70. Дэйзи Кэллоуэй

— Боже мой, как холодно, — жалуется Лили, крепче обнимая одну из белых шубок Роуз. Вместе с шапочкой Вампы она похожа на маленькое пушистое существо. Которое очень хочется обнять. Именно поэтому я обвиваю рукой за плечи, будучи выше своей старшей сестры.

Мы дышим паром, стоя в 60 сантиметрах снега, который выпал вчера. Мы прячемся за елью на лужайке перед домом. Или, как Лили любит называть её: громадной Рождественской ёлкой.

— Я согласна, — говорит Роуз, настолько замерзшая, что её кости застыли в жёсткой позе.

— Я предлагала тебе свои спортивные штаны, — напоминаю я ей.

Она в чёрных колготках и макси-платье, которое впитывает снег. Её сапожки полностью утонули в белом снегу. Мой наряд не лучше. Я поскользнулась на обуви у двери, торопясь побыстрее вытащить сестёр на улицу.

Это были шлепанцы.

Скажем так, прохлада определенно пробирается внутрь, и мои онемевшие пальцы на ногах кричат о тёплой ванне.

Роуз смотрит на меня после моего комментария, и мне кажется, что она приложила бы ладонь к моему лицу, типа даже не начинай. Но ей слишком холодно, чтобы протянуть руки дальше своих боков.

— Обещаю, это будет стоить боли, — говорю я с широкой улыбкой.

Я протягиваю руку и игриво пожимаю обе их руки. Мне нравится, что я теперь могу проводить больше времени с ними, и Лили разделяет мою улыбку, будто она заразительна.

Роуз закатывает глаза. Но я клянусь, уголок её губ приподнимается. Она достает свой мобильный, и Лили тянется ко мне, чтобы забрать его, но она слишком далеко. Роуз легко прижимает телефон к груди.

— Это тайная миссия, Роуз, — шепчет Лили.

Я выхватываю телефон из рук Роуз и передаю его Лили, которая начинает проверять её сообщения.

Роуз кладет руку на бедро.

— Почему ты шепчешься? — огрызается она. — Здесь нет никого, кроме нас.

Лили смотрит на экран. Я наклоняюсь через её плечо и вижу серию сообщений между ней и Коннором.

— Ты не могла оставить его сообщения непрочитанными хотя бы на часок? — спрашивает она.

— Он меня раздражал, — отвечает она. — Мой голос должен был быть услышан.

Мой собственный телефон жужжит в джинсах, и я быстро проверяю его.

Мама: Ты придешь на обед в воскресенье?

У меня в животе образуется яма. Я пишу ответ: Да, но Райк будет со мной.

Я жду пару секунд, так как обычно она отвечает быстро, но мой телефон молчит. Каждый раз, когда я заезжаю домой, она отказывается признавать Райка. Думаю, ей отчасти стыдно за то, что она сделала с копами, и она слишком горда, чтобы признать свою вину.

Поэтому она всё равно стоит на своём.

Но я не могу притворяться с ней. Я не могу быть дружелюбной, когда она грубит. И я много раз говорила ей, что если она не извинится перед Райком, то я не буду рядом с ней дружелюбной, веселой дочерью. Я буду немного холоднее.

Я готова встретить маму на полпути. Папа сказал мне, что она слишком сильно меня любит, чтобы так долго упрямиться. Нужно просто дать ей время. Я надеюсь, что он прав.

— Шшшш, — шепчет Лили, её глаза выпучиваются. Когда наступает тишина, я слышу звук Эскалейда Роуз, въезжающей на подъездную дорожку.

— Один... — шепчу я, слушая, как открываются двери нескольких машин.

Резкий голос Ло разносится по двору.

— Господи, нам нужно снова позвать кого-нибудь, чтобы расчистить подъездную дорожку.

— Два, — считаю я, обращаясь к сёстрам.

— Я могу сделать это позже, — говорит ему Райк.

Я широко улыбаюсь.

— Три.

Мы выбегаем из своих укрытий, вернее, я бегу на замерзших ногах, а они идут. В их руках в перчатках снежки (мои без перчаток).

Я фокусируюсь на парне в кожаной куртке, который несет ящик Fizz Life и упаковку гоголь-моголя. И я бросаю ему снежок прямо в грудь, снег разваливается и пропитывает его серую майку.

Я ухмыляюсь. И его глаза темнеют при виде меня, а брови поднимаются.

— Серьёзно, Кэллоуэй?

— Серьёзно, серьёзно, — говорю я, уже набирая побольше снега для второй атаки.

Лили вскрикивает, и я оглядываюсь, понимая, что волосы Ло мокрые, и он начал гоняться за ней по заснеженному двору. Она бросает свои заготовленные снежки и убегает с глупой улыбкой, держа руки на голове, как будто её шапочка Вампы может слететь.

— Отличный бросок, Лили! — зову я.

Она показывает мне большой палец вверх.

А потом холод обдает мою голую кожу. Прямо в лицо. Я мгновенно прихожу в себя. Я улыбаюсь и смотрю на Райка, который бросил газировку и гоголь-моголь. Он наклоняется, чтобы слепить второй снежок.

Игра началась.

Я уклоняюсь от его следующего броска и попадаю ещё одним в его плечо. Я пытаюсь сделать шаг к нему, но мой шлепанец застревает под снегом. Я вытягиваю руки для равновесия, но мой вес опрокидывает меня назад, и я падаю, белый снег подхватывает меня, как ледяная подушка. Мои волосы и кофта с длинными рукавами промокли насквозь.

Парень ростом метр восемьдесят три внезапно нависает надо мной, заслоняя собой клочок солнца, не заслоненный облаками. Его темные глаза пылают чувством защиты и вожделением. Он вытаскивает мои лодыжки из снега и осматривает мою обувь. Его лицо становится серьёзным.

— Ты, блять, сумасшедшая.

Он снимает мои шлепанцы и потирает одну из моих покрасневших ног.

Я откидываю голову назад и почти стону.

— Так приятно.

И тут его взгляд останавливается на моей груди.

Я опускаю взгляд. Мои соски совсем твёрдые, а тонкая белая кофта просвечивает. Слова, написанные чуть ниже, гласят: Занята.

Он снимает с себя кожаную куртку, его пристальный взгляд по-прежнему прикован к моей груди, которая вздымается и опадает ещё сильнее, чем раньше.

— Разве ты не слышал? — спрашиваю я, наблюдая, как он смотрит на меня. — Я занята.

— Слышал, — говорит Райк, поднимая меня и накидывая куртку на мои плечи. Его глаза встречаются с моими. — Я также слышал, что он единственный, кто может поспевать за тобой.

А потом он берет меня на руки, и дыхание вырывается из моих легких.

Обхватив руками мою спину и ноги, он несет меня к подъездной дорожке. Я понимаю, что мы на улице, одни, а две другие пары скрылись в теплом помещении. Я даже не думаю, что Роуз участвовала в этом, но, по крайней мере, она выдержала холод с нами за компанию.

Я поднимаю руку и провожу пальцами по волосам на его шее. И его твердые мышцы напрягаются, его глаза снова опускаются вниз по моему телу. Затем он целует меня, его язык легко скользит против моего, нагревая каждый сантиметр моей кожи. 

Я в его объятиях.

Больше не просто сестра девушки его брата.

Или сестра подруги.

Даже не просто друг.

Я — его.

И пока он несет меня в дом, а поцелуй становится всё более и более жарким и пылким, я понимаю кое-что в глубине своего сердца.

Мы свободны.

Неважно, что общественность нас ненавидит. Неважно, что моя мама никогда не примет его. Мы сделали всё, что могли на данный момент.

Я улыбаюсь во время следующего поцелуя, моя рука забирается в его густые волосы.

— Я не могу сократить их число до десяти, — говорит Роуз Коннору, прерывая наш момент. Мы оба отстраняемся друг от друга и поворачиваем головы.

Роуз положила ноги на кремовый замшевый диван, а Коннор передает ей кружку кофе. Его рука лежит на её бедрах, прижимая её к своему телу.

— А нужно, если только ты не хочешь иметь пятьдесят детей, дорогая, — говорит он ей.

Роуз смотрит на Лили и Ло, последний из которых наблюдает за мной в объятиях Райка. Хотя Ло всё ещё привыкает видеть нас такими, он не ругается и не делает замечаний Райку. Он просто позволяет нам быть вместе. 

— Сколько имен ты уже выбрала? — Роуз спрашивает Лили. — Коннор считает нелепым, что у меня есть варианты.

Должно быть, это было темой их войны в переписке.

Коннор говорит: — У тебя может быть один или два варианта, всё остальное становится лишним.

— Почему я замужем за тобой? — отвечает она.

Он отвечает по-французски, и я совершенно уверена, что он говорит: Потому что ты меня любишь. А я люблю тебя.

Райк, видимо, сыт ими по горло, потому что начинает нести меня к лестнице. Но я вижу выражение лица моей сестры, что-то чистое, волшебное и прекрасное.

Определенно любовь.

— У нас есть только два имени, одно для мальчика, и другое для девочки, — говорит Лили Роуз.

Уголки её губ опускаются, а Коннор бросает на неё взгляд, типа Я же тебе говорил.

Они все начинают обсуждать это, Ло как всегда препираться с Роуз.

Я беспокоилась, что они все изменятся, с тех пор, как узнают, что них скоро должны появиться дети, что они забудут о своём молодом возрасте ради мини-вэнов и всех тех временных затрат, которые, кажется, приходят с детьми. Возможно, со временем так всё и будет, но пока я наслаждаюсь импровизированными боями в снежки, вечерами настольных игр и ужинами, которые мы готовим вместе. Мы живем в этом доме, как в студенческом городке, экономя на аренде, но мы также живем как сёстры.

Это каждый день напоминает мне, что мне всего восемнадцать. Им всего двадцать три и двадцать пять.

У нас есть годы, чтобы вырасти и разойтись каждая своей дорогой.

Это время ещё не пришло.

На полпути вверх по лестнице Райк ставит меня на ноги, его глаза оглядывают меня с головы до ног с сильным желанием. Я тоже хочу его. Я иду назад, а он следует за мной.

— Знаешь, что сделает меня ближе к моим сестрам? — шучу я. А потом я потираю живот.

Его глаза темнеют.

— Помнишь ту стойку на руках, которую ты делала сегодня утром?

— Да.

— А то колесо?

— Ага.

— А как ты пыталась сделать долбанное сальто с батута?

Я улыбаюсь свежим воспоминаниям.

— Это было очень весело.

Снег летел мне в лицо с каждым прыжком. Я делаю ещё пару шагов назад, поднимаясь по лестнице. Он подходит ко мне.

— Представь, что ты не можешь делать всё это в течение девяти, блять, месяцев, Кэллоуэй.

Я останавливаюсь на одной из ступенек, моя улыбка исчезает. Звучит... невесело.

Он подходит ко мне и берет меня за затылок, его губы касаются моего уха: — Никаких ограничений. Двести сорок километров в час. Ты и я, милая.

Моя улыбка возвращается. Это звучит гораздо лучше.