— Становишься староват для сумасшедших детских вечеринок, да? — подколола я, но захлопнула свой рот, когда он уставился на меня.

Он коснулся пальцем конца сигареты, стряхнув пепел в кофейную кружку.

— Я не настолько старше тебя, Вайлет.

— Ты старше меня на десять лет, — опровергла я игривым тоном. — Что делает тебя старым.

— Вообще-то на восемь, — поправил он. — Мне только двадцать семь... не добавляй мне года.

Я коварно усмехнулась.

— Неужели это имеет значение, если я добавлю тебе год или два, в твоем-то возрасте?

Он покачал головой с наигранным раздражением и потянулся чрез стойку, чтобы взять пепельницу, стоящую рядом с моим локтем. Престон потушил сигарету в ней и затем, его рука двинулась к переднему карману на его рубашке.

— Я хочу, чтобы ты поработала с травкой сегодня, — сказал он, доставая небольшой пакетик с травой из кармана. Он бросил ее передо мной и перешел к делу. — И я слышал, что копов будет больше сегодня по городу, так что будь осторожна.

— Откуда ты это знаешь? — спросила я. — Что опять тебе твой дружок Глен слил информацию? Он — грязный полицейский.

— Грязный полицейский? — усмехнулся Престон. — Думаю, ты пересмотрела сериалов про полицейских, Вайлет. Никто уже не говорит так.

— Я не смотрю эти сериалы, — соврала я, прослеживая одну из многих трещин на стойке. — Я прочитала это выражение в книге.

— Когда она была написана? В 1930?

— Нет, в 2012.

— Ну, ты и врунишка, — сказал он, складывая руки на груди и опираясь на стойку. — Серьезно, ты — худшая из всех, кого я знаю, и это до добра не доведет.

— Я же не вру постоянно, — я взяла пакетик с травкой. — Я просто добавляю яркости серым вещам.

— Ты самая забавная девушка, из всех, что я знаю, Вайлет Ха... — он замолк, вероятно вспомнив единственный раз, когда я на него кричала, когда он назвал меня по фамилии.

Я быстро сменила тему, до того как все это успело добраться до меня.

— Так что, ты разрешишь мне остаться здесь на лето или нет?

Кокетливая ухмылка появилась на его лице.

— Ты же знаешь, что тебе всегда здесь рады. Я даже готов разделить с тобой свою кровать.

Я закатила глаза:

— Спасибо, но думаю, меня вполне устроит моя старая комната.

— Что? Неужели я недостаточно хорош, чтобы разделить со мной ложе?

— Нет, я уверена, что ты очень хорош, но ты же знаешь, что я не делю ни с кем свою кровать.

Он склонился над стойкой.

— Я знаю, и мне очень интересно, почему?

Я пожала плечом:

— По той же причине, по которой я ничем не делюсь. Потому что не люблю, когда трогают мои вещи, — это не было всей правдой. Когда-то, я ненавидела спать одна и быть одной вообще.

После того как я обнаружила родителей убитыми, то оставалась в доме вместе с ними на протяжении двадцати четырех часов, и это были самые длинные сутки в моей жизни. Чем дольше я оставалась в доме с телами родителей, тем дальше погружалась в одиночество и саму себя. Я продолжала твердить себе, что мне нужно встать, но знала, что, как только сделаю это, то все будет кончено. Мне придется сказать "прощай". В конце концов, тишина разрушила меня и мне пришлось двигаться.

Я не смогла плакать сразу после похорон. Это заняло несколько дней, а потом я уже не могла остановиться. Это продолжалось вечность, и мне просто хотелось, чтобы кто-нибудь утешил меня. И я ненавидела спать одна, один на один с кошмарами, наполненными одиночеством. Я пыталась найти кого-нибудь, кто бы держал меня, обнимал, помог бы мне не чувствовать этого одиночества, но в конце концов, никто не хотел такой работы. В итоге, я решила, что не буду такой слабой. Я заставила себя быть сильной. Смириться с одиночеством. Смириться с тем, что у меня была только я.

— Земля вызывает Вайлет, — Престон помахал рукой перед моими глазами. — Ты за тысячи миль от меня.

— Прости, — я собралась положить пакетик с травкой в карман, но поняла, забыла свою куртку. — Черт, на этом платье нет карманов.

Престон наклонил голову в сторону и его пряди упали ему на глаза светло-голубого цвета

— Вообще-то мне нравится это платье...

Он оглядел меня с ног до головы, и я пыталась помешать его острому взгляду заставить чувствовать себя неудобно, но у меня ничего не вышло.

— У меня есть идея, — он потирал свою колючий подбородок, обходя стойку, и я повернулась на барном стуле, чтобы быть к нему лицом. Он протянул руку ко мне. — Дай мне пакетик.

Я кинула его ему на ладонь, и он сжал пальцы, потянувшись к моей груди. Я вздрогнула, но ничего не сказала, фокусируясь на ровном дыхании, даже когда его рука коснулась верхней части платья.

— На тебе нет бюстгальтера, — он прикусил губу, его рука задержалась на моей груди на мгновение, потом двинулась к моему бедру, к спине, где платье открывало голую кожу.

Он едва скользнул пальцами под ткань и засунул пакетик под пояс моих трусиков-стрингов, моя кожа пылала от контакта с его пальцами. Не то чтобы я была уж совсем невинна. Парни трогали меня, и я позволяла их руками делать все, что им вздумается, пока это было лишь делом. Это было легко, пока они оставались просто парнями для меня, думать об этом было прикольно, например, большая ли стирка мне предстоит. Но если же появлялась лишь легкая искра эмоции, то я отдалялась.

Идея о возможности эмоциональной и интимной связи с кем-либо никогда не посещала меня. Да и эмоции не посещали. В них не было никакого смысла, кроме как вести к разочарованию, когда ты осознаешь, что чувствуешь что-то по отношению к человеку, который не отвечает взаимностью. Престон прекрасно знал эту мою особенность, и это заставляло меня задуматься о том, почему он прикоснулся ко мне таким образом. Он мог подшучивать надо мной как угодно, но касания были за гранью дозволенного для людей, с кем у меня связывали какие-то отношения, был ли это приемный отец или друг, или кем он там мне приходится... это создавало путаницу.

Я боролась, чтобы получить кислород, не вдыхая слишком громко при этом, пока моя голова кружилась от смущения и желания заехать кулаком ему в челюсть.

— Просто постарайся обойтись без сумасшедших танцев, — сказал он, убирая руку и подмигнув мне. Потом он обошел вокруг кухонной стойки. — Сегодня вечеринка в Фэиртаун, — продолжил он, говоря так, как будто ничего не случилось, пока копался в шкафу, ища что-то. — Тебе следует туда заглянуть. Этот город полон любителей травки.

Я подавила злость и заставила свой голос звучать так же жизнерадостно, как голос чирлидерши на выступлении.

— Звучит неплохо, — я стояла спиной к нему и плотно зажмурила глаза, напоминая себе дышать, повторяя, что он — это все, что у меня есть, и если уж выбирать между полным одиночеством и этим, я выбрала Престона.