Глава 14

В темноте я гладила фотографию.

УЗИ прошло успешно. Доктор Парлаторе была довольна ростом ребенка и моей амниотический жидкостью. Она говорила много умных вещей, которые стекали с меня как вода, но смысл я уловила. Мой ребенок был здоров. И у него начало формироваться маленькое сердечко.

Я еще раз провела пальцем по фотографии. Ребенок был лишь оттенком белого на сером фоне, но я не могла отвести взгляд.

До этого момента все казалось немного сюрреалистичным. Но теперь, глядя на фото... я действительно выращивала жизнь в своем теле, причем в одиночку. Конечно, меня тошнило и были жуткие боли. Моя грудь была такой нежной, что я не могла лечь на живот, не вскрикнув от боли.

— Почему твой дедушка хочет сохранить тебя в тайне? — прошептала я. — Почему Роккетти так любопытны к тебе?

Мой ребенок ничего не ответил.

Снизу вдруг раздался громкий хлопок.

— Что за черт... — пробормотала я, приподнимаясь на руках.

Страх охватил меня. Кто был дома? Алессандро не должен был приехать до полудня. Это были Галлагеры? Вернулись ли они для второго раунда?

Снизу донесся еще один грохот. Вслед за этим раздались знакомые ругательства.

Я схватила халат и поспешила выйти из комнаты.

На кухне у раковины сидел Алессандро. Он был без рубашки и весь в крови. Кровь была повсюду. Крове крови были марля, антисептик и швы.

Его темная голова была опущена, его внимание было приковано к крови на груди.

Я видела, как он пытается очистить порез, но не похоже, чтобы протирание что-то дало.

Пожалуй, самым неожиданным было увидеть Фрикадельку у ног Алессандро. Он сидел и вилял хвостом.

— Ты можешь взять это? — спросил Алессандро у Фрикадельки.

Фрикаделька только тявкнул в ответ.

— Чертова собака, — ворчал он. Он наклонился, чтобы попытаться схватить что-то на земле, но поднялся со стоном и пустыми руками. — Черт побери. — шипел он.

Я бросилась вниз по лестнице: — Позволь мне.

Алессандро резко повернул голову в мою сторону, сузив глаза. Когда он увидел, что это я, в его глазах вспыхнул блеск: — А, моя жена.

Он выронил пачку антисептических салфеток. Я подняла ее и вытащила одну.

Алессандро откинулся назад, не делая никаких движений, чтобы выхватить у меня салфетку. Вдоль его груди были большие порезы. Кто-то хорошо порезал его каким-то ножом.

Я нахмурилась и нежно прижала руку к одному из них: — Тебе придется повторить свои татуировки. Это оставит ужасные шрамы.

Он пожал плечами: — Ты собираешься ее очистить?

Я проигнорировала его тон и принялась за работу, очищая его грудь. Почувствовав его твердую плоть под своими руками, я покраснела, но опустила голову, чтобы сохранить достоинство. Если бы он знал, что я покраснела, он бы не преминул воспользоваться случаем и возбудить меня.

У Алессандро было три пореза. Тот, что находился возле сердца, был самым страшным, тогда как тот, что на боку, и тот, что над животом, были не так уж плохи. Кровотечение прекратилось естественным путем, но на рану возле сердца нужно было наложить швы.

— Только душ действительно поможет смыть всю эту кровь, — сказала я, бросая пятидесятую салфетку в раковину. — А они продолжают кровоточить.

— Порезы делают это, — Алессандро хмыкнул. Он потянулся за иголкой и ниткой.

Я отступила назад: — Я никогда в жизни ничего не шила. Мой учитель по домоводству сказала, что меня невозможно обучить, потому что я левша.

Он издал звук, который мог бы быть смехом. Или рычанием. Алессандро схватил одну из игл и расположил ее у своей кожи.

О, Боже, он собирается сделать это...

— Хочешь что-нибудь прикусить? — спросила я. — Или хотя бы немного тайленола?

Алессандро издал презрительный звук: — Нет.

Я наблюдала, наполовину в ужасе, наполовину зачарованная, как он протягивает стежок через порез. Он работал методично и быстро. Было немного тошно смотреть, как его кожа проходит через тот же процесс, что и ткань. Мой мозг твердил мне, что это неправильно.

Когда он закончил, он откинулся назад и глубоко вздохнул.

— Ты хорошо поработал, — сказала я ему.

Алессандро перевел взгляд своих темных глаз на меня: — Ты можешь перевязать их или мне тоже придется это сделать?

— Нет, это я могу сделать. Давай я принесу марлевую ленту.

— Это наверху… — я исчезла в кладовой и вернулась с аптечкой. Алессандро смотрел на нее, как на бомбу, которая вот-вот взорвется.

— Что это? — спросил он.

— Я купила аптечку, — сказала я ему. Я открыла ее, показывая необходимые вещи, которые я купила. Алессандро выглядел слегка впечатленным. — Вот лента.

Алессандро наблюдал за мной из-под тяжелых век, пока я заклеивала его. Я старалась не прикасаться к его коже, но это было неизбежно. Каждый раз, когда я чувствовала его тепло, я отшатывалась. Когда я закрыла все его раны, Алессандро потянулся.

— Ты не сможешь принять душ, — сказала я. — Раны нельзя мочить.

Он склонил голову набок: — Ты предлагаешь помыть меня?

Я отступила назад: — Я не хочу, чтобы ты вонял в доме.

На его лице появилась дикая улыбка. От взгляда его глаз мое сердце заколотилось.

— Как ты пострадал? — спросила я, прежде чем он успел что-то сказать.

Алессандро не выглядел удивленным этим вопросом. Я наполовину ожидала, что он придумает какую-нибудь ложь, но была приятно удивлена, когда он сказал мне: — Мы попали в засаду в аэропорту. Месть Галлагеров за Гэвина. — он фыркнул. — Это была дерьмовая попытка.

— Тебя ударили ножом три раза.

Он странно посмотрел на меня: — Да, но я жив. Чего нельзя сказать о тех, кто на нас напал.

У меня свело живот.

Я опустила глаза на его руки. Под ногтями темнела засохшая кровь.

Как легко я забыла, кто он такой, подумала я.

Что-то в них было такое, в этих Роккетти. Я поймала себя на том, что наслаждаюсь их присутствием и общением с ними. Потом они что-то говорили или делали, и мои инстинкты просыпались от их очарования и напоминали мне, с кем я разговаривала. Это происходило с Дон Пьеро и Алессандро несколько раз.

— А, вот и она. Моя испуганная жена, — в голосе Алессандро не было самодовольства. Вместо этого он был раздражен. — А я-то думал, что ты стала немного смелее.

Я начала собирать аптечку: — Тебе нужно принять тайленол и немного отдохнуть.

Алессандро открыл рот, чтобы ответить, но что-то привлекло его внимание. Я повернулась, чтобы посмотреть, почему он вдруг замолчал, но он протянул руку, как хлыст, и обхватил мое запястье. Я ахнула и попыталась вырваться.

Его хватка была крепкой и в то же время легкой. Однако Алессандро схватил меня не для того, чтобы просто подержаться за руки. Он держал мое ушибленное запястье с яростью в глазах.

— Кто это сделал?

Выражение лица... тон... Мои ладони вспотели: — Я споткнулась. — пробормотала я. — Спускаясь по лестнице. Приземлилась... приземлилась на запястье.

Его темные глаза метнулись ко мне: — Ты споткнулась? — спросил он ледяным тоном. — И приземлилась на запястье?

Я кивнула.

— Внизу лестницы был кто-то с пятью пальцами? — Алессандро поднял мое запястье, показывая четкие следы пяти пальцев. — Кто сделал это с тобой, София?

В моем сознании возникло испуганное выражение папы. Пожалуйста, София... пожалуйста, пообещай мне, что сохранишь это в тайне.

— Если бы это было важно, я бы тебе сказала, — я попыталась отдернуть руку, но он не сдавался.

Алессандро изучал выражение моего лица. Затем очень осторожно разжал пальцы. Я поднесла запястье к груди, защитно сжимая его. Мрачное выражение овладело им.

— Это был Оскуро? — спросил он.

Я покачала головой: — Нет, конечно, нет. Оставь это, Алессандро.

— Если кто-то проявил неуважение к тебе, то он в нескольких шагах от того, чтобы проявить неуважение ко мне и моей семье. — Алессандро наклонился ближе ко мне. От его запаха у меня закружилась голова. — Кто проявил неуважение к тебе, жена?

— Никто этого не сделал, — прошептала я.

Его глаза вспыхнули: — Значит, это был Чезаре.

Я подняла голову: — Мой отец никогда бы...

— Мы с тобой оба знаем, что это неправда, — я замолчала. Алессандро подошел ко мне. — Мне нужно немного поболтать с моим свекром?

— Нет, — сказала я. — Он... он немного напился. Это был несчастный случай.

— И это оправдывает его?

Я подняла глаза на него: — У тебя все еще кровь под ногтями от убийства людей, и ты хочешь размахивать флагом морали?

На его лице промелькнуло что-то похожее на восторг. Алессандро поднялся, похожий на льва, заметившего хромую газель.

— Я не должна...

— Не извиняйся, — он сказал. — Ты знаешь, что меня это раздражает.

Я замолчала.

Алессандро смотрел на меня сверху вниз. Казалось, в его выражении была какая-то смелость. Давай, казалось говорили его глаза, скажи что-нибудь еще. Позволь мне поиграть еще немного.

Мне стоило физических усилий держать рот на замке.

— Не волнуйся. Я сделаю это быстро, — сказал он.

Я нахмурилась: — Что быстро?

— Смерть Чезаре.

Меня пронзил холод: — Нет, нет, ты не можешь... — я хотела схватить Алессандро, но он схватил меня за запястья. Он легко удержал меня на месте. — Пожалуйста...

Алессандро посмотрел мне в лицо: — Он поставил синяк на коже Роккетти. Как только он схватил тебя так сильно, что кровь под твоей кожей запеклась, он попал в мой список убийств.

— Это был несчастный случай. Я... я напрягла его... — я спотыкался на словах, теряя фразы в бормотании.

— Случайность или нет, но он ранил мою жену. Он должен быть наказан. — Алессандро сжал мои запястья чуть сильнее, достаточно, чтобы замедлить мое движение. — Но... если ты настаиваешь на том, чтобы его пощадили, что мне за это будет?

Я помедлила: — Что?

— Что я получу с этого? — поинтересовался он. — Я хочу его смерти, но ради тебя я готов пощадить его жизнь. Что ты можешь дать мне взамен? — у меня пересохло во рту. — Чего ты хочешь?

Голод охватил его выражение лица: — О, так много всего, София. Вещи, которые заставят тебя и плакать, и кричать. — Алессандро усмехнулся, и я поняла, что цена, которую он потребует, будет высокой. — Я хочу поцелуй.