Изменить стиль страницы

Папа глубоко вздохнул: — Bambolina, мы не можем отказаться сейчас. Репутация семьи будет разрушена.

Меня начало трясти: — Пожалуйста, папа. Ты слышал слухи. О том, что случилось с другими женщинами Роккетти. Я не могу...

— София, — он предупредил.

Я крепче прижалась к нему. Папа приблизил свое лицо к моему, встретившись с моими глазами. Очень осторожно он приложил большой палец к моей щеке.

— Теперь они нас не отпустят, bambolina, — он нежно поцеловал меня в лоб. — Слушай меня, София. Будь хорошей, веди себя прилежно.

Я быстро моргнула. В груди у меня защемило: — Я буду.

— Не давай ему повода причинить тебе боль.

На это нечего было сказать.

Мои глаза ненадолго закрылись. В этот момент я так сильно хотела сестру, что мне было физически больно. Вместо папы рядом со мной, я хотела сестру. Моя лучшая подруга с тех пор, как я себя помню. У нас были разные матери, но она была моей родственной душой.

Музыка начала меняться. Я услышала, как все поднимаются на ноги.

Я открыла глаза и посмотрела на папу.

Он положил мою руку на свою: — Пора, bambolina. — его взгляд переместился на меня. — Помни, что я сказал.

Прежде чем я успела что-то сказать, огромные двери распахнулись.

Сначала на меня обрушился свет, затем мощная мелодия органа.

Затем я начала двигаться. Папа вел меня по красивому проходу, скамьи были украшены цветами и шелковыми лентами. Все, кого мы знали, были там, безупречно одетые и смотрели на меня. Некоторые взгляды были полны жалости, другие оценивали меня. Абсолютно никто не выглядел счастливым за меня.

Все ближе и ближе...

Я пробежала глазами по скамьям. В первом ряду сидела семья Роккетти. Все красиво одетые, с одинаковыми темными волосами и глазами. От них исходила одинаковая смертоносная возбужденная энергия, как от своры диких животных, запертых в клетке. Дон выглядел гордым и сильным, рядом с ним сидел его сын Тото Грозный. Я встретилась взглядом с глазами Дона Пьеро (прим. Дон, является главой), и он улыбнулся.

Я быстро отвела взгляд.

Почти пришли...

Мы остановились у лестницы, ведущей к алтарю.

Раздался небольшой скрип, и я посмотрела вниз, чтобы увидеть одну из цветочниц, ожидающе смотря на меня. Я не смогла сдержать улыбку, передавая ей свой букет. Он был слишком велик для нее, но она гордо держала его в руках и побежала к своей маме.

Мое счастье было недолгим, когда папа поцеловал меня в щеку. Он пожал руку моему жениху, а затем протянул мою руку.

На мгновение я понадеялась, что он не примет ее. Он обвинит меня в предательстве или еще в чем-то, что избавит его от этого брака.

Но потом его большая теплая рука слегка обвилась вокруг моей. Его ладонь была шершавой, но его хватка не была болезненной.

Он ждал, пока я поднимусь к алтарю.

Я могла только смотреть на наши соединенные руки. Темно-оливковая кожа на фоне слегка загорелой кожи. У него были короткие ногти, тогда как у меня длинные и накрашенные к свадьбе. Его кожу покрывали маленькие шрамы, свидетельствовавшие о жестокой жизни, которую он вел, в то время как мои руки были безупречными и мягкими.

Священник вышел вперед с Библией в руках.

Мой взгляд остановился на его блестящих лоферах. Они были настолько чистыми, что я почти видела в них свое отражение.

Священник начал говорить о красоте брака, произнося свою небольшую речь. Я пыталась слушать, пыталась следить за ним, когда он начал длинный стих из Библии о любви и браке. Думаю, он сказал что-то о том, что любовь должна быть терпеливой и доброй.

— София Антония, — сказал священник.

Я взглянула на него.

— Берешь ли ты мужчину, стоящего перед тобой, в законные мужья, чтобы иметь и владеть им с этого дня, в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, любить и лелеять, пока смерть не разлучит вас?

Пока смерть не разлучит вас.

Мой язык отяжелел.

Ты должна согласиться, пробормотал голос в моей голове. Твой отказ причинит гораздо больше вреда, чем твое согласие.

— Да, — сказала я.

Священник кивнул мне и повернулся к жениху. Он повторил те же слова и сказал свое «да», гораздо быстрее и увереннее, чем я.

— Пожалуйста, ваши кольца.

Молодой парень вышел вперед с простыми золотыми обручальными кольцами на маленькой подушечке. Он протянул ее нам.

Мой жених взял кольцо и протянул его мне.

Я раздвинула пальцы, и он надел его. Священник тихонько кашлянул. Я быстро вспомнила свои слова: — Я беру это кольцо в знак моей любви и верности во имя Отца, Сына и Святого Духа, — с каждым словом мой голос дрожал все сильнее.

Мой жених помогал, когда я должна была надеть кольцо на его палец.

Священник улыбнулся: — Я объявляю вас мужем и женой. Вы можете поцеловать невесту.

Церковь разразилась аплодисментами и одобрительными возгласами.

Но я почти ничего не слышала.

Очень осторожно он поднял фату и накинул мне на голову.

Ты должна поднять голову, София. Ты должна смотреть вверх.

Я вздернула подбородок и встретилась с темными глазами Алессандро Роккетти.

Мы с сестрой часто дразнили друг друга Роккетти.

Вместо того чтобы бояться призрака или монстра под кроватью, мы прятались под одеялом королевской семьи преступников. Всякий раз, когда мы подкрадывались друг к другу, мы выкрикивали их семейный девиз и наряжались ими, чтобы гоняться друг за другом по дому. Как маленькие девочки, привыкшие к оружию на кухонном столе и к тому, что отец приходит домой перед ужином весь в крови, мы были довольно толстокожими, когда дело касалось страха.

И все же... преступная семья Роккетти вселяла в наши сердца полный и абсолютный ужас.

Они были уже не столько людьми, сколько монстрами. Преступная королевская семья.

Историй и легенд, которые их окружали, было достаточно, чтобы взрослый человек почувствовал тошноту. Даже мой папа, человек, выросший в кровавом мире мафии, обходил Роккетти стороной.

А мне предстояло выйти замуж за одного из них.

Алессандро Роккетти. Безбожник. Принц Чикаго. Второй сын Тото Грозного.

Если бы вы были глупы, вы бы сочли его красивым. И он был таким, в некотором роде. Оливковая кожа и красивые темные глаза. Его темно-каштановые волосы были коротко подстрижены и зачесаны назад. У него была острая линия челюсти и подбородка, что придавало ему жесткий, но великолепный цвет лица. Он был высок, хорошо сложен и всегда безупречно одет.

Но было в нем что-то такое, что мешало ему быть красивым без лишних манипуляций. Дикий блеск в его глазах, грубость челюсти, неестественная кривая улыбка. Все инстинкты предупреждают вас оставить его в покое, так же, как они могли бы предупредить вас об опасном животном.

Впервые я заговорила с ним, когда он передал мне обручальное кольцо. Я сказала, что оно очень красивое, а он ответил, что это семейная реликвия. Я боялась его тогда, так же как и сейчас.

Алессандро Роккетти не улыбнулся мне, когда наклонился, чтобы нежно поцеловать меня. Он лишь пристально смотрел на меня своими темными глазами, как лев смотрит на газель.

Потом разбились окна.