Что я могу на это сказать? Как я могу злиться на него за то, что он здесь, когда он пришел ради одного из мальчиков?

— И потому что... — он проводит рукой по волосам и отступает назад, пытаясь понять, что сказать дальше. Он громко вздыхает и собирается снова заговорить, когда в дом врывается Шейн.

— Мы собираемся... открыть сейчас подарки, — заканчивает он, переводя взгляд с меня на Колтона, его брови хмурятся в неуверенности, когда он пытается понять, что происходит между нами двумя.

Глубоко вдыхаю; рада быть спасенной, так как не думаю, что уже решила, что делать. Сердце говорит мне, что я хочу его выслушать, понять, что произошло, и выяснить, куда двигаться дальше. Но мой разум, мой разум говорит: «Кря».

— Подарки! — повторяю я, выходя из кухни, и иду мимо Колтона, не обращая внимания на его слова.

Волнение Шейна более чем заразительно для нас, сторонних наблюдателей, когда он открывает свои подарки. Его глаза полны волнения, на лице улыбка подростка, который чувствует себя любимым. Стою с краю толпы, наблюдая за происходящим и размышляя о том, какую замечательную работу мы проделываем с этими ребятами. Странно, как иногда на вас снисходит озарение, и прямо сейчас один из тех моментов. Прислоняюсь к балке, поддерживающей крышу патио, Шейн берет свой последний подарок и встряхивает его, малыши выкрикивают предположения о том, что это может быть.

Это плоская прямоугольная коробочка, которую я раньше не видел на столе, и я шагаю ближе, чтобы посмотреть, что это такое, мое любопытство берет верх. Шейн срывает бумагу, и когда открывает коробочку, оттуда выскальзывает открытка. Он переворачивает ее и, когда не видит никакой надписи, пожимает плечами и открывает ее. Наблюдаю, как его глаза расширяются, а губы раскрываются, когда он читает слова, написанные внутри. Его голова вскидывается вверх, и он шарит взглядом по толпе гостей, чтобы встретиться глазами с Колтоном.

— Серьезно? — спрашивает он недоверчиво.

Мне любопытно, что написано на карточке, и мой взгляд фокусируется на Колтоне, застенчивая улыбка распространяется по его губам, и он качает головой:

— Серьезно, Шейн.

— Без балды?

— Шейн! — предупреждающе одергивает его Дэйн, и щеки Шейна краснеют от замечания.

Колтон громко смеется.

— Без. Если будешь хорошо учиться. Обещаю.

Все еще озадаченная тем, о чем они говорят, выхожу из тени и подхожу к Шейну. Он протягивает мне открытку. Это типичная открытка на день рождения, но от почерка внутри у меня замирает сердце.

С Днем Рождения, Шейн! Что я помню больше всего о 16-летнем возрасте, так это об отчаянном желании научиться водить... так что эта карта дает тебе право на уроки вождения — со мной. (Я выбираю машину... и никакого Астона). Всего хорошего, приятель. — Колтон

Смотрю вниз на Шейна, который все еще, кажется, не может поверить, что знаменитый гонщик предложил стать его инструктором по вождению. И я вижу в его глазах самоуважение, которое Колтон преподнес ему в этом даре, и сдерживаю слезы, обжигающие мне горло. Он не предлагает ему что-то материальное, что может легко купить, а дает Шейну кое-что гораздо более ценное — время. С тем, кем можно восхищаться. С кем можно провести время. Колтон так хорошо понимает этих мальчиков и то, что им в определенное время нужно, и все же не может осознать, что нужно мне и что я чувствую по поводу того, с чем мне пришлось столкнуться.

Шейн встает, подходит к Колтону и пожимает ему руку, благодаря, прежде чем передать всем открытку, показывая, что там сказано. Отвожу взгляд от Шейна и вижу, как Колтон молча наблюдает за мной. Я лишь тихонько качаю головой, пытаясь выразить ему свою признательность за хорошо продуманный подарок. Он удерживает мой взгляд, медленно подходя ко мне. Я в нерешительности закусываю нижнюю губу. Мое тело переполнено бурей эмоций, а я просто не знаю, что делать дальше.

Колтон кладет руку мне на поясницу, от этого прикосновения мои нервные окончания пускаются в пляс еще сильнее, чем раньше. Его фирменный аромат окутывает меня, и я инстинктивно приоткрываю губы, страстно желая ощутить его вкус, по которому так скучала.

Он наклоняется ко мне и спрашивает во второй раз за вечер:

— Мы можем поговорить? — Его хриплый голос наполняет мои уши, а тепло дыхания овевает щеку.

Отступаю от него, мне нужно расстояние, чтобы сохранять голову ясной.

— Эм... не думаю, что это хорошая идея... Дом — не лучшее место для... — я путаюсь в словах.

— Плевать. Это не займет много времени, — это единственный ответ, с которым он отводит меня в сторону от центра действия во внутреннем дворике. Короткая отсрочка предоставляет разуму время подумать. Начать мыслить рационально. Принять решение. — Я говорю, ты меня слушаешь. Понятно?

Поворачиваюсь к нему и смотрю на его великолепный черты лица, частично скрытые ночными тенями. Мой ангел борется между тьмой и светом. Делаю глубокий вдох, прежде чем открыть рот, чтобы заговорить, варианты ответов и неуверенность кружатся в потоке эмоций.

— Колтон... — начинаю я прежде, чем он успеет заговорит, и когда вижу, как на его лице мелькает раздражение, решаю сменить тактику. Попытаться защитить свое сердце от дальнейшего опустошения, даже если оно кричит в знак протеста против того, что я собираюсь сделать. — Тут нечего объяснять. — Пожав плечами; проглатываю застрявший в горле комок, чтобы ложь восторжествовала. — Ты с самого начала ясно дал понять, что между нами. Я приняла нашу физическую химию за любовь. — От моих слов глаза Колтона сужаются, а лицо вытягивается. — Типичная женская ошибка. Великолепный секс не означает любовь. Я сожалею об этом. Знаю, как сильно ты ненавидишь драму, но понимаю, что ты прав. У нас бы никогда ничего не вышло. — Стискиваю зубы, зная, что это к лучшему, и замечаю проблеск смущения на его лице. — Мы не договаривались, что не можем встречаться с другими. То, что ты делал с Тони — твое дело. Мне это может не нравиться, но это было неизбежно, верно?

Если я списываю его со счетов, то можно сделать этот момент менее неловким для нас обоих, несмотря на то, что в глубине души я знаю, находиться рядом с ним, когда мое сердце все еще его желает — черт возьми, когда каждая клеточка моего тела так или иначе хочет его — будет жестоко.

Пытаясь не допустить воспоминаний о раненом взгляде этих ясных зеленых глаз, я начинаю отворачиваться от него, двигаясь так, чтобы он не увидел ни слез, ни мой дрожащий подбородок. Он протягивает руку, удерживая за свое любимое место на моем предплечье.

— Вернись, Райли…

Зажмуриваюсь, когда он с отчаянием произносит мое имя, и пытаюсь придать своему голосу безразличие, на самом деле даже отдаленно не испытывая ничего подобного.

— Спасибо, мы отлично провели время. Все было по-настоящему, хоть и недолго. — Вырываю руку из его хватки, и только открываю глаза, чтобы уйти, как вижу Шейна, наблюдающего за нашим разговором, из-за выражения на моем лице в его глазах застыло беспокойство.

Колтон бормочет себе под нос проклятие, а я ухожу под предлогом, что мне нужно помочь с уборкой. Вместо того, чтобы отправиться на кухню мыть посуду, прохожу мимо и иду в комнату для консультантов. Сажусь на край одной из кроватей и хватаюсь руками за голову.

Что же я только что сделала? Пытаюсь отдышаться, моя совесть и сердце не соглашаются с тем, что, как решила моя голова, было лучше всего. Падаю на кровать и тру глаза руками, с моих губ слетают тихие проклятья, отчитывая себя. В дверь тихо стучат, и прежде, чем я успеваю сесть, Шейн всовывает голову в открывшуюся дверь.

— Райли?

— Привет, приятель. — Я сажусь, и улыбка, которую, как мне кажется, мне придется из себя выдавить, естественным образом появляется при виде беспокойства на его лице. — Что случилось? — спрашиваю я, похлопывая по месту на соседней кровати. Вижу, его что-то расстроило.

Он идет, волоча ноги, и садится рядом со мной, беспокойно теребя пальцы рук, взгляд опущен.

— Прости — выдыхает он.

— За что? — обычно я довольно хорошо угадываю настроение мальчиков, но теперь я в растерянности.

— Просто... тебе было грустно... а он делает тебя счастливой... обычно... поэтому я пригласил его, чтобы ты снова стала счастливой. А теперь ты грустишь... и это из-за него. А я... — он сжимает кулаки и стискивает зубы.

Беспокойство Шейна очевидно, когда я слышу, что он говорит. У меня сердце разрывается, понимая, что он пригласил сюда Колтона, чтобы попытаться подбодрить меня, не зная, что он — причина, по которой я была такой мрачной последние несколько дней. А потом я чувствую себя виноватой, потому что мои отношения с Колтоном сказались на моей работе. Протягиваю руку и сжимаю его ладонь.

— Ты не сделал ничего плохого, Шейн. — Жду, пока он поднимет на меня глаза — глаза мужчины, которым он становится, но глубоко внутри в них все еще виден беспокойный маленький мальчик. — С чего ты взял, что мне было грустно?

Он только качает головой, слезы начинают собираться в уголках его глаз.

— Просто ты была... — он замолкает, и я жду, когда он закончит мысль, которую я вижу, он собирается выразить. — Моя мама всегда была такой грустной... такой расстроенной, потому что нас было только двое... я ничего не делал, чтобы помочь... а потом... — Однажды ты нашел ее мертвой с пустыми баночками из-под таблеток рядом с кроватью. — Прости, я просто хотел сделать как лучше... я не понимал, что это из-за него тебе плохо.

— Ох, милый мальчик, — говорю я ему, обнимая, и одинокая слеза скользит по его щеке. Мое сердце переполняет любовь, которую я испытываю к этому мальчику, повзрослевшего столь рано по непостижимым причинам, но с таким нежным сердцем, пытавшегося заставить меня чувствовать себя лучше. — Это одна из самых приятных вещей, которые кто-либо когда-либо делал для меня. — Я отклоняюсь назад и обхватываю его лицо руками. — Ты, Шейн — ты и остальные ребята в нашей семье — вот, что каждый день делает меня счастливой.