- Если вы извините меня, капитан, - вежливо обратился он к Бронингу, - думаю, что хотел бы провести некоторое время в медитации, пока не дождусь того превосходного обеда, который подаст нам ваш повар.

- Конечно, ваше преосвященство. Я передам, чтобы проследили, чтобы вас не беспокоили.

- Спасибо вам, капитан. Я ценю это.

Капитан еще раз поклонился и удалился, предоставив архиепископу наветренную сторону узкой кормовой палубы. Диннис придал своему лицу подобающую серьезность, поправил легкий плащ, который носил поверх сутаны, и медленно прошелся взад-вперед, взад-вперед, прихрамывая на сломанную ногу, навсегда оставшуюся в наследство, опираясь на трость, чтобы компенсировать крен корабля.

Двадцать четыре дня, по подсчету Бронинга. Чуть лучше пяти полных пятидневок. И кто знал, что происходило в Теллесберге - или в Храме - пока "Блессэд Лэнгхорн" медленно преодолевал тысячи миль между Хэйвеном и Чарисом?

Он вспомнил встречу, на которой он убедил церковный суд разрешить спор о престолонаследии Хэнта в пользу Тадейо Мантейла. Тогда это предложение казалось таким простым. Просто рутинный вопрос, решение, принятое в обмен на щедрый личный подарок. Но теперь это решение вырисовывалось гораздо более масштабным. Тогда это было не более чем еще одним шагом в хорошо понятном танце инсайдеров Храма. Теперь Диннису стало ясно, что будущее его архиепископства было гораздо более хрупким, чем он когда-либо думал раньше, и что его собственный поступок, каким бы безобидным и рутинным он ни казался в то время, служил интересам людей, которые хотели, чтобы богатство и власть этого архиепископства были разрушены навсегда.

Он вспомнил свой зимний разговор с викарием Замсином. Беспокойство канцлера было очевидным, но заверения викария в том, что решение по поводу Чариса не является неизбежным, успокоили худшие опасения Динниса. Но это спокойствие было серьезно подорвано по мере того, как весна неуклонно приближалась, и лед в проливе Син-ву начал таять. И последнее интервью Динниса с Тринейром перед его отъездом в Теллесберг было совсем не обнадеживающим. Не из-за того, что сказал викарий, а из-за того, чего он не сказал.

У Динниса не было никаких сомнений в том, что канцлер - вероятно, вся храмовая четверка - предпринимала свои собственные шаги, чтобы справиться с любой угрозой, исходящей от Чариса. Но ни один из его источников не смог сообщить ему, какие именно "шаги" они могут иметь в виду, и то, что Тринейр вообще не сообщил ему что-либо о планах храмовой четверки, приобрело зловещий подтекст.

Он остановился на мгновение, уставившись на море невидящими глазами. Как он ни старался, он мог думать только о двух вещах, которые могли бы предотвратить бурю, надвигающуюся все ближе.

Одна из них состояла в том, чтобы продемонстрировать свой собственный твердый контроль, предприняв решительные действия. Если бы более тревожные из новых нововведений могли быть признаны нарушениями Запретов - или даже если бы они могли быть признаны просто приближающимися к нарушениям - и он прикажет отозвать их аттестации, это могло бы убедить храмовую четверку, что он может контролировать ситуацию без их вмешательства. Он ни в коем случае не был уверен, что это произведет такой эффект, но это могло бы произойти.

В противном случае единственным вариантом, который он видел, было убедить их, что их ужасная интерпретация событий в Чарисе была ошибочной. Если бы их можно было убедить в том, что они слишком остро отреагировали, что сообщения из таких мест, как Эмерэлд и Корисанда, на самом деле были сильно преувеличены, тогда они вполне могли бы отказаться от активных действий против королевства. По крайней мере, они, безусловно, знали о том, сколько десятины Чарис ежегодно вносил в церковную казну. Конечно, они не решились бы уничтожить этот источник дохода, если бы не чувствовали, что это абсолютно необходимо!

Он надеялся, что они это сделают, по крайней мере, потому что, если Церковь или даже "просто" совет викариев, действующий в своей светской роли, решит, что Чарис должен быть уничтожен, Чарис погибнет. И если бы Чарис погиб, карьера архиепископа, который был ответственен за его ортодоксальность, внезапно и сокрушительно остановилась бы. Эрейк Диннис потеряет свое архиепископство, богатство, которое оно представляло, и, по крайней мере, две трети своей власти и престижа, и он внезапно обнаружил, что по сравнению с этим взятка, которую он получил от Гектора, была бессмысленной.

Как они могут так поступить со мной? - резко потребовал его разум. - В течение многих лет я был их архиепископом, заботился о них, защищал их от инквизиции и тех в совете, кто автоматически с подозрением относится к любым изменениям. И чем они мне отплачивают? Приняв все эти их проклятые новые понятия! Отправившись прямо в логово дракона - и взяв меня с собой - потому что они слишком глупы, чтобы видеть, что они делают!

Он смотрел на бурлящую голубую воду Марковского моря и в глубине души возмущался несправедливостью мира, в котором Бог позволил этому случиться с ним.