— Вау, это просто потрясающе. Спасибо.
— Нет-нет, для меня большая честь, что такая творческая личность будет обитать в моей студии. Это тебе спасибо.
Я замечаю металлическую дверь в углублении в другом конце помещения.
— Это что, лифт?
Джетта прикусывает губу.
— Да.
— Ты что, бл*ть, издеваешься? Ты хоть представляешь, сколько раз за сегодня я поднималась по этим чертовым ступенькам?
Она смеется.
— Прости. Обычно я не открываю свою студию для квартирантов. Ну, ты понимаешь.
Я в недоумении качаю головой и выпиваю остатки виски.
— Лифт ведет в мою галерею. Я не знала тебя. Но теперь чувствую связь между нами. Теперь я могу доверять тебе. Сделаю для тебя ключ от черного выхода из галереи. И впредь не стесняйся пользоваться лифтом. Я прощена?
— Наверное.
Выдавливаю из себя теплую улыбку.
— Отлично. Мне пора уходить. У меня свидание. — Она подмигивает и треплет свои серебристо-платиновые волосы. — Я займусь расчисткой места для твоих картин завтра утром. Принеси мне все, что у тебя есть, после обеда. Мы договоримся о стоимости и контракте на реализацию. А пока я забираю с собой «Поглотителя мук». Она отправится в мою личную коллекцию.
Следую за ней обратно в гостиную. Она допивает виски и протягивает мне уже пустой стакан. Берет картину и внимательно рассматривает ее.
— Ты не подписала ее? Я хочу, чтобы она была подписана, Рэвин.
— Нет, я ни одну из них не подписывала, поскольку, как я уже сказала, это было лишь моей терапией.
Осознаю, как же я рада, что ни одна из них не подписана именем Мэдоу Дженкинс.
— Оставь ее здесь. Я подпишу их все сегодня вечером, чтобы они успели высохнуть.
— Замечательно.
Она осторожно опускает картину обратно.
— Шесть тысяч. Что скажешь? Навскидку?
Я чувствую, что ноги не выдерживают веса моего тела. Концентрируюсь, чтобы сохранить самообладание. Мои пейзажи продавались по несколько сотен долларов за штуку, а не по несколько тысяч.
— Шесть тысяч? — дрожит мой голос. — Конечно, тебе лучше знать, чем мне. Я никогда не продавала ничего подобного.
— Что ж, и я не понимаю, почему. Тебе следовало продавать их с самого начала.
Задумываюсь над ее замечанием. Вероятно, я могла уехать от Нэйта гораздо раньше. В Новом Орлеане, как и в Лас-Вегасе, царит мрачная атмосфера, наполненная вуду и черной магией. Картины могли быть проданы, и Нэйт не узнал бы об этом. Но вместо этого я прятала их от Нэйта. Прятала от всего мира.
— Эти картины были моей душой, — отвечаю я ей. — Нельзя продать душу.
— Ну, разумеется. Но именно это и делает тебя настоящим художником. Ты отдаешь частичку себя всему, что создаешь. Я выпишу тебе чек завтра, когда ты спустишь все вниз.
— Чек? У меня еще не было времени открыть здесь банковский счет. Если тебя не затруднит, могу я получить наличные?
— Конечно, я могу заскочить в банк. Оки-доки.
— До встречи.
Следую за ней к двери.
Когда она уходит, я стою перед окном во всю стену и смотрю на город с его оживленными тротуарами и мигающими огнями. Впервые с самого детства я наслаждаюсь своей жизнью.