Глава 13 На виду у всех
«Научись прятаться у всех на виду», — посоветовал мистер Кершоу. Забавно, но именно так я себя чувствую, когда еду по улицам Нового Орлеана, скрытая и полностью раскрытая одновременно. Каждый стоп-сигнал посылает волну паники по моему телу. Я медленно оглядываюсь на другие машины.
«Смотрят ли люди в мою сторону? Узнает ли кто меня?»
Я украдкой смотрю на свое отражение в зеркале заднего вида. Мои безжизненные глаза скрыты под фиолетовой плотью.
«Я не узнаю сама себя, так как может кто-то другой прийти к выводу, что это я?»
Раньше я верила, что обречена только на хорошее, но теперь мое достоинство в синяках, как и мое опухшее лицо.
Выехав на шоссе Интерстейт Сорок девять в направлении Шривпорта, я делаю дыхательную гимнастику, концентрируясь на карте, чтобы усмирить свое колотящееся сердце.
«Сколько километров я смогу преодолеть, прежде чем Мэтти сообщит Нэйту о моем исчезновении?»
«Как долго копы будут допрашивать его, прежде чем он отправится на поиски?»
«Сколько времени пройдет, прежде чем они обнаружат кровь? Все эти гребаные кровавые улики».
Если хоть один аспект моего плана провалится, он может начать искать меня прямо сейчас. Моя тревога нарастает, пока я не чувствую, что словно утопаю в смоле. Паника — это хорошо знакомое мне эмоциональное состояние, но это тот сильнейший приступ паники, когда я открываю рот, но из него не выходит ни звука, только приглушенные крики. Тот вид паники, когда мои мышцы напрягаются без предупреждения, затрудняя даже простые движения. Это тревожное чувство, когда каждое шевеление в поле моего зрения преследует меня — это абсолютная паранойя. Страх неизвестности. Страх разоблачения. Боязнь того, что я не могу предугадать, когда он обнаружит меня — а он обязательно меня обнаружит.
По мере приближения к Шривпорту я принимаю решение окончательно убраться из Луизианы и повернуть на запад по шоссе Интерстейт 20. Мой разум мечется между паникой, страхом и облегчением. Слишком много эмоций отравляют мою кровь. Мне нужно контролировать страх, который нарастает в моем сердце и сознании.
Четыре долгих года я жила в страхе — в дичайшем страхе, который у других людей мог бы вызвать паралич. Нэйт отнял у меня больше, чем можно измерить или взвесить. Он использовал мой страх как невидимые путы, как оружие против моей собственной души. Его насилие было подобием подушки, прижатой к моему лицу, которая пропускала достаточно кислорода, чтобы поддерживать жизнь, и в то же время изрядно калечила, делая меня слабой и беззащитной.
Я делаю глубокий вдох и медленно выпускаю воздух из легких.
— Мне нужно стать воительницей. Я должна стоять во весь рост с мечом наперевес, готовая нанести удар.
Слова слетают с моих губ, мягко и убедительно.
Мне больше не нужно сожалеть о том, кто я и какую жизнь выбрала. Больше никогда не буду сомневаться в том, куда ведет меня судьба. Возьму под контроль свой страх и буду при необходимости скрывать его. Только когда это будет безопасно, я разрешу ему просачиваться из меня. Я больше не буду идти по жизни, постоянно притворяясь, в то время как мое внутреннее содержимое медленно умирает. Понятия не имею, что ждет меня впереди, но знаю, что это наверняка будет лучше, чем то, что оставляю позади. Впереди есть мой путь, мне просто нужно его отыскать.
Не знаю, почему граница штата кажется мне незримым щитом, но, когда я пересекаю границу Техаса, мои легкие полностью раскрываются и глубоко вдыхают более сухой воздух.
Аппетита нет, но желудок урчит. Я протестующе бурчу из-за этого дискомфорта.
— Ладно. Ладно.
«Неужели моя жизнь стала настолько убогой, что я разговариваю со своим собственным кишечником? Видимо, да».
Я заправляюсь бензином, беру шоколадный батончик и диетическую колу — ну не абсурд ли — и снова отправляюсь в путь. Мой разум морально истощен. Я больше не хочу ни о чем думать. Включаю радио и прибавляю громкость до тех пор, пока у меня не начинают болеть уши. Нэйт никогда не слушал музыку. Ни в машине. Ни дома. Он ненавидит любую музыку, даже танцевальную, под которую мы отплясывали на вечеринках, на которые ходили. Музыка отвлекала его и мешала сосредоточиться, поэтому она была угрозой.
Я пою во всю мощь своих легких и позволяю своим мыслям улетучиться. В отличие от Нэйта, я страстно желаю отвлечься. Теперь я знаю, откуда взялась моя меломания.
«Макс Гловер — мой отец. Ну и дела».
Мой разум все еще пытается осмыслить то, что я узнала сегодня.
Я не хочу останавливаться, мне нужно продолжать увеличивать расстояние между мной и монстром, но мои опухшие глаза тяжелеют. Я моргаю, чтобы увлажнить их, но это не помогает.
Сейчас час ночи, и я подъезжаю к мотелю «Ма и Па» на окраине Лаббока, штат Техас. На стоянке стоит жуткая тишина, когда я вылезаю из машины. Единственный звук исходит от тихого жужжания фонарного столба, освещающего стоянку.
У мужчины за прилавком вьющиеся, светлые с оттенком рыжего при ярком свете, волосы. Его комбинезон с нагрудником обтягивает огромный живот. Глядя на его лицо, я бы предположила, что он довольно молод, но его старческие руки доказывают обратное.
Его глаза с беспокойством осматривают мое распухшее лицо, но быстро опускаются. В этот момент я понимаю, каково это — быть уродом.
Находящиеся там люди смотрят украдкой, опасаясь быть замеченными. Они всеми силами стараются отвести взгляд и не замечать уродства, но любопытство не дает им этого сделать. Их скрытое внимание — это худший вид разглядывания.
Я хочу закричать: «Взгляните на меня, мать вашу! Впитайте все и кончайте уже с этим!»
Но я этого не делаю.
«Не привлекай к себе внимания».
Сегодня мне нужно оставаться им признательной за то, что они не разглядывают меня. Пока что я буду счастлива быть обезображенной и радоваться тому, что они не могут рассмотреть девушку под этим буйством красок на моем лице. Когда моего мужа обвинят в убийстве, моя физиономия будет растиражирована во всех выпусках новостей. И последнее, что мне нужно, это чтобы какой-нибудь добропорядочный гражданин заявил, что я жива.
На заднем плане играет музыка кантри, не современное кантри, которое больше похоже на модернизированный рок восьмидесятых, а кантри старой школы. То самое для того, чтобы поплакаться (прим.: героиня ссылается на идиому «cry into your beer», имеющую значение «плакаться на свою судьбу»). Мужчина насвистывает и постукивает пухлыми пальцами по стойке, регистрируя меня.
Я направляюсь в свой номер с ключ-картой в руках. Вскоре понимаю, что у меня в буквальном смысле ничего с собой нет. Я ушла из своей жизни, из своего брака, не имея даже зубной щетки или чистого белья. Я не могла рискнуть взять ни одной вещи. Мне не нужно доказательств того, что я все еще жива. Никаких доказательств его невиновности.
Кровь, которую я размазала повсюду, была моим эгоистичным маневром, но я хочу, чтобы он поплатился. Не позволю, чтобы его жестокие деяния остались безнаказанными. Мое мнимое убийство может и ложь, но кровь, которую они обнаружат, была окрашена смертью моего нерожденного ребенка. В моих глазах он и есть убийца.
Одной только мысли о том, что я проснусь в грязном белье, достаточно, чтобы потащиться через дорогу к круглосуточному магазину «Товары от Фреда». Я смеюсь про себя, блуждая по проходам.
«Я миллионерша, покупающая в два часа ночи нижнее белье в магазине у Фреда. Ну что за прелесть?»
Гора покупок в моей тележке становится все выше, пока я прокладываю себе путь к выходу из магазина. Мой взгляд переключается на необычных персонажей, мимо которых я прохожу, преодолевая проходы. Это не типичные покупатели магазина у Фреда в штанах для йоги, несущие на руках сопливых малышей. Это мрачные, таинственные, даже зловещие личности. Ночные создания. Они наводят меня на мысли о парне с тату.
Я не смогу долго прятаться за своими синяками и отеками. Мне нужно создать новый образ той, кем я хочу стать. Хочу быть похожей на парня с тату. Хочу быть мрачной и загадочной. Сильной и уверенной в себе. Я хочу быть вороном, который выглядывает своей дерзкой головой из-под его рубашки.
«Решено! Меня будут звать Рэвин, и я стану одной из этих ночных существ, прячущихся в тени при дневном освещении и появляющихся только ночью, когда большинство людей спят».
От одной мысли об этом у меня дух захватывает.
Потребовалось время, чтобы стать бездушным созданием, благодаря Нэйту. Мне потребуется не меньше времени, чтобы обрести более совершенную версию себя. Я улыбаюсь даме средних лет, сканирующей мои покупки.
«Рэвин — порождение разлагающегося трупа Мэдоу Дженкинс».