ГЛАВА 28

Тихий писк аппаратов был единственным звуком в комнате, когда мы с Данте легли вместе. Алессандро заснул в кресле в углу комнаты, выглядя не очень уютно, но слишком измученный, чтобы бодрствовать.

Я держала Данте на руках и смотрела, как он спит. Я попыталась заснуть и успешно проспала несколько часов, но продолжала просыпаться. Мои мысли были сосредоточены на одном: на моем сыне. Все мои мысли, даже во сне, были сосредоточены вокруг него.

Был ли он счастлив? Что он делает? Дышит ли он? Видит ли плохой сон?

Да, думала я, потирая его маленький носик. В ближайшее время заснуть не удастся.

Данте медленно моргнул, его маленькое личико сморщилось.

— О, мама тебя разбудила? — прошептала я в темноте. — Прости. Спи, дорогой.

Он не заснул, а продолжал просыпаться. Он начал ворочаться в своем коконе, выглядя недовольным.

— Ты раздражительный, как твой папа, — подумала я, немного ослабляя пеленку. Он не переставал крутиться. — В чем дело? Почему ты извиваешься?

Потом я почувствовала запах.

Я прикрыла нос: — Данте, — я ахнула. — Это исходит от тебя? Этот запах от моего ангела?

Данте успокоился.

— О, хорошо, — я понюхала его, и тут же пожалела об этом. — Это... это отвратительно. Ну... мама уже сменила сегодня подгузник. Давай разбудим папу.

Я подняла подушку и бросила ее в Алессандро, стараясь не потревожить Данте. Алессандро зашевелился, как только подушка попала в него, его глаза тут же переместились на меня.

— Не передашь мне подушку? — невинно спросила я.

Он поднялся со своего места, разминая суставы: — Ты в порядке? Почему ты не спишь?

— Мы с Данте говорили о тебе. И знаешь, что он мне сказал? Что он хочет, чтобы ты поменял ему подгузник.

Алессандро фыркнул: — Неужели... Господи, как же он воняет. — он закрыл нос рукой, лицо скривилось.

— Не говори так о нашем ребенке, — он бросил на меня взгляд. — Но ты прав. Данте… наш сын частично вонючий клоп, — я потрогала его живот, и он радостно заерзал. — Точно. Я говорю о тебе!

Алессандро подхватил его и положил на сгиб руки. Я наблюдала, как он переодевает Данте, который был недоволен и все время плакал.

— Почему его какашки такие странные? — поинтересовался мой муж, с ужасом разглядывая подгузник.

— У новорожденных желтые и черные какашки. Их не должно быть много.

— Не должно быть. — Алессандро переодел его, затем завернул обратно. Данте, казалось, успокоился с сухим подгузником, его маленькие веки затрепетали. — А, теперь спи, мой мальчик. Тебя накормили, ты покакал, а теперь пора спать.

Алессандро принес его ко мне и передал мне на руки. Я крепко обняла его, прижав к груди.

— Я осмотрела других детей в детской, и у нас самый красивый. — сказала я ему.

Он вздохнул, хотя в его голосе слышалось веселье.

— Я посижу с ним, если ты хочешь спать, — заверил он меня.

Я посмотрела на него: — Правда? Я не хочу, чтобы за ним присматривал какой-то незнакомец.

— Акушерки не являются неквалифицированными незнакомцами, но я понимаю о чем ты. — Алессандро взял его назад, обхватив обеими руками. — Мы будем прямо здесь. Мы не выйдем из комнаты.

Я смотрела, как Алессандро садится рядом с ним, чувствуя себя неуверенно. Но я была измотана... В конце концов, я легла в кровать, прижавшись к подушкам. Я наблюдала за своими двумя мальчиками, слушая, как Алессандро шепчет ему всякие глупости.

Я улыбнулась и заснула быстро и без всякого промедления.

На следующий день приехали Роккетти.

Все они приехали с подарками и радостными улыбками. Как только они заметили меня, я была покрыта поцелуями и итальянскими похвалами. Энрико подарил мне огромного плюшевого медведя с надписью «ЭТО МАЛЬЧИК!». Все остальные ограничились красивыми букетами.

Дон Пьеро первым взял Данте на руки, с ухмылкой глядя на него: — Сильный мальчик. Хорошая работа, София.

— Спасибо, — сказала я, довольная.

Алессандро внимательно наблюдал за своим дедушкой, пока тот возился с ребенком.

Все остальные Роккетти тоже смогли подержать Данте. Сантино и Энрико были в восторге, в то время как Карлос — старший только вежливо поздравил меня. Когда Данте начал суетиться, его снова передали мне на руки.

— Он хочет к маме, — сказал Карлос — младший, сняв с себя всю ответственность за плачущего ребенка.

— Когда вы, ребята, выписываетесь? — спросил Дон Пьеро.

— Через минуту, — сказал Алессандро. — Они просто распечатают его сертификат, чтобы сказать, что он прошел какой-то тест?

— Тест на автокресло, — добавила я. (прим. перед выпиской, ребёнок должен сдать car seat test, т.е. Тест в авто люльке. Ребёнка помещают в авто люльку на полтора часа и наблюдают за его дыханием и сердцебиением с помощью оборудования. Если показатели в норме, то тест считается пройденным, если нет, тест повторяют через день-два).

Все они кивнули, выглядя озадаченными. Я не стала уточнять.

После нескольких непристойных замечаний в сторону Алессандро по поводу ожидания шести недель, мужчины начали упаковывать подарки и наши вещи. Они работали вместе в молчаливом тандеме, складывая вещи, как пазл.

Было жаль, что в семье такой большой разлад. Они могли скрыть это от Наряда, создать идеальный фасад, но это была не та группа людей, которые чувствовали бы какую-то преданность друг другу вне кровного долга.

— Почему бы тебе не пойти и не подогнать машину? — спросила я Алессандро, с трудом поднимаясь с кровати.

Он кивнул, его глаза блуждали по мне в поисках какого-либо дискомфорта. Ранее ему пришлось помочь мне принять душ — неловкое, забавное и утомительное приключение.

— Поехали, — сказал он своей семье. — Мы упакуем машину.

— Ты установил автокресло? — спросил Тото.

— Конечно, папа, — сказал Алессандро, раздражаясь.

— Ты сделал это правильно?

Алессандро бросил на отца предостерегающий взгляд, и оба препирались, пока уходили. Остальные последовали за ними, все несли подарки под мышкой. Дон Пьеро остался позади, глядя на Данте.

— Все в порядке? — спросила я, бросив быстрый взгляд на коридор за дверью. Я заметила Беппе и Оскуро, охранявших его, их темные фигуры молчаливо угрожали всем, кто проходил мимо.

— Все в порядке, — сказал Дон Пьеро, одарив меня теплой дедушкиной улыбкой. — Я никогда не думал, что доживу до правнука. Я очень рад.

— Я рада, — я отвернулась, пытаясь скрыть тот факт, что я знаю, что он планирует сделать со своим правнуком. Я крепче сжала Данте в объятиях, надевая ползунки.

Дон Пьеро скрестил руки на груди: — Я удивлен этим именем.

— Потому что у Данты такая дурная репутация? — поинтересовалась я.

— Именно.

Я погладила лоб сына: — Может быть, новое поколение Роккетти сможет стать лучше, чем предыдущее.

— Я надеялся на это в течение многих десятилетий.

— И были разочарованы? — пошутила я, накидывая на себя халат, — очень медленно. Мне приходилось делать это одной рукой, чтобы не уронить сына. — Беспокойтесь о своих собственных детях, Пьерджорддио, а я буду беспокоиться о своих.

Его глаза сверкнули: — Я беспокоюсь о каждом Роккетти, включая тебя.

— Я? У меня самый здравый рассудок из всех. — Не совсем верно.

Дон Пьеро только улыбнулся и задумчиво посмотрел в окно. Его темные глаза видели то, чего не видела я: — Война приближается, София.

Я выпрямилась, крепче прижав к себе сына: — Вы уверены?

— Я чувствую это в воздухе. Беспокойство начинает расти, нападения, смена власти. Мир будет выглядеть иначе в следующем году и в следующем.

— Что вы собираетесь предпринять? — спросила я, пытаясь скрыть свою нервозность. Война? Мое сердце болело за сына. Как я смогу защитить его?

Дон Пьеро не предложил никакого совета: — Я пережил много войн, но не уверен, что переживу эту. Мафия, Братва, Коста Ностра, Триада, Якудза, Корсиканский Союз и Картели — да что там, даже правительство готовится. Все готовятся, становятся сильнее.

— Итак, что вы предлагаете нам делать? — спросила я. — Раз уж вы решили, что не увидите следующей войны. Планируете длительную пенсию на Гавайях?

Он улыбнулся, но в его тоне не было юмора: — Приготовься, София. Ты — королева Наряда Чикаго, и тебе и твоим близким предстоит сыграть очень важную роль.

Я выпрямилась. Я положила Данте в его маленькую кроватку и встала перед ним, защищая его.

— Вы только и делали, что манипулировали и лгали мне с момента нашей встречи. Зачем мне продолжать работу этой организации в ваше отсутствие? Зачем мне его защищать? — Я спросила, мой тон не был ни обвинительным, ни добрым. Мне действительно было любопытно.

— Ты создала дом в Наряде. Я видел это, возможно, иногда недооценивал тебя, но я наблюдал. Я видел, как ты создала себе дом, блестящую репутацию. Я видел, как политики влюбляются в тебя, а вскоре после этого последовал и Чикаго. — он перевел на меня свои темные глаза, его взгляд был напряженным. — Я видел, как мой дикий внук проявлял себя все резче и умнее, превращался в лидера, в короля. Благодаря тебе.

Гордость заставила меня поднять голову выше: — Не льстите мне, Пьерджорддио. Я испытываю к вам уважение, иногда даже любовь, но мы не союзники и не друзья.

— Разве наши отношения не взаимовыгодны? Разве мы не манипулируем друг другом? Друзья — нет. Это делает нас семьей.

— Я полагаю, словарь считает иначе.

Дон Пьеро подошел к окну, положив руки на подоконник. Он сделал глубокий вдох, прислонившись к стеклу.

— Я создал эту организацию из ничего. Я работал каждую минуту, каждый час своей жизни, чтобы попытаться принести славу этой семье. Я резал и проливал кровь десятилетиями, — он повернулся ко мне. — Не подведи эту семью, София. Не позволяй слабому правителю захватить власть.

Я взглянула на своего сына, мирно спящего, а затем снова на Дона Пьеро. Он все еще смотрел на меня, словно пытаясь определить, насколько хорошей королевой я буду для его Наряда.

— Пройдут годы, пока мы с Алессандро будем готовы править, — я сказала ему, честно. — Мы не готовы сейчас. Я еще не готова. Еще есть политики, которых нужно подкупить, организации, которые нужно уничтожить. Нужно вырастить новорожденного. А с Эриксоном в качестве нового мэра и ФБР, пытающимся нас уничтожить? Сейчас не время говорить о новом руководстве.