Когда Джекс замечает, что я просто стою там, он жестом приглашает меня следовать за ним.

Облегчение накрывает меня, когда я спешу за ним. Он ждет меня, а потом мы идем по коридору и заходим в кухню, к которой примыкает столовая. Зей роется в холодильнике.

Хантер ставит ящик на гранитную столешницу и потирает руки.

— Давайте откроем его и посмотрим, что мой всегда такой удивительный ум создал год назад.

Он поднимает крышку и заглядывает внутрь.

— Итак, кульминационный момент.

Джекс проходит мимо него и открывает несколько дверей, ведущих в кладовую.

— Что в нем?

Он пожимает плечами.

— Украшения, как я и говорил.

Он что-то вынимает и осматривает.

— Думаю, это не так уж плохо.

Я пробираюсь к нему через кухню, чтобы получше разглядеть, что он держит. Мои глаза удивленно округляются при виде серебряного кольца, украшенного розами, которые обвивают черный камень, в обрамлении нескольких радужных камней.

— Ты это сделал?

Он сдерживает веселую улыбку.

— Ну как? Ты впечатлена?

— Гм, да. И мне не стыдно в этом признаться. — Я снова смотрю на кольцо. — Оно очень милое.

Он что-то обдумывает, потом протягивает руку и берет меня за запястье.

— Тогда оно твое. — Он надевает его мне на палец.

— Ты серьезно? — спрашиваю я, глядя на сверкающее кольцо.

Он кивает и снова закрывает ящик крышкой.

— Когда-нибудь в будущем я сделаю для тебя еще лучше.

Я действительно не понимаю, как это возможно, так как это кольцо великолепно, но еще я обращаю внимание на кое-какие его слова. Он сказал «в будущем», значит он думает, что к тому времени мы все еще будем друзьями.

Зей так и стоит перед открытым холодильником, но наблюдает за нами. Он смотрит на Хантера, затем медленно переводит взгляд на меня, выражение его лица сложно прочитать. Потом отворачивается и достает что-то из холодильника.

— Я приготовлю сэндвичи с жареной ветчиной и сыром, а потом мы двинемся дальше, — объявляет он. — Хантер, собери камеры. Джекс и Рейвен, помогите мне разобраться с этим дерьмом.

Он закрывает дверь ногой, держа в руках сыр, ветчину и масло. Приподнимает бровь, глядя на меня.

— Если только ты умеешь готовить.

— Я не умею готовить необычные блюда, — обхожу стойку и направляюсь к нему. — Но жареный сыр — мой конек.

Он не выглядит слишком впечатленным, да я и не думаю, что Зей из тех парней, которых легко вывести на эмоции. Он кладет продукты на островок и наклоняется, чтобы достать сковороду из ящика. Хантер уходит по коридору, а Джекс выходит из кладовки с хлебом. Он кладет его на столешницу, закатывает рукава и обходит меня, одаривая легкой улыбкой. Затем он проходит через кухню в столовую и открывает дверцы шкафа. Внутри находится стереосистема, и он нажимает пару кнопок, затем возвращается к нам, вытаскивая телефон из кармана.

Он проводит пальцем по экрану и протягивает мне телефон.

— Хочешь выбрать музыку?

— Конечно. — Забираю у него телефон и пролистываю его плейлист, немного взволнованная этим.

Я искренне верю, что вы можете многое узнать о человеке, глядя на его выбор композиций. Но когда я вижу, что Джекс слушает много той же музыки, что и я, то не знаю, как на это реагировать. Музыка — это моя безопасность; она блокирует шум и уродство мира и помогает справиться с беспокойством. Я выбираю песни, которые говорят с моей душой, которые поют о том, как разогнать мрак вокруг. Значит ли это то же самое для Джекса? Не уверена, потому что не очень много о нем знаю, но мне этого хочется.

Прокрутив несколько песен, наконец, выбираю одну. Когда я нажимаю на нее, музыка заполняет пространство. Оглядываясь, замечаю, что на стенах установлены колонки.

Джекс и Зей уже приступили к жареной ветчине и сыру. Джекс намазывает масло на хлеб, а Зей бросает хлеб на сковородку и добавляет к нему ломтики ветчины и сыра. Когда я направляюсь на помощь, то замечаю, как они двигаются в унисон — все втроем действительно. Как будто они знают, что делать, чтобы все было быстро, и это просто что-то, что они делали уже сотни раз. Они сказали, что дружат уже целую вечность, но сколько времени они провели вместе? Много, я думаю.

Когда я подхожу к ним сзади, Джекс поворачивается ко мне лицом.

— Хороший выбор песни. — Он улыбается и протягивает мне нож для масла. — Держи. Займешь мое место. А я пока разогрею макароны с сыром.

Закатываю рукава, так как на мне все еще толстовка Джекса, а рукава длинные. Затем забираю у него нож, подхожу к Зею и начинаю намазывать масло на хлеб, пока Джекс достает из морозилки коробку замороженных макарон.

Несколько минут никто не разговаривает, и я не возражаю. Музыка играет на заднем плане, и это хорошая песня, я знаю слова. Пою их про себя. Обычно, если бы я была одна, то подпевала бы вслух, но, черт возьми, я не собираюсь делать это здесь.

— Ты не намазываешь масло на углах, — внезапно говорит Зей тем властным тоном, который, я заметила, он часто использует,

— Я делаю это специально, — сообщаю я ему. — Так вкуснее. Хлеб не такой жирный.

Он наклоняет голову в мою сторону.

— Жареный сыр все равно будет жирным.

— Тебе может быть это нравится, но мне нет. — беру еще один ломтик хлеба. — Если хочешь, я могу намазать тебе больше масла.

— Давай. Мне нравится масло. — Он берет лопатку, чтобы перевернуть сэндвичи, которые готовит.

— Ладно, скоро на один сердечный приступ будет больше. — Я намазываю чертову тонну масла на весь кусок хлеба. Он протягивает руку, чтобы взять его у меня, но я убираю руку за пределы его досягаемости. — Подожди. Я пропустила угол. — Мажу маслом крошечное пятнышко, которое пропустила, убедившись, что слой получился толстым.

Зей смотрит на меня равнодушно.

— Ты всегда относишься ко всему столь скрупулёзно?

— Нет. — Я протягиваю ему хлеб. — Ты всегда так серьезно ко всему относишься?

Джекс давится смехом позади нас. Зей бросает предостерегающий взгляд на него, на что Джекс только пожимает плечами. Закатив глаза, Зей возвращается к жареному сыру, в то время как Джекс обменивается со мной улыбкой.

Все еще улыбаясь, я поворачиваюсь и беру еще один кусок хлеба.

Зей перекладывает приготовленные бутерброды на тарелку, чтобы приготовить еще одну порцию.

— Насчет камер, — говорит он, меняя тему, — Нам всем придется проникнуть в дом, чтобы установить их. И пока мы это делаем, нам понадобится кто-то, кто будет следить за камерой, установленной рядом с дорогой, чтобы убедиться, что никто не появится.

— И ты хочешь, чтобы я это сделала? — уточняю.

Он кивает.

— Понимаю, что это твой дом, но ты не знаешь, как установить камеры.

— Все в порядке. — делаю паузу. — Ты же не собираешься ставить их в моей комнате, верно? — знаю, что он уже сказал это, но я хочу быть более уверенной.

— Я же сказал, что не буду.

— А рядом с моей комнатой? — Знаете, достаточно близко, чтобы кто-нибудь из них мог услышать, что происходит в те ночи, когда дядя приходит.

Его взгляд обращен ко мне.

— Я не уверен. — Не сводя с меня глаз, он берет кусок хлеба с маслом, который я держу. — Чего ты боишься, что мы услышим?

— Ну, знаешь, например мой громкий голос, когда я пою в душе, — Я лгу. — Я хреново пою.

Не думаю, что он купится на мою брехню, но это нормально. Я не сломаюсь. Раны и шрамы на моем боку начинают пульсировать под его пристальным взглядом.

— Смущаешь ее взглядом? — Хантер подходит ко мне сзади, чтобы взять бутерброд с тарелки, стоя так близко, что его грудь касается моей спины.

Зей возвращается к готовке, не утруждая себя замечанием о том, что сказал Хантер.

— Ты нашел оборудование? — спрашивает он.

— Да. — Хантер вырывает нож для масла из моей руки и переплетает свои пальцы с моими. — А теперь я пойду проверю телефон этой красавицы и посмотрю, смогу ли я понять, кто, черт возьми, посылает ей эти сообщения, пока вы тут готовите.

Он оттаскивает меня от стойки и, увлекая за собой, ведет обратно по коридору. Я начинаю нервничать, зная, что он будет читать мои сообщения.

Что, черт возьми, я ему скажу, если он начнет задавать вопросы?

Ответа я не нахожу, и к тому времени, как он приводит меня в гостиную, я вся в поту. Когда он отпускает мою руку, стараюсь незаметно вытереть влажные ладони, оглядывая комнату. В ней есть камин, два дивана и кресло, и, как и на стене рядом с лестницей, повсюду висят фотографии в рамах. Я с интересом рассматриваю их, но одна, в частности, привлекает мое внимание. Это старое дерево на вершине холма. Небо затянуто облаками, и дерево уже сбросило листья, которые осыпались вокруг него. Это обычная фотография, но я смотрю на нее не поэтому. Мне кажется, что я уже видела это дерево раньше.

— Где это? — интересуюсь я, подходя поближе, чтобы получше рассмотреть фото.

Хантер стоит рядом со мной, копаясь в коробке, и хотя я не смотрю на него, я почти чувствую, как он напрягается, как будто воздух накаляется так сильно, что потрескивает.

— Это на земле моего отца, — объясняет он странным тоном. — Зей, Джекс и я часто ездили туда, чтобы сбежать от дерьма, происходящего в наших домах, когда мы были слишком молоды, чтобы водить автомобиль. Это было место уединения, пока... кое-кто, кого мы знали не умер. Мы часто проводили там время вместе. Теперь это место напоминает нам о худшем дне, который у нас когда-либо был.

Это было не то, что я ожидала услышать.

Смотрю на него, и на его лице появляется страдание. Этот парень, который был всегда улыбкой и солнечным светом.

Мне хочется спросить его, кто там умер, но я знаю, как трудно говорить о таких вещах. Поэтому вместо этого я спрашиваю,

— Если это дерево напоминает вам о такой боли, то почему вы держите его фотографию на стене?

Он достает из коробки iPad.

— Потому что, хотя на это трудно смотреть, я не хочу забывать ее.

Ее? Возможно, это была сестра или одна из сестер парней.

Опять же, я держу эти вопросы при себе, не желая заставлять его говорить о том, что для него явно болезненно.