Изменить стиль страницы

XIV

Стивен Бучевски стоял у дороги и снова задавался вопросом, что, черт возьми - делать дальше.

В конце концов, их пилоту не удалось найти ни одного дружественного аэродрома. Он сделал все, что мог, но у него почти закончилось топливо, связь была отключена, а по всей Европе разлетелись взрывы мощностью в несколько килотонн (и после того, как он увернулся от предупредительных выстрелов древнего МИГ-21 югославских ВВС, который, казалось, был убежден, что его самолет имеет какое-то отношение ко всеобщему хаосу), его возможности были ограничены. Он пытался проникнуть в воздушное пространство Румынии - ему действительно удалось установить контакт с вертолетной базой румынских ВВС в Карансебеше и получить разрешение на заход на посадку, - но у него закончилось время и керосин. Несмотря на бесперспективную местность, над которой он оказался, когда баки наконец иссякли, ему удалось найти участок дороги, который почти подходил, и он посадил большой самолет на последних нескольких галлонах топлива.

C-17 был разработан для посадки на пересеченной местности, но его конструкторы не имели в виду ничего настолько грубого. Хуже того, по Уставу требовалась взлетно-посадочная полоса длиной не менее трех тысяч пятисот футов, а у него и близко не было такого пространства для работы. По крайней мере, самолет был облегчен настолько, насколько это было возможно, поскольку он сжег так много топлива, и он перевел все четыре турбовентилятора F117-PW-100 на полную обратную тягу. К сожалению, этого оказалось недостаточно. Бучевски подумал, что это все еще могло бы сработать, если бы дорогу не пересекла водопропускная труба, которую пилот не смог увидеть с воздуха. Он потерял оба основных шасси, когда они развалились под весом самолета в сто сорок тонн. Хуже того, он не одновременно выключил передачу, и внезапное асимметричное лобовое сопротивление полностью вывело самолет из-под контроля. Он рухнул на брюхо, затем бешено закрутился, съезжая с дороги, и врезался в густой покров деревьев, как какая-то сумасшедшая летающая тарелка. Когда он, наконец, перестал крутиться среди деревьев, обоих крыльев не было, а вся передняя треть его фюзеляжа была смята и частично превратилась в спутанные обломки.

По крайней мере, он не сгорел и не взорвался, но ни один пилот не выжил, и единственные другие два офицера на борту были среди шести погибших пассажиров, что оставило Бучевски высокопоставленным членом их небольшой группы. Еще два пассажира были жестоко ранены, и они вытащили их из-под обломков в лучшее укрытие, какое только смогли придумать, но у них не было никого сведущего в медицине.

Не было у них и особого снаряжения. У Бучевски было личное оружие, как и у шестерых других, но это было все, и ни у кого из них не было много боеприпасов. Неудивительно, предположил он, поскольку у них ничего не должно было быть на борту самолета. К счастью (по крайней мере, в этом случае) было чрезвычайно трудно отделить войска, возвращающиеся из зоны боевых действий, по крайней мере, от некоторых боеприпасов.

Там также были по крайней мере некоторые принадлежности для оказания первой помощи - достаточно, чтобы вправить сломанные руки троим пассажирам и предпринять хотя бы символическую попытку залатать тяжелораненых. Но на этом все и закончилось, и он очень, очень хотел бы, по крайней мере, поговорить с кем-нибудь более высокопоставленным в командной иерархии, чем он сам. К сожалению, он сам и был таким.

Что, - язвительно подумал он, - по крайней мере, дает мне хоть чем-то занять себя.

И это также дало ему повод для беспокойства не только о Вашингтоне. Он поссорился с Триш, когда она решила забрать Шэнайю и Ивонн к своей матери, но это было из-за уровня преступности и стоимости жизни в Вашингтоне. Ну, это и то, как далеко это было от его родителей. Он никогда, никогда не беспокоился о...

Он дотронулся до своей груди, ощутив серебряный крест на коже, под футболкой. Крест, который гордая Шэнайя подарила ему на прошлое Рождество, с выгравированными на нем его инициалами, а также ее собственными и младшей сестры. Она купила его на свои собственные деньги (хотя он подозревал, что его отец, который помог ей найти его, немного занизил цену, когда делал для нее заказ и оформлял гравировку), и она торжественно пообещала ему, что это сохранит его в безопасности и поможет ему вернуться к ним.

Безопасно. Она хотела, чтобы он был в безопасности, но когда она действительно нуждалась в нем, когда это была его работа - обеспечивать ее безопасность...

Он снова отбросил эту мысль в сторону, точно так же, как отбросил мысли о маленьком доме методистского священника в Южной Каролине, почти с благодарностью возвращаясь к созерцанию группового траха, с которым ему так или иначе приходилось иметь дело.

Сержант-артиллерист Кэлвин Мейерс был вторым по рангу членом их группы, что сделало его заместителем Бучевски... к явному неудовольствию сержанта Франсиско Рамиреса, старшего армейского унтер-офицера. Но если Рамиреса и возмущал тот факт, что они только что превратились в шоу, управляемое морской пехотой, он держал рот на замке. Вероятно, потому, что он осознал, какой занозой в заднице только что стала работа Бучевски.

У них было ограниченное количество еды, любезно предоставленной самолетом для аварийного выживания при посадке на воду, но никто из них не имел ни малейшего представления о своем положении. Или, скорее, они точно знали, где находятся, благодаря его портативному навигатору DAGR военного образца - они просто не имели ни малейшего представления о том, что это означает с точки зрения местной географии.

Или с точки зрения местного населения... если таковое имеется.

Их широта и долгота указывают на то, что они находятся как раз на сербской стороне румынской границы и чуть более чем в десяти милях к юго-западу от Дуная. Местность была гористой и густо поросшей лесом, хотя дорога время от времени проходила через расчищенные участки - вроде этого, - где сельскохозяйственные угодья простирались примерно на сотню ярдов по обе стороны. Но либо в этом районе было не так уж много мирных жителей, либо местные жители решили, что в условиях, когда ядерное оружие разбрасывается по всему ландшафту, было бы разумнее не высовываться и держаться подальше от любого разбившегося самолета.

В радиусе пяти миль от них находились два фермерских дома, но там не было никаких признаков присутствия жителей, когда Мейерс взял команду из двух человек, чтобы поискать помощь для своих раненых. Бучевски подозревал, что фермерские семьи перебрались в другое место, когда вблизи их домов появился явно иностранный военный персонал. Учитывая то, что только что произошло, он действительно не мог их винить. На самом деле, он почти пришел к выводу, что избегать контактов с местными жителями, вероятно, было бы довольно хорошей идеей и с его точки зрения. По крайней мере, до тех пор, пока все не уляжется и он - и, надеюсь, они - не смогут выяснить, что, черт возьми, происходит.

Люди в этой глухомани, вероятно, не испытывают особых дружеских чувств по отношению к старым добрым Соединенным Штатам Америки, во всяком случае, в свете таких мелочей, как их отношения с Боснией-Герцеговиной и Республикой Хорватия, размышлял он. И даже если бы это было так, они должны были бы быть чертовски подозрительными, если бы иностранцы вальсировали на их земле в такой момент, как этот. Не говоря уже о том факте, что первое, что придет в голову многим из них, - это то, что они, скорее всего, будут наводнены голодными людьми. Идея о том, что голодные солдаты - особенно голодные иностранные солдаты - "реквизируют" то, что у них есть, им не понравится, и они могут просто решить, что сначала стрелять, а потом использовать своих посетителей в качестве действительно хорошего удобрения - лучший способ избежать любых неприятностей.

Но даже если предположить, что такая осторожность может быть хорошей идеей, что это значило для двух его выживших действительно тяжелораненых? Единственное, что они не могли сделать, это перевезти их - не без помощи медиков, и не существовало шансов на то, что сюда прилетит вертолет, чтобы забрать их. Если бы они могли найти кого-то, кто мог бы вызвать им скорую помощь, или, по крайней мере, предоставить какое-то транспортное средство, или просто вызвать местного сельского врача, это могло бы означать, что эти люди в конце концов выживут. С другой стороны, возможно, этого тоже не произошло бы. За эти годы Бучевски повидал много тяжелораненых людей, и ни один из их серьезно раненых не выглядел так, как будто собирался выживать. У одной из них была жестокая травма головы - вся правая сторона ее черепа была вдавлена с... ощущением пористости - в то время как у другого, очевидно, было сильное внутреннее кровотечение. Ни один из них не был в сознании, за что Бучевски мог быть только благодарен, учитывая характер их травм.

Тем временем он должен был решить, что делать в свете того факта, что ни один из них не говорил по-сербски, они совершенно ни с кем не могли общаться, и последнее, что они слышали, казалось, что вся планета поддается спонтанному безумию.

Так в чем же проблема? - сардонически спросил он себя. - Черт возьми, это должно быть проще простого для такого закаленного главного сержанта морской пехоты, как ты! Конечно..

- Я думаю, тебе лучше послушать это, шеф, - сказал голос, и Бучевски повернулся к говорившему.

- Послушать что, ганни?

- Шеф, по радио передают что-то действительно странное.

Глаза Бучевски сузились. На самом деле он никогда не встречался с Мейерсом до этого полета, но рыжеволосый, плотный, крепко сложенный, медленно говорящий морской пехотинец с угольных месторождений Аппалачей произвел на него впечатление солидного, невозмутимого человека. Однако в данный момент Мейерс был мертвенно-бледен, и его руки дрожали, когда он протягивал аварийную рацию, которую они извлекли из разбитого фюзеляжа.