В половине одинадцатого Ломов разбудил Синеева. Тот сразу же сел, потряс головой и хрипло спросил:

- Что, пора?

- Да, - ответил Ломов. - Подкрепись, а то когда ещё придется. Часа в два ночи можешь сворачиваться. А в шесть заступлю я. Ключи от машины на столе.

До приезда Мокроусова Ломов так ни разу со своего места и не поднялся. Он догадывался, что новостей никаких нет, иначе бы Сергей сразу позвонил, но не делал из этого никаких выводов. После долгих размышлений и сопоставления фактов Ломов убедил себя в том, что Скоробогатов может скрываться только здесь в Петербурге, и если это так, значит тот получил от девчонки такой же ответ: "Утром заявится". Ломов даже удивился своей уверенности, как-будто ему кто нашептывал: "Не бойся, никуда он от тебя не уйдет. Судьба его решена". Утреннее дежурство должно было подтвердить его догадку, и он с нетерпением дожидался рассвета.

Ночное бдение Синеева тоже не принесло никаких результатов. Он устроился на заднем сиденье "жигулей" и долго сидел так, всматриваясь в лица молодых людей, которые колобродили во дворе до окончания его дежурства. Телефон Владика молчал, и Синеев начал клевать носом, когда около полуночи позвонил знакомый Владика. Он назвал девочку по имени и попросил передать брату, что завтра будет ждать его в "Посейдоне". Уже через несколько минут Синеев выяснил телефон и адрес звонившего и, не зажигая в салоне света, записал их.

Ломов с Мокроусовым подъехали к дому Владика в половине шестого утра. Что бы полностью восстановить силы, Ломову вполне хватило трех часов крепкого сна в кресле. Синеева он оставил в квартире на тот невероятный случай, если у Скоробогатова все же окажутся ключи, и он решится зайти.

Ломов поставил машину в тени у дома напротив, так, чтобы хорошо просматривался нужный подъезд. Он включил рацию, вытянул у телефонной трубки антенну и положил рядом на сиденье. Во дворе уже появился дворник, а вскоре к автобусным остановкам на работу потянулась вереница людей, и до девяти двери подъездов хлопали каждые несколько секунд. Однако, все выходили из домов, но никто не входил.

Наконец Ломов ещё раз позвонил Владику, и тот же детский голос ответил, что Владик уже ушел.

- А он что, дома ночевал? - удивился Ломов.

- Да, ночевал, - ответила девочка и положила трубку.

- Кажется мы сильно пролетели, - с неприсущей ему растерянностью проговорил Ломов. - Он недавно прошел мимо нас.

- Что ж такого? - ковыряя в зубах, ответил Мокроусов. - Ловим, а в лицо не знаем. Гадом буду, он поехал встречаться со Скоробогатовым. Он же нигде не работает. На хрена ещё ему ехать куда-то в такую рань?

- Зараза, сильно поторопились мы с Петуховым, - в который раз пожалел Ломов.

- Мы! - усмехнулся Мокроусов. - Он небось с улицы по мобильному договаривался.

- Нет у него мобильного, - мрачно ответил Ломов и уточнил: - Петухов сказал, что нет. Будем ждать его здесь. Пока что он наша единственная зацепка. Допустим, что Скоробогатов уже получил ксиву, тогда его возьмут на границе, если милиция не перехватит. Но мне кажется, он ещё не добрался до своего дружка. Чувствую.

В этот день Владик так домой и не вернулся. Ему несколько раз звонили, и Ломов с Мокроусовым составили целый список его знакомых. А во второй половине дня наконец объявился молодой человек, который вполне мог быть Скоробогатовым. Он каждые полчаса звонил из разных телефонов-автоматов и, судя по номерам, бродил на небольшом пятачке в самом центре города.

- Он! - после второго звонка, с придыханием проговорил Мокроусов. Гадом буду, он.

- Похоже, - ответил Ломов.

Последний звонок с большим перерывом раздался вечером, когда стемнело. Голос у звонившего был пьяный и перед тем, как повесить трубку, он злобно выругался.

- Нажрался, дорогой, - с нежностью в голосе проговорил Мокроусов. - С горя, наверное. Долго же он до Питера добирался. Ну, теперь-то он этого Владика из-под земли достанет.

- Сходи, купи что-нибудь поесть, - сказал Ломов. - Набери побольше, всю ночь будем сидеть.

- Пивка взять? - обрадовался Мокроусов. - У меня уже кишки от голода сводит.

- Мне не надо, - уклончиво ответил Ломов, и Мокроусов кивнул:

- Ага, все понял. Я сейчас.

Ждать им действительно пришлось всю ночь. Ни вечером, ни ночью звонков больше не было, и Ломов с Мокроусовым догадались, что тот, кого они приняли за Скоробогатова, скорее всего, пьяный завалился спать у какой-нибудь своей подружки и проявится только утром. После полуночи Ломов связался с Синеевым и объяснил, что тот должен сделать: пройтись тряпкой по тем местам, где они могли наследить, забрать свой мусор и на машине доехать до дома Владика.

- Если он сразу не пришел к Петухову, значит уже не придет, - закончил Ломов. - Давай, Саня, ждем.

Первый звонок прозвенел в половине девятого утра, и это оказался сам Скоробогатов. Несколько минут ушло у Ломова на то, чтобы установить номер телефона и адрес откуда он звонил. Затем он завел двигатель, виртуозно развернулся и выехал на улицу.

- Куда? - поинтересовался Синеев.

- Судя по телефону, это около дома Петухова, - ответил Ломов. - Мы его ищем, а он у нас под боком ходит. Этого Владика все равно пока нет дома, а он собирается до него дозваниваться. Не должен уйти, - уговаривал себя Ломов. - С бодуна разве что за пивом сходит.

Отъехав на несколько кварталов, Ломов подумал, что надо было подстраховаться и оставить кого-то одного у дома Владика, но вера в успех была настолько сильной, а цель так близка, что он лишь прибавил скорость. Ему не терпелось взглянуть на главного похитителя драгоценного чемоданчика, который всех их заставил серьезно поволноваться. Скоробогатов казался ему наиболее интересной фигурой во всей этой бриллиантовой истории. Он хладнокровно кинул своих друзей, потому что был волком-одиночкой, а точнее, неопытным волчонком. Это его и подвело. Ломов и себя причислял к подобной категории и точно знал, что волк-одиночка никогда не должен вязаться ни с какими петуховыми, ни, тем более, с такими же волками. И это задание ему сразу не понравился именно тем, что Ломов вынужден был работать с двумя помощниками, которых, впрочем, он сразу сумел себе подчинить. За эти пять дней он несколько раз собирался выйти из дела. Его раздражала бестолковость Синеева и Мокроусова, и удерживал лишь охотничий азарт, который с новой силой разгорался в нем каждый раз, когда он находил свежие следы горе-миллионеров.