ГЛАВА 10

В доме тихо и спокойно, несмотря на яркое солнце, светящее через окна кухни. Уже почти полдень, но все до сих пор спят, кроме меня. Я проснулась, страдая от жара и клаустрофобии, с крепко спящим Колтоном беспорядочно распластавшимся по мне. Каким бы приятным ни было его тело, и как бы я ни хотела снова заснуть, я не могла. Поэтому, несмотря на то что Колтон лежал на подушке рядом со мной, я медленно выбралась из-под него и слезла с кровати, не разбудив, отправившись на поиски «Адвила» для своей больной головы.

Сижу за столом, тихий храп Бэккета, спящего на диване, доносится до кухни. Делаю большой глоток воды в надежде, что она прогонит нечеткость, вызванную алкоголем, которая затуманивает мою голову. Опять зеваю и опускаю лоб на руки, сложенные на столе. Господи, как же я устала.

Отдаленный и отчетливый звонок моего мобильного просачивается сквозь мои сны. Я пытаюсь ему помочь. Маленького мальчика с темными волосами и затравленными глазами оттаскивает от меня невидимая сила. Моя рука держит его за руку, но она так медленно выскальзывает из пальцев, что мои мышцы устают. Он умоляет меня о помощи. Звенит телефон, пугая меня, поэтому я дергаюсь, и он ускользает от меня, крича от страха. Кричу от утраты и резко просыпаюсь, дезориентированная, на своем месте за кухонным столом.

Мое сердце колотится, дыхание затруднено, пытаюсь успокоиться. Это просто сон, говорю я себе. Просто бессмысленный сон. Закрываю ладонями лицо и надавливаю ими на глаза, пытаясь стереть образ маленького мальчика, которого я не могла спасти.

Слышу из своей спальни грохочущий тембр утреннего голоса Колтона. Встаю и собираюсь идти к нему, когда интонация в его голосе повышается.

— У вас совсем нет стыда, леди! — разносится вдоль по коридору.

Мне нужно время, чтобы осознать, что происходит... какой сегодня день... звук мобильного, прервавший мой сон. Отодвигаю стул и бегу по коридору в свою спальню.

— Отдай мне телефон, Колтон! — кричу я, мое сердце колотится, горло сдавливает паника, когда я вхожу в дверной проем.

Мои глаза уставились на мобильный у его уха. На его ошарашенное лицо. Мое сердце уходит в пятки, зная слова, наполненные ненавистью, которые он слышит. Я молюсь, чтобы она не рассказала ему.

— Пожалуйста, Колтон, — умоляю я, протягивая руку, чтобы он отдал мне мой телефон. Его глаза смотрят вверх, чтобы встретиться с моими, ища объяснение тому, что он слышит. Он резко мотает головой, когда я продолжаю держать руку протянутой.

Он громко вздыхает, закрыв глаза перед тем, как заговорить.

— Мэм? Мэм, — говорит он более решительно. — Вы сказали свое слово, теперь пришло время мне сказать свое. — Ее голос, доносящийся из динамика, успокаивается при его суровом тоне. Колтон проводит рукой по волосам, его V-образные мышцы, спускающиеся ниже простыни напрягаются. — Хотя я искренне сожалею о потере вашего сына, думаю, ваши обвинения омерзительны. Райли не сделала ничего плохого, кроме как пережила ужасную аварию. То, что она выжила, а Макс умер, не значит, что она убила его. Нет, дайте мне закончить, — строго говорит он. — Я понимаю, вы скорбите и всегда будете скорбеть, но это не делает Райли виновной в его убийстве. Это была жуткая авария, обстоятельства которой никто не мог контролировать.

Слышу множество слов в ответ, которые не могу распознать, мое тело все еще напряжено, когда я думаю, что она ему раскрывает.

— А вы не думаете, что она чувствует себя виноватой, что выжила? Вы не единственная, кто потерял его в тот день. Вы правда думаете, что и дня не проходит, чтобы она не думала о Максе или аварии? Что ей бы хотелось, чтобы в тот день умерла она, а не он?

Слезы текут из моих глаз, слова Колтона слишком близки к правде, и я не могу с ними бороться. Они скользят по моим щекам и в голове мелькают образы, которые навсегда будут там выжжены. Макс, борющийся за жизнь. Макс, сражающийся со смертью. Мои тысячи обещаний Богу в те дни, чтобы мы только смогли выжить.

Мы оба.

Что-то мелькает в глазах Колтона при ее словах, и поток слез усиливается. В течение нескольких мгновений в них возникает затишье, пока Колтон переваривает то, что она рассказала. Они устремляются ко мне, и я не могу понять его загадочный взгляд, прежде чем переключить внимание на вид за окном.

— Я искренне сожалею о вашей потере, но это будет последний раз, когда вы звоните Райли и обвиняете ее в чем-либо. Вы поняли? — говорит он властно. — Она отвечает вам, потому что чувствует себя виноватой. Позволяет подставлять себя под удар, обвинять и унижать, потому что она любила вашего сына и не хочет, чтобы вам было еще больнее, чем есть. Но довольно. Вы причиняете ей боль, а я этого не позволю. Понятно?

Колтон делает мощный выдох и бросает телефон на конец кровати, смотрит на него в течение нескольких мгновений, не говоря ни слова. Мое сердце колотится, звук отдается в ушах, я смотрю на него, эмоции проносятся сквозь меня, разрывая на части, пока я жду.

Наконец, после того, что кажется часами, он качает головой и смотрит на свои руки, сложенные на коленях.

— Ты самая самоотверженная женщина, которую я знаю, Райли. Несешь эту вину. Позволяя ей вымещать на себе свое горе. Отдавая всю себя мальчикам... — мое тело дрожит в ожидании того, что он скажет дальше, почему он смотрит на свои руки и не может встретиться со мной глазами. Столько эмоций переполняют меня, пронизывая насквозь, когда я жду, пока он соберется с мыслями.

Он медленно поднимает на меня взгляд, его глаза полны смятения и сострадания.

— Почему ты не сказала мне? — осторожно спрашивает он, его глаза изучают меня в поиске объяснения.

Пожимаю плечами, отводя от него глаза, пытаясь сдержать проклятые слезы. С треском проваливаюсь, чертов всхлип, и слезы превращаются в рыдания, он протягивает руку и тянет меня к себе. Опускаюсь на кровать, он обнимает меня и сжимает. Непрестанно гладит рукой по моим волосам, пытаясь успокоить мою боль ободряющими словами, пока я плачу. На мгновение отпускает меня, прислоняя подушки к изголовью кровати, прежде чем откинуться назад и потянуть меня за собой, моя голова покоится на его обнаженной груди, рука — там, где бьется его сердце.

Размеренное сердцебиение Колтона успокаивает меня. Я понимаю, что, находясь здесь с Колтоном, частично избавляюсь от боли сегодняшней даты. Боль не уходит, но ее становится легче переносить. Понимаю, что впервые могу думать о Максе и видеть его в свете хороших моментов, что у нас были, а не только последние образы его, переломанного, окровавленного и умирающего, которые у меня остались. Могу улыбаться, вспоминая о подростке, в которого влюбилась, и о мужчине, с которым обещала провести свою жизнь. Вспоминаю тревогу на его лице в тот день, когда он сделал мне предложение, и удивление, любовь и волнение в его глазах, когда я сказала ему, что беременна. Боже, я так боялась сказать ему — черт возьми, я сама испугалась, — но, когда он обнял меня и сказал, что в восторге, и что всё будет хорошо, я позволила себе почувствовать надежду и ощущение чуда, которые сдерживала.

Колтон нежно целует меня в макушку.

— Хочешь поговорить об этом?

Я почти смеюсь над его словами. Они звучат так лицемерно от того, кто никогда не говорит о своем прошлом. Несколько слезинок соскальзывают, падая ему на грудь, и я быстро их вытираю.

— Прости, — прошу я. Не могу на него смотреть. — Уверена, что после прошлой ночи, последнее, с чем бы тебе хотелось иметь дело, это с рыдающей дурой.

Он поднимает руку и проводит рукой по волосам, шумно вздыхая.

— Я не очень хорош в такого рода вещах, Райли. Черт, я не знаю, что в таких случаях делать или говорить…

Чувствую его дискомфорт от того, что женщина разваливается на части в его объятиях. Он ненавидит драму. Я знаю. Провожу рукой по его груди.

— Тебе не нужно ничего делать. Ты здесь, заступаешься за меня перед Клэр... — я выдыхаю, — ...этого достаточно.

— Почему ты мне не сказала? — слышу следы боли в его голосе, и это меня удивляет.

И я знаю, что он имеет в виду ребенка. Моего ребенка. Часть меня навсегда умерла в тот день. Место, которое навсегда останется пустым внутри меня.

— Точно, как и ты не откровенничаешь о своем багаже, — произношу я, слова повисают между нами в воцарившейся тишине. — Ты так категоричен в том, что не хочешь детей, я не думала, что тебе важно это знать. Не думала, что тебя это волнует.

Чувствую, как он втягивает дыхание.

— Иисусе, Райли. — Его голос напрягается, рука на моей спине сжимается в кулак. — Ты обо мне настолько низкого мнения? Просто потому, что дети являются помехой для моих договоренностей, не значит, что я не сочувствую тебе. Твоей потере.

Поворачиваю голову, подперев рукой подбородок. По-прежнему отвожу от него взгляд, смотрю, как мой палец следует по линиям его татуировки, захватывающей часть его грудной клетки.

— Я была... — останавливаюсь, пытаясь восстановить свои воспоминания. — Я была в шоке, когда узнала, что беременна. Я ведь только что закончила университет. Тогда я смотрела на вещи в черно-белом цвете. У меня был план. Сначала университет, потом брак, потом семья, — мягко улыбаюсь я.

— Но знаешь ведь, как говорят о тщательно продуманных планах. — Я судорожно вздыхаю. — Я так боялась реакции Макса. И когда сказала ему, он посмотрел на меня с благоговением. Я все еще вижу его у себя в голове. Он признался, что был напуган, но сказал, это не имеет значения, потому что всё будет хорошо. И мне было интересно, как он мог быть так уверен, когда всё так резко изменится.

Замолкаю на мгновение, воспоминания мелькают в голове, как слайд-шоу. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть на Колтона, слеза тихонько скатывается из уголка моего глаза.

— Она, — говорю я и прерывисто вдыхаю, — это была девочка. — Он кивает и протягивает руку, чтобы стереть слезы. — Я все еще боялась и паниковала при мысли о ребенке, но потом я почувствовала, как она пинается. — Останавливаюсь, моя грудь сжимается, когда я вспоминаю то чувство, которого мне никогда не испытать вновь. — И я сразу же полюбила ее. Вся моя неготовность исчезла. — Прочищаю горло, Колтон терпеливо сидит, глаза устремлены на меня. — Я была на седьмом с половиной месяце, когда мы попали в аварию. В первую же ночь я знала, что она не выжила, но я отказывалась это признавать. У меня было сильное кровотечение и схватки... было невыносимо больно. Мне хотелось, чтобы она пошевелилась. Пнула меня хотя бы раз.