ГЛАВА 38

НЕЛЛ

— ЧТО ТЫ ИМЕЕШЬ В ВИДУ, ЧТОБЫ уберечь меня от новой смерти?

— Каждые шестнадцать лет, — говорит Алек, его челюсть напряжена, кулаки сжаты, — ты возвращаешься ко мне. И каждые шестнадцать лет мне приходится снова наблюдать, как ты умираешь.

Я смеюсь. Мне не нравится, как маниакально это звучит, но я ничего не могу с собой поделать.

— Ладно, теперь ты действительно зашёл слишком далеко. И умру я из-за чего? Из-за какого-то проклятия?

Думаю, он рассердится на меня за то, что я смеюсь. Что мы будем драться, и, может быть, он, наконец, откажется от этой жестокой шутки. Я не знаю, откуда он знает о моих галлюцинациях, или как он знает их так хорошо, чтобы сочинить вокруг них целую историю, но это должно быть так.

История.

Шутка.

Кошмар.

Вместо этого он потупил взор и смотрит на песок.

— Каждый раз я думаю, что не переживу этого, — бормочет он, вены обвивают его руки, как верёвки, — но потом я просто продолжаю жить. Застрял здесь и жду, пока ты не вернёшься снова, — он резко выдыхает. — Это проклятие. Я был проклят бессмертным тюремным заключением, а ты была проклята возвращаться каждые шестнадцать лет, чтобы заново пережить события того лета.

— Если это правда, то почему ты не обрадовался, увидев меня? Почему ты был таким отстранённым? — я придвигаюсь к нему ближе, в моём голосе звучит обвинение. — Если ты ждал меня шестнадцать лет, почему ты не смотришь на меня дольше двух секунд?

Он взрывается с песка.

— Ты думаешь, это легко для меня? Ты думаешь, я этого хотел? Мы думали, что в прошлый раз победили. Мы были так уверены, что спасли тебя, что даже отпраздновали это событие. Мы строили планы. Мы говорили о нашем совместном будущем, когда взошло солнце, — слёзы звенят на его ресницах. — Ты умерла у меня на руках, Кэти, и я ничего не мог сделать, чтобы остановить это. Так что извини, если я не рад тебя видеть ещё больше, но я не могу снова надеяться только для того, чтобы это у меня отняли. Ты не можешь просить меня об этом.

Я снова хмурюсь.

Между нами повисает молчание.

— Нелл, — наконец, произносит он. — Я хотел сказать, Нелл.

Я заставляю себя подняться. Я не знаю, что ему сказать. Я до сих пор не знаю, попала ли я в ловушку сна или запуталась больше, чем думала — а что если я сейчас разговариваю с воздухом, а не с Алеком, — но я знаю одно: Алек верит в то, что говорит. Для него это не шутка и не розыгрыш. Боль в его голосе слишком реальна для этого.

— Слушай, я не эксперт в этом или что-то в этом роде, — мягко говорю я, — но, похоже, у тебя серьёзная проблема. Может быть, тебе стоит с кем-нибудь поговорить. Я могла бы позвонить своему психотерапевту и узнать, есть ли здесь кто-нибудь, кого он мог бы порекомендовать. Мы могли бы пойти вместе...

Алек сокращает расстояние между нами и останавливается так близко, что я не вижу ничего, кроме него. Всё его тело напрягается, как будто он хочет встряхнуть меня, но он продолжает сжимать кулаки по бокам.

— У меня нет проблем. Это реальность, Нелл, и чем скорее ты это примешь, тем легче будет нам обоим.

— Есть ли какой-нибудь способ, — спрашиваю я, выдавливая слова через пересохший рот, — что ты… Я не знаю... Принял меня за кого-то другого?

— Ты видела фотографию. У тебя были видения. Ты только что сама убедились, что не можешь покинуть территорию отеля, — говорит он. — Скажи мне, если я ошибаюсь.

Я поднимаю на него глаза. Каждая линия его тела говорит об опасности, но даже здесь, в разгар его гнева, я его не боюсь. В глубине души я знаю, что он никогда не причинит мне вреда. Но как я могла узнать такое о совершенно незнакомом человеке, выше моего понимания.

Если только то, всё что он говорит, правда.

Если только у меня всё это не галлюцинации.

Если только я действительно являюсь — была — Аурелией Сарджент, а он вовсе не незнакомец

— Итак, — говорю я, сглатывая, — что теперь будет?

— Мы ждём, когда к тебе вернутся воспоминания.

— А потом мы придумаем план, чтобы я больше не умирала?

Я хочу, чтобы это прозвучало саркастично, но слова тяжелым грузом повисли между нами.

Он скрипит зубами и делает шаг назад. Он смотрит на океан, избегая моего взгляда.

— Алек? — спрашиваю я, мой голос дрожит. — Мы собираемся придумать план, верно?

Ему требуется много времени, чтобы ответить, и когда он, наконец, отвечает, в этом нет ничего обнадеживающего.

— Мы всегда так делаем.

* * *

Когда-то давно, когда я была маленькой девочкой, полностью погруженной в надежды, мечты и сказки, я, вероятно, приняла бы объяснение Алека, не подвергая его сомнению. Но эта девочка была разбита вдребезги в тот момент, когда самолёт, перевозивший её мать, упал с неба.

Я не верю в сказки. Я не верю в проклятия. И я чертовски уверена, что не верю в судьбу. Если смерть моей матери чему-то меня и научила, так это тому, что этот мир — ужасное место, и мы все просто выжидаем, пока с нами не случится следующая великая трагедия.

Вот почему я так крепко держусь за папу, и, я думаю, именно поэтому он держится за меня. Мы знаем, что в любой момент один из нас может быть оторван от другого, и мы ничего не можем сделать, чтобы остановить это. Так что, сама мысль, что есть какой-то план, что судьба, или Бог, или как вы хотите это назвать, прилагает столько усилий, чтобы каждые шестнадцать лет сводить двух людей вместе, чтобы исправить прошлую ошибку, просто противоречит всему, во что я верила последние четыре года.

Именно поэтому я оставляю Алека на пляже и возвращаюсь в свою комнату. Мне нужно собраться с мыслями, а я не могу этого сделать, когда он так на меня смотрит.

Как будто каждое его слово — правда.

"Ты видела фотографию. У тебя были видения. Ты только что сама убедилась, что не можешь покинуть территорию отеля. Скажи мне, что я ошибаюсь".

Ещё даже не полдень, так что, комната в моём полном распоряжении. Моя первая мысль — лечь на кровать и немного поспать, но даже притом, что моё тело чувствует, что оно может рухнуть в любой момент, мой мозг слишком напряжен, чтобы отключиться.

Я открываю контактную информацию доктора Роби. Он, вероятно, сейчас с пациентом, но он регулярно проверяет свою голосовую почту, и я знаю, что он сразу же перезвонит мне, если я скажу ему, что это срочно. Что я вижу вещи, которых нет, что я чуть не выпала во сне прямо из окна пятого этажа, и что я, возможно, веду с кем-то совершенно выдуманные разговоры, чтобы объяснить свои галлюцинации.

Что мне всё-таки видимо понадобиться его рекомендации по новому терапевту.

Мой большой палец нависает над кнопкой вызова.

Ругаясь себе под нос, я выхожу из контактов, открываю свой интернет-браузер и набираю:

Аурелия Сарджент, Гранд Отель Уинслоу

Имеется не так много информации, кроме того, что Макс уже рассказал мне, и большая её часть исходит из городских легенд и теоретиков заговора, так что я понятия не имею, насколько это правда. Но каждый сайт согласен с этими основными моментами:

Аурелия Сарджент и её жених Лон вон Ойршот были обнаружены мёртвыми от огнестрельных ранений в номере Аурелии ранним утром 6 августа 1907 года, ровно за два дня до её семнадцатилетия — по совпадению, в тот же день, что и мой день рождения, — и за месяц до её свадьбы. Хотя в то время, по сообщениям, было проведено расследование в отношении нескольких подозреваемых, арест так и не был произведён. Ходили также разговоры о возможном убийстве-самоубийстве, что казалось ещё более правдоподобным после того, как друзья Аурелии рассказали, что она не особенно любила Лона. Появились новые слухи об отчаянном финансовом положении её родителей, но, ни одно из сообщений так и не подтвердилось, и семья быстро отвергла их как клеветнические слухи.

Что-то в этой последней информации щекочет меня до самой глубины души — сундук, полный платьев, которые мы не можем себе позволить, — но ощущение исчезает так же быстро, как и появляется.

Затем я набираю:

Смерти в Гранд Отеле Уинслоу

Я просматриваю сайты. Конечно, если то, что говорит Алек, правда, если я Аурелия, и я возвращалась в отель каждые шестнадцать лет только для того, чтобы каждый раз умирать, об этом должны были быть сообщения. Статьи. Предположения о том, почему шестнадцатилетние девочки продолжают умирать в отеле.

Но в сети ничего нет.

Я хочу испытать самодовольство по этому поводу, особенно после того, как вся эта история с Аурелией, разделяющей мой день рождения, напугала меня, но всё это означает, что либо Алек такой же потерянный и сбитый с толку, как и я, либо весь мой разговор с ним был иллюзией, которую мой мозг вызвал, чтобы успокоить меня. Был ли Алек вообще там, в вестибюле? Он вообще водил меня во двор или на пляж? Может быть, я где-то потеряла сознание и всё это мне приснилось.

Стук в дверь пугает меня.

Моя первая мысль, что папа забыл свой ключ, но сейчас только половина второго — я изучала интернет в течение двух часов?— а потом я думаю:

Алек.

Я кладу телефон в карман и пересекаю комнату, бросая быстрый взгляд на своё отражение в зеркале в шкафу, приглаживаю волосы и только потом открываю дверь.

Макс приветствует меня улыбкой. Он держит коричневый бумажный пакет из одного из ресторанов отеля.

— Привет, больная. Я принёс тебе немного супа.

— Вау, — говорю я, пытаясь скрыть своё разочарование. — Спасибо.

Он пожимает плечами.

— Мама заплатила за обед, когда я сказал ей, что ты заболела, и я вроде как воспользовался этим и тоже купил себе сэндвич, но главное — это мысль, верно?

Я заставляю себя рассмеяться.

— Абсолютно.

— Так ты готова составить компанию, или мне следует отнести свой сэндвич вниз и съесть его в одиночестве, как таинственному одиночке, которым я и являюсь?

— Входи.

Мы накрываем обед на маленьком столике под одним из окон, выходящих на крышу. Макс спрашивает, как я себя чувствую, осторожно снимая крышку с моего супа и протягивая мне пластиковую ложку.

— Лучше, — вру я. — Просто нужно было немного поспать.