24

КЕЙД

Вернуться домой и обнаружить, что наши родители вернулись на целую неделю раньше, было определенно не тем, чего я ожидал. Мне просто повезло, что я наконец заставил Леннон терпеть свое присутствие рядом, и теперь это происходит. И в довершение всего, с тех пор как она вышла из офиса своего отца, она откровенно игнорирует меня.

Мы сидим за обеденным столом, слушая, как моя мама и Кен продолжают рассказывать об их поездке и о том, как это было потрясающе. Я передвигаю еду по тарелке, но, кажется, ничего из этого не попадает мне в рот. Что-то в неловком напряжении и неизвестности того, куда мы пойдем дальше, убивает мой аппетит.

Я смотрю на Леннон и понимаю, что она делает то же самое. С ней что-то не так; я просто не знаю, что. Часть меня задается вопросом, знает ли ее отец о нас каким-то образом, но я сомневаюсь в этом — главным образом потому, что он еще не вышел из себя, а моя мама ничего подобного не говорила.

Вытянув ноги под столом, я похлопываю ее ногой по голени. Когда ее глаза наконец встречаются с моими, я смотрю на нее, молча спрашивая, в чем дело. Она бросает взгляд на своего отца, чтобы убедиться, что он не обращает внимания. Когда она понимает, что путь свободен, она оглядывается на меня и качает головой.

Чертовски здорово.

— Я не голоден, — говорю я маме. — Могу я быть свободен?

Она хмурится. — Ты не хочешь послушать о поездке?

— Хочу, но не прямо сейчас. Я не слишком хорошо себя чувствую.

Как и ожидалось, она мгновенно смягчается и кивает. — Я принесу тебе немного супа через некоторое время. У тебя должно быть что-то в желудке.

Бросив еще один взгляд на Леннон, когда я встаю из-за стола, она не поднимает головы от своей все еще полной тарелки. Чего бы ни сказал ее отец, когда мы вернулись домой, было достаточно, чтобы отправить ее бежать в горы и подальше от меня.

***

Проходят часы, а я все еще на взводе не меньше, чем за ужином. На данный момент я удивлен, что на ковре нет следов от моих хождений взад-вперед. Моя мама принесла мне суп, который я просто спустил в унитаз. По крайней мере, так она думает, что я это съел.

Я не знаю, что беспокоит меня больше — тот факт, что Леннон не хочет со мной разговаривать, или то, что мне нужно, чтобы она поговорила со мной, чтобы получить какую-либо информацию о ее отце. Все, чего я хочу прямо сейчас, зависит от нее, и я держал это в своих руках, пока не налетел гребаный ураган и не разрушил мои планы.

По крайней мере, если бы они вернулись домой на следующей неделе, я мог бы быть ближе. Может быть, тогда она не смогла бы так легко оттолкнуть меня. Но когда мы исследуем то, что происходит между нами, всего полдня? В принципе, все хорошо, что хорошо кончается.

За последние несколько недель было так много раз, что я думал о том, чтобы сдаться, но я этого не делал. Я держался, потому что мне это было нужно, и это не должно быть исключением. Я сажусь с новообретенной решимостью. Если она хочет покончить с этим, едва оно началось, прекрасно, но она собирается сказать мне это в лицо.

Я медленно открываю свою дверь и выглядываю из нее, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что все спят. Насколько я вижу, нет никаких признаков жизни. Я закрываю за собой дверь и крадусь по коридору. На полпути вверх по винтовой лестнице я уже вижу, что у Леннон все еще горит свет.

Мои костяшки пальцев легонько стучат в дверь, но я ничего не говорю. Когда она открывает ее и ее глаза встречаются с моими, они мгновенно смягчаются. К моему облегчению, она отступает назад и открывает дверь шире, чтобы впустить меня. Она проводит пальцами по волосам и разочарованно вздыхает.

— Что происходит? — Спрашиваю я, закрывая дверь.

Она выглядит так, будто вот-вот расплачется, но все еще крепко держится. — Мой папа не хочет, чтобы я была рядом с тобой.

Я отступаю. — Какого хрена я натворил?

— О, я не знаю. Может быть, за месяц устроил около пятнадцати домашних вечеринок?

Черт. — Откуда он вообще об этом знает?

— На заднем дворе есть камеры, — рассказывает она.

Я сухо смеюсь. — Ты не могла предупредить меня?

Она пожимает плечами. — Я думала, что они фальшивые. Я никогда не видела никаких реальных видеозаписей с них.

— Так что, очевидно, они должны быть фальшивыми. — Я закатываю глаза.

Она скрещивает руки на груди. — Не умничай со мной.

— Ну, чего еще ты от меня хочешь? — Пораженно спрашиваю я. — Я наконец получил тебя в свои объятия, только для того, чтобы твой отец пришел, как чертов диктатор, и запретил тебе встречаться со мной, и я должен просто смириться с этим?

По выражению ее лица я могу сказать, что она этого не хочет, но ее слова говорят об обратном. — Я не вижу другого выбора.

— Да, — возражаю я. — Тебе восемнадцать лет. К черту то, что он говорит. Сделай то, что ты хочешь, хоть раз.

— Это не так просто! — Ее голос громкий, но она говорит тихо, осторожно, чтобы никого не разбудить. — Мой папа — это все, что у меня есть.

Я подхожу ближе и беру ее лицо в свои руки. — Это не так. У тебя есть я, Леннон. Я прямо здесь.

Слеза скатывается по ее щеке, но я быстро вытираю ее. Я наклоняюсь вперед и нежно целую ее в лоб. Единственное, за что я сейчас благодарен, это за то, что она не отталкивает меня, потому что я не знаю, смог бы я с этим справиться. Только не снова. Не после того, как мы, наконец, прошли через то, что я чуть все не испортил… дважды.

— Я не знаю, что делать, — шепчет она.

Я киваю и делаю шаг назад, отпуская ее. Она следует за мной, когда я проскальзываю мимо нее к двери.

— Ты уходишь?

Вместо того, чтобы выйти, я кладу два пальца на ручку и поворачиваю замок. — Это нормально — не быть уверенной, но я собираюсь быть здесь каждую ночь, обнимая тебя, пока ты не будешь.

Она облегченно выдыхает и ложится в постель. Я выключаю свет, и мы вдвоем устраиваемся поудобнее, ее голова у меня на груди, там, где ей и место. Вскоре ее дыхание выравнивается, и она крепко спит, но я часами лежу без сна.

К черту Кенсингтона Брэдвелла за то, что он постоянно пытается что-то у меня отнять. Сначала он забирает мою маму у моего отца, а теперь пытается помешать Леннон встречаться со мной? Нет. К черту это. Нет, если мне есть что сказать по этому поводу.

***

Утро наступает раньше, чем мне хотелось бы, и, прежде чем я это осознаю, Леннон открывает глаза и смотрит на меня. Я улыбаюсь ей сверху вниз, пытаясь успокоить ее нервы и скрыть тот факт, что прошлой ночью мне едва удалось выспаться.

— Ты просто лежишь и смотришь, как я сплю?

Я хихикаю и щелкаю ее по носу. — Ты милая, когда мертва для всего мира, и, по крайней мере, тогда ты не называешь меня подонком за то, что я пялюсь.

Похоже, она по горло сыта моим дерьмом, но в хорошем смысле. — Эх, ты определенно все еще подонок, называю я тебя так или нет.

— Достаточно справедливо, — уступаю я. — Но, если бы я попытался встать, я мог бы разбудить тебя, а я не хотел этого делать.

— И ты вдруг стал таким джентльменом, верно?

Я пожимаю плечами. — У меня бывают свои моменты.

Она слышит, как снаружи закрывается дверца машины, и встает, чтобы подойти к окну. Когда она, наконец, оглядывается на меня, она расслабляется.

— Мой папа только что ушел на работу, но я думаю, что твоя мама все еще здесь.

Конечно, предоставьте Кену идти сегодня на работу, хотя технически они все еще в отпуске. Может быть, если мне повезет, его уже тошнит от моей мамы. Или, может быть, ему надоело держать ее детей в своем доме. Очевидно, он больше не такого высокого мнения обо мне — нет, если он сказал Леннон держаться от меня подальше.

Говоря о Леннон, она подходит и садится на кровать рядом со мной. — Что мы собираемся делать?

— Все, что ты захочешь, — говорю я ей. — Если ты хочешь послушать своего отца, я постараюсь облегчить тебе задачу. Но если ты хочешь попробовать, встречаться за их спинами, я тоже готов на это.

Она смотрит на свои колени и теребит низ рубашки. — Ты думаешь, это могло бы сработать?

— Я думаю, если мы оба этого захотим, то да.

— И что произойдет, если это станет серьезным? — Она копает дальше. — Рано или поздно они обязательно узнают.

Я беру ее за подбородок и поворачиваю ее голову лицом к себе. — Мы разберемся с этим, когда придет время.

Просто взглянув на нее, становится очевидно, насколько она раздираема этим решением. Идти против желаний своего отца — это не то, что она делает часто или вообще не делает, но она думает об этом. Если я попытаюсь прямо сейчас подтолкнуть ее в одну сторону, это обязательно аукнется мне в лицо.

— Эй, — я наклоняю голову, чтобы встретиться с ней взглядом. — Тебе не обязательно знать ответ прямо сейчас. Просто найди время, чтобы подумать об этом. Я никуда не собираюсь. — Я делаю паузу. — Ну, кроме скейт-парка с Брайсом и Джейденом.

Это заставляет ее смеяться. — Такой мальчишка.

— Черт возьми. — Я одариваю ее дерзкой ухмылкой. — Я весь мужчина.

Она закатывает глаза. — Конечно, ты такой, Кейденс. Конечно, ты такой.

Я толкаю ее в бок и смотрю, как она извивается. Пользуясь возможностью отплатить ей за использование моего полного имени, я хватаю ее за талию и продолжаю щекотать, пока она не начинает сопротивляться, пытаясь оттолкнуть меня.

— Остановись, остановись, — умоляет она. — Я описаюсь.

Я сжалился над ней и наклоняюсь, чтобы прижаться губами к ее губам. Это не так круто, как мне бы хотелось, но это лишает ее дара речи. Выбираясь из ее постели, я подмигиваю и запечатлеваю в памяти улыбку, которой она одаривает меня.

Теперь я проведу день с ребятами, надеясь, что по милости Божьей Леннон выберет меня, а не своего отца. Все зависит от этого. Буквально, все.

Никакого давления.

***

В скейт-парке полно двенадцатилетних подростков, которые думают, что знают, как делать настоящие трюки. Лично я предпочел бы уйти после первых десяти минут, но Брайс настоял, чтобы мы остались. Он всегда катался на скейтборде лучше, чем на доске, что странно, потому что мы занимаемся этим не так часто.