XXIV

САН-САЛЬВАДОР-ДЕ-БАЙЯ-ДЕ-ТОДОС-ОС-САНТОС,

БАЙЯ,

БРАЗИЛИЯ

Дэйв Дворак считал, что одной из приятных особенностей технологии Гегемонии является освещение, которое она делает возможным. Задрапированный флагом подиум на приподнятой сцене в конце студии был освещен так ярко, как только мог пожелать любой продюсер или режиссер, но без лучистого тепла, которое создавало бы традиционное студийное освещение.

Он снова взглянул на часы, но они упорно говорили ему то же самое, и он прислонился спиной к стене, сосредоточившись на том, чтобы держаться подальше от операторов, звукооператоров и специалистов по свету, пока они проводили последние тесты и готовились к съемкам. Как и студийное освещение, "камеры", о которых идет речь, были продуктом неуклонно расширяющейся орбитальной инфраструктуры. Они были меньше и легче, чем камеры до вторжения, и каждая из них плавала на своем собственном независимом антигравитационном устройстве, подчиняясь джойстикам на панелях управления "операторов", которым они отвечали. Они двигались абсолютно независимо и плавно по всем осям, и система была сконфигурирована так, чтобы генерировать трехмерные изображения для ограниченного числа находящихся в эксплуатации трехмерных устройств, одновременно подавая сигнал на все оставшиеся от вторжения телевизоры, которые были возвращены в эксплуатацию.

Он наблюдал за ними, и пока он это делал, его мысли перенеслись к городу за пределами звуконепроницаемых стен этой тихой студии с прохладным кондиционированным воздухом.

Его первый визит в Сальвадор был в суверенные времена после опустошения и разрухи, которые он видел на большей части территории Соединенных Штатов и Канады. Или опустошения, от которых пострадала большая часть остальной Бразилии, если уж на то пошло. Город и муниципальный район были поразительно нетронуты, за исключением нескольких участков, которые сгорели во время гражданских беспорядков до того, как до президента Гарсао дошла помощь Джадсона Хауэлла. Гринсборо, конечно, пострадал еще меньше, но население Сальвадора до вторжения было в десять раз больше Гринсборо, а вернувшиеся беженцы, привлеченные восстановлением порядка, увеличили его первоначальное население на целых двадцать или даже тридцать процентов. Это делало его крупнейшим сохранившимся городом в мире, и к тому же он был намного старше Гринсборо - всего на триста лет или около того - с панорамой архитектуры, которая пришлась по душе историку в нем.

Это сочетание населения и истории было одной из причин, по которой он стоял в этой студии, ожидая с таким нетерпением и нервозностью, но на самом деле это было не самой важной причиной. Самой важной причиной, по которой он оказался здесь, было то, что Сан-Сальвадор-да-Байя-де-Тодос-ос-Сантос был столицей южноамериканского государства.

Он снова взглянул на часы. Прошло еще две минуты. Это было хорошо. Теперь оставалось всего тринадцать, и он достал свой "телефон", чтобы набрать текст официального заявления. Было слишком поздно вносить какие-либо редакторские правки, но они с Сарой Хауэлл изрядно попотели над формулировкой, и перечитывание ее было еще одним способом занять немного оставшегося времени. Конечно, с его удачей он нашел бы что-то, что абсолютно необходимо было изменить сейчас, когда они не могли этого изменить. По крайней мере, он не был тем, кто должен был это представлять. Это было уже что-то. На самом деле, это было чертовски много. Кроме того...

- Расслабься, Дэйв, - произнес чей-то голос, и он быстро поднял глаза. - Это прекрасно, - сказал ему Джадсон Хауэлл. - А если это не так, то на данный момент никто из нас ничего не может с этим поделать. Кроме того, - он быстро ухмыльнулся, - я тот, кого история обвинит, если ты что-то перепутаешь.

- О, спасибо, - ответил Дворак. - Вы заставили меня почувствовать себя намного лучше, мистер президент!

- Одна из вещей, ради которых я здесь, - заверил его Хауэлл с другой улыбкой. Затем выражение его лица изменилось, и он схватил Дворака за плечо. - На самом деле, ты отлично справился. Все, о чем я мог бы просить. Сегодняшний вечер - такая же твоя работа, как и чья-то еще.

- В любом случае, мило с вашей стороны так сказать, - сказал Дворак.

- Я сказал это только потому, что это правда.

Хауэлл сжал его плечо - то, которое нанниты Осии Макмердо наконец-то починили до состояния "как новое" - и прошел через студию, чтобы присоединиться к Фернандо Гарсао и Джеремайе Агамабичи на подиуме. Дворак наблюдал, как они втроем пожимают друг другу руки, размышляя о том, что сказал Хауэлл. Возможно, в этом была доля правды, - размышлял он, - и это правда, что он видел необходимость в чем-то подобном еще до того, как Хауэлл завербовал его. Но именно видение и страсть Джадсона Хауэлла были движущей силой всего процесса. Никто никогда не обвинил бы Гарсао или Агамабичи в слабости или робости - только не после того, что они вдвоем пережили и достигли за последние восемнадцать месяцев. И все же любой из них был бы первым, кто признал бы, что этот день был результатом воображения и сосредоточенности Хауэлла. И о его готовности по-настоящему идти на компромиссы в сочетании со стальным отказом отступить хоть на дюйм от основных принципов, ради которых он впервые обратился к двум другим мужчинам, работавшим с ним сегодня на звуковой сцене.

Нашел ли человек свой момент, или момент породил человека? - задавался вопросом Дворак, уже не в первый раз. - И правда заключалась в том, что на самом деле не имело значения, как это произошло. Все, что имело значение, - это то, что это произошло, и что ему выпала честь быть внутри. Видеть, как творится история, а не просто изучать ее, и это того стоило...

Он вздрогнул, когда зазвонил будильник на его часах.

- По местам, пожалуйста, джентльмены, - сказал директор зала, и Хауэлл, Гарсао и Агамабичи оторвались от своего разговора. Если кто-то из них и нервничал, то виду не подал, и они обменялись еще одной улыбкой, затем переместились так, что Гарсао встал прямо за трибуной с Хауэллом за правым плечом и Агамабичи слева. Они с Хауэллом были с точностью до полудюйма одного роста, но Агамабичи был всего на дюйм или около того ниже Дворака, что делало его на пять дюймов выше любого из президентов. Флаги Соединенных Штатов и Канады обрамляли флаг Бразилии позади них, и у Дворака сжалось горло, когда он посмотрел на них, подумал о борьбе, крови и отказе лечь и умереть, которые олицетворяли эти кусочки цветной ткани, и на мгновение задался вопросом, какого черта он делает, оказавшись в такой ситуации.

- И все остальные, пожалуйста, - продолжил директор зала, и цветастая охрана бойко промаршировала на место перед приподнятой сценой подиума. Она состояла из двенадцати военнослужащих по четверо в форме трех представленных здесь стран, каждый из которых был вооружен служебной винтовкой своей страны. Но был также и тринадцатый человек, державший флагшток с туго обернутым вокруг него флагом в чехле, и он был одет в униформу, которую никто никогда раньше не видел: космически-черную куртку с небесно-голубыми вставками и темно-зеленые брюки. Первые двенадцать человек выстроились в три короткие шеренги по четыре человека, образуя три стороны пустого квадрата перед звуковой сценой, когда они нашли свои метки на полу студии, а тринадцатый человек переместился на открытое пространство между ними, прямо перед подиумом.

Директор зала критически оглядел их, затем удовлетворенно кивнул.

- Девяносто секунд, - предупредил он всех и отступил назад.

Цифровой дисплей на боковой стене постоянно мигал вниз, в то время как Хауэлл, Гарсао и Агамабичи сосредоточили свое внимание на 3D-дисплее "телесуфлера", плавающем позади операторов. Затем он достиг нуля, и директор зала указал на Гарсао и резко кивнул.

- Добрый вечер, - ясно проговорил президент Бразилии. - Для тех, кто еще не узнал меня, я Фернандо Гарсао, президент Бразилии. Я обращаюсь к вам сегодня вечером из столицы моей страны, но я говорю не просто как бразилец. Нет. Сегодня вечером я обращаюсь к вам как гражданин планеты, которую каждый из нас называет своим домом.

Выражение его лица было серьезным, тон размеренным.

- В течение последних полутора лет нашему дому был нанесен огромный ущерб с почти невообразимыми человеческими жертвами в результате неспровоцированного нападения империи шонгейри. Вряд ли мне нужно перечислять все преступления и зверства, которые шонгейри учинили нам во имя завоевания. И, если уж на то пошло, сегодня вечером у нас нет достаточно времени, чтобы завершить этот ужасный перечень варварств. Однако многие из вас, наблюдающих и слушающих меня, возможно, еще не осознают, что их окончательным решением, когда они пришли к выводу, что никогда не смогут заставить нас по-настоящему подчиниться, было полное уничтожение всей человеческой расы.

Он сделал паузу, давая этому осесть, затем продолжил.

- Наши выжившие военные и неисчислимое количество наших частных граждан доблестно сражались против захватчиков, проливая кровь ради нашей защиты, но наше поражение - и смерть - было несомненным и неизбежным. До тех пор, пока союзники губернатора штата Северная Каролина Джадсона Хауэлла в Соединенных Штатах Америки успешно не поднялись на борт звездолетов наших врагов и не захватили их в рукопашной схватке. Большинство из этих союзников сейчас отбыли в родные системы шонгейри на тех же самых дредноутах, чтобы научить наших врагов - наших потенциальных убийц - тому, что на людей нельзя нападать безнаказанно. Однако перед своим отбытием они также захватили высокоэффективную промышленную базу, которую шонгейри привезли в нашу звездную систему для поддержки своего вторжения, и они оставили эти мощности в ведении губернатора Хауэлла, чтобы использовать их на благо всего человечества. Миллионы из вас, слушающих меня, были напрямую затронуты усилиями губернатора Хауэлла по спасению, осуществленными благодаря этой технологии. В ближайшие месяцы таких будет еще больше, и я могу сказать вам сейчас, что в ближайшие несколько лет всему нашему миру станут доступны все более передовые технологии.