На данный момент их огнестрельное оружие и артиллерия были примерно такими же примитивными, как и их порох. Лучшим пехотным огнестрельным оружием, которое у них было, был грубо сконструированный мушкет с фитильным замком, и, похоже, никто еще не додумался даже до колесцового замка, не говоря уже о кремневом. Их артиллерия концептуально была не намного более продвинутой, но это было не потому, что их металлургия была недостаточно хороша, чтобы производить гораздо лучшее оружие, предполагая, что кто-то предложит, как это можно сделать. В сочетании с производственной базой чарисийцев, общей изобретательностью и сужающимся кругом врагов это давало всевозможные поводы для того, чтобы немного расширить зарождающиеся трещины в фундаменте Лэнгхорна.

Но что еще более важно, в королевстве Чарис также существовала социальная открытость. Никто никогда не спутает Чарис с представительной демократией. Короля Хааралда, вероятно, хватил бы апоплексический удар при одной только мысли об этом. Но королевский чарисийский флот имел многовековую традицию принимать на службу только свободных людей, прямое крепостное право было отменено в Чарисе более века назад, и по стандартам любого другого государства Сэйфхолда чарисийские простолюдины, несомненно, были "наглыми".

Что, в сочетании с центральной ролью торговли и торговцев в процветании Чариса, помогло объяснить, почему парламент Хааралда был активной, жизненно важной частью его правления. По большей части он делал то, что ему говорили, но ревностно охранял свои прерогативы, и у Хааралда хватало мудрости достаточно часто вставать на сторону общин против лордов, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, где находится истинная власть. Если уж на то пошло, большая часть чарисийской знати активно занималась торговлей, без высокомерия землевладельцев Харчонга или Деснейра. Они признавали, что способности так же важны, как и голубая кровь. Простое обладание титулом не оправдывало лени или праздности, и чарисийский простолюдин, обладающий способностями и энергией, мог рассчитывать подняться намного выше, чем его коллега почти в любом другом государстве Сэйфхолда.

Вот почему Мерлин был здесь. Базовая матрица чарисийской политики и общества предлагала самую плодородную почву для семян, которые он должен был посадить. Оставалась еще небольшая проблема со страховым полисом Лэнгхорна, которую Сова обнаружил во время своего орбитального обследования. Найти способ справиться с этим было бы непросто. Но даже после того, как это было бы преодолено, Мерлину было очевидно, что он не мог пытаться навязать технологию Сэйфхолду, так же как он не мог в одиночку свергнуть Церковь. Изменения, которые он должен был вызвать, должны быть органичными, должны вырасти из подлинного сдвига в базовых установках и структурах убеждений.

Мерлин стал думать о себе как о вирусе. Аналогия не была идеальной, но она работала. Сам по себе он ничего не мог сделать. Но если бы он нашел нужную клетку, вторгся в нее, переделал ее нужным образом, это распространило бы инфекцию на организм. И Чарис был подходящей исходной клеткой.

При условии, конечно, что он сможет предотвратить его разрушение.

К счастью, у него по-прежнему была одна общая черта с Нимуэ Элбан; им обоим всегда нравился вызов.