— Садись со мной, и я попробую выяснить, кто тебя преследует. — Он направляется к дивану, кивком приглашая меня идти за ним.

Я так и делаю, присаживаясь рядом. Потом неохотно достаю из кармана телефон.

Он протягивает ко мне руку, но я убираю ее подальше. Он, склонив голову набок, смущенно посмеивается.

— Мне нужно взглянуть на твой телефон, милая Рейвен, иначе я ничего не смогу сделать.

— Я знаю. — сжимаю телефон. Понимаю, что, в конце концов, мне придется рассказать ребятам немного о своем прошлом — я знаю это. И с этой запиской, которую я спрятала в рюкзаке, я прекрасно понимаю, что люди в школе, вероятно, уже знают. Добавьте это к сообщениям, и это неизбежно.

Но я не хочу этого. Вообще. Хотя пусть лучше они услышат все от меня. Поэтому, сделав глубокий вдох, я говорю:

— Мне нужно тебе кое-что рассказать, прежде чем ты это сделаешь.

— Ладно, я слушаю.

— Это кое-что обо мне, и это плохое, — добавляю я. Мне нужно подготовить его и подготовить себя к тому, что меня бросят эти парни, которые были мне ближе, чем кто-либо другой в течение долгого времени — даже капризный Зей.

— И, честно говоря, я действительно не хочу об этом говорить, но эти сообщения заставят о многом задуматься. Кроме того, я почти уверена, что кто-то в школе уже узнал об этом, так что тут только вопрос времени, прежде чем вы, ребята, тоже будете в курсе. — продолжаю смотреть на свои колени, потому что не могу смотреть ему в глаза, когда говорю.

— Когда моих родителей убили, меня нашли рядом с ними... с окровавленными руками и без единой капли воспоминаний о том, что произошло… Я все еще не помню этот день. Я стала подозреваемой и была помещена в психушку, пока полиция не прекратила расследование. Потом меня отпустили и передали на воспитание тете и дяде. Но несмотря на то, что меня освободили, нет никаких доказательств, что я этого не делала. Просто нет достаточных доказательств, что я это сделала.

Крепко зажмуриваюсь, красные пятна заполняют мое зрение. Затем я делаю глубокий вдох и снова открываю глаза, желая, чтобы они оставались сухими. Я уговариваю себя посмотреть на него, потому что молчание становится неловким. Но я труслива. Никогда не думала, что это будет проблемой — обычно я более жесткая, — но видимо хорошие парни — это мой криптонит.

Хантер прикасается пальцем к моему подбородку и поднимает голову так, что наши взгляды пересекаются. Странно, но в его красивых голубых глазах нет ни капли отвращения.

— Я уже знал об этом, — тихо говорит он. — Мы заглядывали в ваш архив, помнишь?

Мое сердце грохочет в груди.

— Но ты сказал, что почти ничего не узнал о моем прошлом, что обо мне нет информации.

— Это касается недавнего времени. Но есть информация о том, что произошло с твоими родителями.

Мои губы образуют букву «о», а сердце беспорядочно бьется в груди, пока я жду, когда он скажет, что думает обо всем этом, что он скажет мне, что я виновата, как и все остальные.

Но все, что он говорит, это:

— Никто тебя не судит. У всех нас есть свое темное прошлое. И с нами ты в безопасности. — С этими словами он убирает палец с подбородка.

В далеком, далеком будущем, когда я оглянусь назад, я пойму, что, возможно, влюбилась в Хантера Хатингфорда совсем чуть-чуть именно в этот момент. Хотя я этого не поняла, потому что не знала, что такое любовь.

Он улыбается мне самой доброй улыбкой на свете.

— А теперь я могу взглянуть на твой телефон?

Неуверенно киваю, мое сердце все еще ведет себя как безумное, но уже по другим причинам. Когда я протягиваю ему свой телефон, мои пальцы предательски дрожат, и он замечает это, но не подает виду, просто слегка сжимая мою руку, прежде чем взять телефон и подключить его к iPad.

Тихо выдыхаю и беру себя в руки.

— Как ты собираешься выследить этого человека? Вчера ты сказал, что номер телефона зарегистрирован в городе в Вайоминге, но как ты узнаешь, кто это?

В его глазах плещется веселье, когда он смотрит на меня.

— Ты хочешь знать, как я добываю информацию?

— Да, вроде того.

Улыбаясь, он откидывается на спинку дивана, затем похлопывает по месту рядом с собой, показывая мне присесть поближе. Я на дюйм приближаюсь к нему, но, видимо, недостаточно, так как он мягко хватает меня за бедро и тянет, пока моя нога не прижимается к его. Затем он берет мой телефон и открывает сообщения от неизвестного отправителя.

Проходит мгновение тишины.

— Это то, что он прислал тебе вчера вечером? — спрашивает он, глядя на меня.

Киваю, хотя уверена, что это был риторический вопрос.

— Понятия не имею, откуда у них фотография кулона и почему они считают его важным, но я знаю, что он был у моего дяди. Он пытался его сжечь. Это было еще до нашего переезда, но я вышла и подняла кулон. Увидев его на мне, он испугался и сорвал кулон с меня. Вчера вечером, когда ты за ним шпионил, он сидел за кухонным столом и смотрел на него. Но я понятия не имею, что в нем такого.

Он кивает, словно отвлекшись на фотографию.

— Мы с этим еще разберемся, — бормочет он. Потом моргает и смотрит на меня. — Но сначала я хочу разобраться с этой маленькой угрозой, которую послали прошлой ночью, потому что, черт возьми, я не позволю этому человеку угрожать тебе.

— Я тоже не фанат такого, — соглашаюсь я. — Но как мы можем что-то сделать, если даже не знаем, кто это?

— О, мы выясним, кто это, и разберемся с ними. — Он издает жуткий, почти маниакальный смех, хрустя костяшками пальцев.

Это могло бы напугать меня, но после нескольких месяцев, проведенных в психушке только для того, чтобы быть выпущенной в жестокие руки моего дяди, мне нужно гораздо больше, чтобы меня что-то взволновало.

В комнату входит Зей с тарелкой сэндвичей в руке.

— Что происходит?

Хантер нажимает кучу кнопок на iPadе.

— Что происходит, так это то, что сталкер скоро получит по заднице,

Зей наклоняется к дверному проему.

— Звучит забавно, но сначала нам нужно выяснить, кто это.

— О, я так и сделаю, — уверяет его Хантер, когда мой телефон издает серию звуков.

Хантер погружается в тишину, становясь все более напряженным, щелкая кнопками и бормоча себе под нос. Зей пристально смотрит на меня так, что я начинаю замечать это. И он делает это открыто, словно ему наплевать, вижу ли я.

После нескольких секунд безотрывного взгляда, он отталкивается от двери и пересекает комнату, протягивая тарелку Хантеру. Не отвлекаясь от экрана, Хантер хватает сэндвич и сразу откусывает от него огромный кусок. Затем, неожиданным движением, Зей передвигает ко мне тарелку, чтобы и я взяла.

Я тянусь за одним, но он отодвигает тарелку.

— Только не этот. Возьми из середины.

Затем ставит тарелку обратно перед собой.

— Почему? Ты его отравил? — шучу я, забирая сэндвич из середины.

Он бросает на меня суровый испепеляющий взгляд:

— Нет, всезнайка, это тот, на котором нет масла на углах. Ну, знаешь, менее жирный, о котором ты бредила на кухне.

— О... Тогда спасибо. — Это было очень мило с его стороны — убедиться, что он достанется мне.

По крайней мере, я так думаю, пока он не пожимает плечами и не говорит:

— Никто не захочет его есть. Мы любим пожирнее.

Он присаживается на кресло у кофейного столика перед нами.

— Что ж, тогда вы многое теряете, потому что он самый вкусный. — откусываю большой кусок и слизываю сыр, который капает на ладонь.

Зей смотрит на меня с непонятным выражением, но я предполагаю, что вероятно это из-за моего неподобающего для леди поведения. Но весь этот этикет, на мой взгляд, сплошная глупость. Неужели только потому, что у меня есть вагина, я не могу слизать вкусный сыр с моей руки? Да, к черту это.

Наконец Зей отводит от меня взгляд.

— Сегодня до меня дошли слухи, что одна из семей, возможно, принесет нам неприятности, — говорит он Хантеру.

— История нашей проклятой жизни, — бормочет Хантер, слушая вполуха.

Я замираю на середине укуса.

— Семей?

Зей откидывается на спинку кресла, откусывая от бутерброда.

— Да. Тебе еще никто ничего не рассказывал? Я думал, кто-нибудь уже успел об этом посплетничать.

— Никто не разговаривал со мной, кроме вас, ребята, и Харлоу. — Я кусаю сэндвич и тщательно пережевываю. — Она упомянула об этом сегодня, но сказала, что не хочет говорить об этом, пока мы в школе, и кто-нибудь может нас подслушать. Она, казалось, немного нервничала по этому поводу.

— Так и должно быть, — говорит мне Зей.

— Наши семьи — это не то, о чем можно сплетничать в коридорах.

— Почему ты так говоришь? Как будто они… Я не знаю... освобождены от определенных правил.

Хантер, который до этого момента нажимал на кнопки как сумасшедший, замирает.

Зей смотрит на него, и Хантер поднимает на него взгляд. Между ними вновь происходит зрительный обмен.

— Когда-нибудь нам придется сказать ей об этом. — говорит Зей, как будто они действительно разговаривали ментально. — Она сейчас с нами, а это значит, что она в опасности, если не в курсе происходящего.

Сомнение проскальзывает на его лице.

— Я знаю, но… Мне нравится, что она избавлена от того дерьма, из которого мы вышли,

Взгляд Зея становится ледяным.

— Держи себя в руках.

Хантер свирепо смотрит на него.

— Пошел ты.

Я чувствую себя ужасно неловко и, честно говоря, растерянно. Почему Хантер так злится на него? И почему должен держать себя в руках?

— Зей прав, ей нужно узнать. — Джекс входит в комнату с бутербродом в одной руке и тарелкой макарон с сыром в другой. — Она не будет в безопасности, если мы не скажем ей правду.

Он смотрит на меня, и выражение его лица смягчается.

— Прости, если я напугал тебя.

— Что ты нет, — говорю я ему. — Думаю, мы уже установили, что меня не так легко напугать.

Его губы превращаются в тонкую линию.

— Если тебя что-то и напугает, то только это. И, честно говоря, я бы предпочел, чтобы ты не вмешивалась. Но Зей прав, тебе нужно знать. Это важно, чтобы оставаться в безопасности, пока ты с нами.

— Ты сказал, никакой мафии. — Я окидываю его взглядом. — Но опять же, то, как ты себя ведешь, звучит ужасно по-бандитски.