- На чем ехали?

- На автобусе.

- Одна?

- Да.

- А может, с Вадимом Григоруком?

Суханова резко повернулась на стуле. Спросила с вызовом:

- А какое это имеет значение?

- Имеет. И большое. - Козюренко постучал пальцем по столу. Следовательно, вы утверждаете, что были с Прусем одни?

- Нет... Собственно, да... - Полина зябко съежилась. - Меня возил Вадим Григорук.

- Он заходил в дом?

- Ждал меня внизу.

- Когда вы ушли от Пруся?

- Точно не помню. Кажется, в половине одиннадцатого.

- Для чего брали с собой Григорука?

- Я люблю его! - Это признание будто придало Полине сил. - Я люблю его, поэтому и ездила. Я хотела уговорить Пруся, чтобы он не преследовал нас. Однажды он вынудил меня написать расписку на пятнадцать тысяч рублей. Дом стоит больше, и я согласилась. Тогда у меня не было Вадима... Кто знал, что так случится?

- Что случится? - быстро спросил Козюренко.

- Что вы арестуете Пруся. Он говорил, что уже в этом году оставит работу и женится на мне. А потом я встретила Вадима. Василь Корнеевич просил меня оставить Вадима, потом начал угрожать.

- Так вы не знали о тайнике в подвале вашего дома? - Этот вопрос Козюренко поставил совсем формально: Суханова, конечно, так тщательно не хранила бы собственную расписку на пятнадцать тысяч.

- Разумеется, не знала.

- И вы поддались на уговоры Пруся и решили не разлучаться с ним?

- Он же сказал, что вскоре будет иметь много денег - хватит на всю жизнь. И тогда он женится на мне. Я люблю Вадима. А он живет в общежитии.

- Следовательно, если бы Прусь подарим вам дом на Тополиной, вы бы вышли замуж за Григорука?

- Мы даже хотели выплачивать Прусю мой долг.

Козюренко улыбнулся.

- Лет пятнадцать?.. Не так глуп Прусь!

- Я тоже могла доставить ему неприятности! - зло бросила Суханова.

- Значит, Прусь понимал это и потому не пошел на конфликт?

- Он любит меня, - возразила Суханова.

- Любил?

Суханова выдержала пристальный взгляд Козюренко.

- Думаю, и будет любить! - ответила уверенно. - Но теперь, когда все выяснено, почему меня держат здесь? Не обвиняют же меня в том, что я сознательно прятала в своем доме чужие деньги? - она сделала ударение на слове "своем", и Козюренко снова невольно улыбнулся.

- Построенном на чужие деньги, - уточнил он.

- Ну что вы! Иногда я просто занимала у Пруся. В конце концов, я верну долг.

- Кому?

- Прусю.

- Девятнадцатого мая утром, - сказал Козюренко ровным голосом, Пруся нашли с раздробленным черепом в кухне его дома в Желехове. Последними были у него вы и Григорук. На вас, гражданка Суханова, падает подозрение в убийстве. Мы устроим вам очную ставку с Григоруком. Хочу еще раз напомнить: чистосердечное раскаяние смягчит вашу вину.

Суханова сидела, обхватив голову руками, и полными ужаса глазами смотрела на Козюренко. Внезапно слезы потекли по ее щекам, оставляя две мокрые полоски.

- Мы не убивали... - еле слышно прошептала она. - Нет, не убивали! Руки ее упали на колени, и она всхлипнула.

Но Козюренко невозможно было тронуть слезами. Он видел и лучше разыгранные сцены, привык верить только фактам и логике фактов, а слезы, истерики давно уже не действовали на него. Правда, было одно обстоятельство, противоречащее логике: добровольное признание Сухановой в том, что она полюбила Григорука и поэтому ездила к Прусю. Эта сметливая и практичная женщина не могла не понимать, что ее признание против них, если бы они с Григоруком действительно убили Пруся. Но, может, была уверена, что они не оставили следов, и поэтому не успела придумать лучшую версию.

- Вы когда-нибудь спускались в подвал Прусевого дома? - спросил Козюренко. - Не находили там тайник с картиной?

- Какая картина? - перестала всхлипывать Суханова. - Я ни в чем не виновата, и вы скоро убедитесь в этом!

Козюренко вызвал конвоира.

- Советую вам, Суханова, хорошо подумать, - должны понимать: мы все равно узнаем правду.

Допрос любовника Сухановой ничего не прояснил.

Григорук сразу же признался, что сопровождал Полину в Желехов. Суханова хотела упросить своего бывшего поклонника, чтобы тот не преследовал их. Вышла из дома Пруся в отчаянии, и они поссорились. Насколько понял Козюренко, у Григорука были только меркантильные интересы: хотел стать хозяином особняка на Тополиной. Он показал, что в ответ на его вопрос, договорилась ли Полина с Прусем, Суханова устроила истерику и, вместо того чтобы сесть в такси, которое ждало поблизости от усадьбы Пруся, направилась на автобусную станцию. Григорук догнал ее и отвез домой на Тополиную.

Все сходилось, кроме одной детали: Суханова утверждала, что вернулась домой автобусом...

Роман Панасович только что прилег на диванчик, положив под бок подушку, когда на столе снова зазвенел телефон.

- Как дела, Роман? - загудел в трубке голос начальника управления.

- Как тебе сказать... - почесал затылок Козюренко. - Двигаются понемножку.

- Ага, - засмеялся тот. - Понимаю, тупик. Вот что, брось все, и едем обедать. Ты не забыл, что обещал Нине? А сам уже два дня носа не показываешь.

Козюренко вспомнил, какими варениками угощала их Нина Павловна, и внезапно ощутил такой голод, что проглотил слюну и признался:

- Знаешь, дружище, я и правда ужасно хочу есть...

Они съели ароматный рассольник, и Нина Павловна поставила на стол тарелки с жарким. Роман Панасович засмотрелся на картошку, от которой шел пар, и не мог сообразить, какие ассоциации она вызывает у него. Наконец вспомнил и рассказал, как они с сестрой когда-то продавали подушки.

Было это давно. Он тогда был восьмилетним мальчиком. Они недавно приехали в Киев из села, где мать учительствовала, и еще как следует не устроились. Мать захворала, лежала с высокой температурой и послала Романа с Надийкой на толкучку. Перед этим долго советовались, что продать. Лишних вещей не было - вот и решили сбыть подушки: ведь под голову всегда можно что-нибудь подложить. Надийка и Ромко взяли две большие, в красных наперниках подушки и бодро двинулись на базар. Но настроение у них сразу испортилось, когда они увидели огромное скопище людей. Это была подлинная стихия. Человеческая толпа бушевала как море, а над ней стоял неимоверный шум. Здесь господствовали свои неписаные базарные законы. С краю имели свои постоянные места "раскладники". Они продавали всякий хлам: проволоку разного диаметра, букинистическую литературу, старорежимные замки с секретами, медные краны, старые туфли и "крик моды" - вышитые гладью коврики с гномами и лебедями.