими на плечи, у него тот же вид варвара — дикого и чужого.

К нам присоединяется второй мужчина. Он намного моложе, вероятно, лет двадцати пяти, того же возраста, что и я. Он выглядит точь-в-точь, как Елена. Так похож на нее, что это поражает меня. Он белокурый, с такими же фиалковыми глазами и такими же резкими, экзотическими чертами лица. Он одет в строгий темный костюм с высоким воротником, как священнослужитель. Но выражение его лица никак нельзя назвать трезвым — он ухмыляется и протягивает руку для рукопожатия.

— Адриан, — говорит он. — Я брат Елены.

— Priyatnoh poznahkohmeetzah, — говорю я, исчерпав еще двадцать пять процентов своего репертуара.

— Хо! Очень хорошо, — говорит Адриан, одобрительно кивая головой. — Ты сделал свою домашнюю работу, мой друг.

Как и у Елены, у Адриана русский акцент, но его английский безупречен.

Я чувствую, что Алексей наблюдает за нашим общением. Выражение его лица гораздо труднее прочесть, чем его сына. Он не кажется недовольным, но и не кажется дружелюбным.

— Позвольте мне прояснить ситуацию, — говорю я сразу. — Между моей семьей и Братвой произошел некоторый конфликт. Я надеюсь, мы сможем оставить все это позади. Теперь, когда ты возглавляешь чикагское отделение, я надеюсь, мы сможем мирно сосуществовать. Возможно, даже с пользой.

— Ты говоришь от имени своей семьи? — спрашивает Алексей, прищурив свои бледно-голубые глаза на меня.

Я мгновение колеблюсь. Это ключевой вопрос в наши дни. Но если не я, то кто? Мой отец не будет встречаться с братвой в ближайшее время, и Данте тоже.

— Я говорю от имени Галло, — говорю я. — Не Гриффины. Но я верю, что они сказали бы то же самое. Мир выгоден всем нам.

— Интересно, приносит ли это пользу всем нам в равной степени? — Спрашивает Алексей своим низким голосом.

— Давай, отец, — говорит Адриан. — Себастьян здесь не для бизнеса. Он здесь, чтобы получить то, за что заплатил.

Тон Адриана легкий. Тем не менее, я также хочу прояснить этот момент.

— Я поставил на свидание с Еленой, — говорю я. — Только свидание. Я намерен относиться к ней с уважением.

— Конечно, — говорит Алексей. — Я знаю честь итальянцев.

Я не могу сказать, саркастичен он или нет.

Я чувствую напряжение и неловкость, как будто мне приходится отслеживать каждое движение Алексея. Это напоминает мне охрану соперника на корте, ты должен быть его тенью, двигаться и смещаться в тандеме с ним, подстерегая момент, когда они попытаются обманом заставить тебя споткнуться в неправильном направлении, или когда они будут гнать изо всех сил, чтобы протолкнуться мимо тебя.

Я не знаю точно, что задумал Алексей. Но я чувствую, что мы противники.

— Родион! — Алексей резко зовет солдата, который открыл мне дверь. — Позови Елену.

Елена спускается по лестнице так быстро, что я думаю, она, должно быть, ждала наверху. Она одета в шорты с высокой талией и симпатичный топ в цветочек, завязывающийся спереди. Я хочу сделать ей комплимент, но чувствую себя неловко, когда рядом стоят ее отец и брат.

— Пойдем, — говорит она, даже не глядя на меня.

— Приятно познакомиться, — снова говорю я Адриану и Алексею, на этот раз по-английски.

Елена провожает меня до моей машины. Кажется, она удивлена, увидев, что я езжу на потрепанном F150.

— Что это? — спрашивает она.

— Грузовик, — отвечаю я, открывая для нее дверь. Мой грузовик поднят, поэтому я подаю ей руку, чтобы помочь забраться внутрь, хотя для Елены это не так необходимо, как для более миниатюрных девушек.

— Я думала, мафиози ездят на BMW и кадиллаках, — говорит она.

— Я не очень хорошо влезаю в седан, — говорю я, обходя машину со стороны водителя. — И, честно говоря, ты бы тоже.

Уголки ее полных губ чуть приподнимаются.

— Этот грузовик выглядит старым, — говорит она.

— Он старый.

— Тебе не нравится привлекать внимание?

— Смотря для чего.

Она приподнимает бровь, ожидая, что я продолжу.

Я завожу двигатель, говоря:

— Например... я бы не возражал, чтобы каждый мужчина, которого я встречаю, пялился на девушку, идущую под руку со мной.

Ее улыбка чуть шире, показывая ямочку на правой стороне губ.

— Ты бы не ревновал? Большинство мужчин ненавидят, когда кто-то смотрит на их женщину.

— С такой великолепной девушкой, как ты, я вряд ли мог их винить.

Елена разглядывает меня, поджав губы.

— Ты очень свободен в комплиментах.

— Комплименты от природы бесплатны.

— Русский мужчина указал бы на мои недостатки, чтобы я была скромной.

— Я не уверен, как ему это удалось бы.

— Заставляешь меня смириться?

— Нет, — говорю я. — Не нахожу в тебе изъян.

Теперь Елена усмехается и качает головой.

— Я не доверяю твоей лести.

Я пожимаю плечами.

— Я просто честен. Это то, что мне понравилось в тебе, как только мы встретились. Ты сказала то, что думала. Никакого дерьма.

Тень падает на ее глаза, превращая их из фиолетовых в темно-синие.

— Если бы только это было правдой, — говорит она.

Я думаю, она говорит о своем отце, который оставляет нас по мере того, как мы едем, но недостаточно быстро.

— Я думаю, в этом доме ты не всегда можешь говорить то, что думаешь, — говорю я.

— Нет, если ты хочешь сохранить все свои пальцы, — говорит Елена.

Я бросаю на нее взгляд, задаваясь вопросом, шутит ли она. Он бы на самом деле не причинил ей вреда, не так ли? Она его единственная дочь…

— А как насчет твоего брата? — я спрашиваю.

Напряжение исчезает с ее лица, когда мы переключаемся на эту тему. Елена впервые улыбается по-настоящему, показывая прекрасные белые зубы между этими мягкими губами.

— Адриан — мой лучший друг, — просто говорит она. — Мы близнецы.

Я не знаю других близнецов. В моей голове возникает дюжина вопросов, большинство из которых глупые, и которые Елене, вероятно, задавали уже сотню раз.

Я довольствуюсь вопросом: — Отличается ли это от обычных братьев и сестер? Я знаю, все так думают, но я предполагаю, что на самом деле вы не можете читать мысли друг друга...

Елена тихо смеется.

— Ну, я не знаю наверняка, потому что у меня нет других братьев и сестер. Но да, я думаю, что это другое. Мы понимаем друг друга. Я знаю, о чем он думает или чувствует. Не потому, что я могу читать его мысли, только потому, что он мне так близок.

Я могу это понять. Я чертовски хорошо знаю Данте, Неро и Аиду. Но моя связь разделена между четырьмя. Елена сосредоточена на одном человеке.

— А как насчет твоей матери? — я спрашиваю.

— Она мертва, — говорит Елена тоном, запрещающим дальнейшие расспросы.

— У меня тоже.

— Она умерла? — она поворачивается ко мне лицом, ее голос смягчается.

— Да. Когда мне было восемь. Она была пианисткой. Ты играешь на пианино, не так ли?

Я вспоминаю биографию Елены с аукциона свиданий.

— Да, — тихо говорит Елена, переплетая руки на коленях. У нее длинные, тонкие пальцы красивой формы. Меня не удивляет, что она музыкант. — Я уверена, что я не так хороша, как была твоя мать. Я никогда не играла профессионально.

— Ты хотела бы?

Она поджимает губы, все еще глядя на свои руки.

— Может быть, — говорит она.

— Я бы хотел послушать, как ты играешь.

Она сжимает руки в кулаки и качает головой.

— Я давно не практиковалась, — говорит она.

Я везу нас на Гранд-авеню, где уличная ярмарка в самом разгаре. Это летний фестиваль еды, который проводится каждый год в первую неделю июня. Задолго до того, как мы прибываем, мы чувствуем дразнящие ароматы шипящего мяса и свежеиспеченной выпечки, а также слышим какофонию музыки, смеха и скороговорки уличных артистов.

Елена оживляется при виде всего этого колорита и суеты.

— Сегодня праздник? — спрашивает она.

— Нет, — говорю я. — Летом здесь проходят всевозможные уличные ярмарки. Этот мой любимый.

Мне приходится парковать машину в нескольких кварталах, поскольку улица перегорожена. Елена, похоже, не возражает против прогулки, она спешит вперед, стремясь погрузиться в толпу людей.

Уличные музыканты выступают по обе стороны улицы: фокусы, акробатика, глотание шпаги и фарсовые комедийные шоу. Елена, кажется, особенно заинтригована двумя девушками, которые изгибаются и балансируют в замысловатых позах, уложенные друг на друга.