— Ты жива.

— Жива, — согласилась та. — Пока.

Рун напрягся и указал на Рапунцель.

— Пока, — повторил он. — Но пока эта девочка живет для Энвеарии, тебе больше ничем нельзя помочь. Я отказываюсь продать твою жизнь за жизнь той, что навлекла на нас такие страдания!

При этих словах феи загомонили, горячо с ним соглашаясь.

— Дитя невиновно в наших страданиях и даже в моих. Она не знает, что из себя представляет. Мое ранение было случайностью. Она даже не помнит моего визита. Едва прикоснувшись к ее лбу, я почувствовала столько ведьминой магии, что, думаю, за последний год она забыла половину дней.

Рапунцель подпрыгнула.

— Лгунья! — крикнула она. — Я помню весь год и забыла всего один день.

Придя сюда, она подвергла Ведьму большей опасности, чем когда бы то ни было. Ведьма наверняка узнает, где она, придет на помощь, и их обеих убьют.

— Я причиняю ей боль, — забормотала Рапунцель, и слезы закипели в ней при мысли об уродливых морщинах на лице Ведьмы и белых прядях в ее волосах и о том, насколько все стало хуже теперь, когда башня осталась где-то далеко. — Из-за меня ей больно. Если бы я только прислушалась... Надо было попросить ее о помощи. Она так испугается. О Ведьма, Ведьма, прости...

Рапунцель расплакалась.

— Бедняжка, — мягко сказала фея, но ее доброта лишь напомнила Рапунцель о Ведьме и усилила поток слез. — Выслушай меня. Два дня назад я пришла к башне ведьмы. Пока принц звал тебя, я попыталась забраться по твоим волосам.

— Джек об этом рассказывал, — выдавила Рапунцель, икая в попытке подавить рыдания.

— Да, но он не все знает, — продолжила старейшина. — Тебе известно, что случилось, когда я до тебя добралась?

Рапунцель покачала головой.

— Ты собрала волосы, и я упала на камни твоего балкона. Как видишь, мое крыло сломалось. Ты не знала, что я там, и тебя нельзя в этом винить. Когда ты меня нашла, то встревожилась и проявила доброту. — Она повысила голос, и на красном лбу выступили капельки пота. — Надеюсь, вы все слушаете. — Ее слова разнеслись над затихшей площадью. — Девочка повела себя со мной очень бережно. Она жаждала мне помочь. — Фея продолжила тише, словно рассказывая Рапунцель сказку на ночь: —Ты взяла меня на руки и внесла внутрь. Тебе было любопытно встретить новое существо и хотелось как-то помочь, так что ты уложила меня в заросли ведьминых цветов и напоила росой с ее роз. Я оказалась слишком слаба, чтобы отказаться, и не смогла воспользоваться голосом — магия в башне слишком сильна. Откуда ж тебе было знать, что для меня эта роса ядовита.

Рапунцель и так мутило, а теперь еще заныло сердце. Она не помнила ничего из сказанного старейшиной, но каким-то образом знала, что это правда. Она отравила фею и сломала ей крыло. Возможно, не нарочно, но все же.

Рапунцель закрыла лицо руками.

— Она ведет себя так, словно ей не наплевать, — сказал Рун. — Но она ничего не знает о боли, а ты... Ты не можешь летать! Почему ты ее защищаешь? Почему?

— Есть вещи поважнее полетов, — ответила фея, крепко сжимая ладонь Руна в своих. — И пока я... — Она тяжело вздохнула. — Пока я сожалею о потере...

Ее голос надломился, и на площадь опустилась ужасная тишина. Никто не двинулся, пока старейшина не заговорила вновь.

— Жертва оказалась не напрасной, — сказала она. — Стеблелаз спас меня из башни и принес сюда. А теперь, когда вы привели маленькую узницу, у меня есть то, чего я хотела, ради чего лезла на башню.

— Чего же ты хотела? — потребовала ответа Рапунцель.

— Поговорить с тобой. Рассказать тебе все и посмотреть, способна ли ты слышать, или всякая надежда потеряна. Я верю, ты достаточно молода, чтобы тебя можно было спасти. И после нашей встречи моя вера возросла, поскольку хоть ты себялюбива и невежественна, но обладаешь добрым сердцем.

Рапунцель бросилась на колени. Утерла лицо рукавом и икнула. Она не знала, что значит «можно спасти», но звучало это не очень хорошо.

— Почему ты зовешь меня маленькой узницей?

— Потому что именно ею ты всегда была, — сказала фея. — Узницей в башне.

— Я не узница, — возразила Рапунцель. — Я люблю свою башню.

— Любовь — коварное слово. Ты уверена, что понимаешь его смысл?

Рапунцель кивнула.

— Ведьма любит меня, а я люблю ее. Я спустилась сюда только для того, чтобы ей помочь, но все испортила.

— Ничего ты не испортила.

— Испортила, — повторила Рапунцель. — Ты жива. Зря я тебе сочувствовала. Я бы не стала тебе помогать, знай я, что ты хочешь убить Ведьму. Я бы хотела, чтобы ты умерла.

Джек, как и феи на площади, потрясенно ахнул.

— Слышишь? — спросил Рун. — Видишь?

— Я вижу создание более правдивое, чем большинство из тех, кого я встречала, — сказала фея, не отрывая ясных глаз от Рапунцель. — Маленькая узница, я знаю, ты желаешь вернуться в свою башню. Этого я позволить не могу. Но ты устала и телом, и умом, и я хочу тебя немного утешить. Скажи, что тебе нужно.

Рапунцель уставилась на старейшину. Все было просто чудовищно, и не стоило пытаться отделить правду от лжи. Она едва ли помнила половину из сказанного. Что ей нужно?

— Я вся выпачкалась, — жалобно сказала Рапунцель, — и меня тошнит с тех самых пор, как я уменьшилась.

— Ты что, хочешь сочувствия? — тут же ответил Рун. — Тебе плохо всего час. Представь, что твоя боль длится почти десять лет. С тех пор, как Энвеария начала сжимать свой магический кулак, ни один из нас не имел и дня передышки. Мы отравлены, ослаблены, не способны...

— Рун. — Что-то в голосе старейшины заставило его замолчать. — Я не могу отвести наших гостей к озеру. Мне не совсем хорошо. Среди вас есть доброволец?

Пухленькая симпатичная фея с короткими розовыми косами вырвалась из глубины толпы, растолкав по дороге нескольких других.

— Я отведу, Мудрейшая, — сказала она, правда, совершенно не глядя на Рапунцель. Толстушка подлетела к Джеку и запорхала прямо перед его носом. — Идем со мной, — позвала она и засияла дразнящей красногубой улыбкой.

Джек, похоже, удивился, но не рассердился. Он даже слегка улыбнулся в ответ.

— Идите с Тромпеей, — велела старейшина. — А когда искупаетесь, поешьте и отдохните. Уже рассвело, но вам обоим нужно поспать.

Рассвело. Рапунцель поняла, что это должно быть правдой. Стояли сумерки, но на поляну проникло несколько бледных утренних лучей, осветив и ее, и лица фей. Это совсем не походило на великолепные рассветы, которые Рапунцель видела из своей башни. Здесь внизу мир оставался в тени.

— Сколько ты позволишь ей пробыть с нами свободной и не в цепях? — тихо спросил Рун, наклонившись к старейшине, чтобы его не услышали феи в толпе. — Когда ты решишь, что с ней сделать?

Что с ней сделать. Рапунцель вздрогнула от холодности этих слов. В ее книгах наказания, накладываемые на нее жителями земли, всегда были жестоки.

— Сегодня я решу, что нужно сделать, — ответила старейшина. — И завтра оглашу решение.

Рун, казалось, обеспокоился, как и Джек. Он несмело кашлянул:

— М-м-м, с вашей стороны правда мило позволить мне остаться и все такое. Но мне пора на север. Я опаздываю. Не знаю, сказал ли вам Рун о нашей, э-э, сделке?

— Я знаю, что ты ищешь.

— О. — Джек переступил с ноги на ногу. — Итак, поскольку я сделал то, что он просил...

— Ты еще можешь понадобиться, — пояснила Мудрейшая. — Я расскажу больше, когда ты поспишь.

Джек, похоже, не знал, что на это ответить.

— До тех пор, — обратилась Мудрейшая к Рапунцель, — надеюсь, ты будешь чувствовать себя у нас, как дома.

— Не буду. Но... — Она поколебалась и решила, что немного вежливости простительно. — Спасибо, что не убили меня.

Здоровое крыло старейшины замерцало.