- Что ж, - сказал он затем, протягивая бокал с виски, который каким-то таинственным образом опустел, - полагаю, мне, вероятно, следует еще немного укрепить свои нервы, прежде чем меня подвергнут такому стрессовому откровению.

- О, какое чудесное обоснование, Мейкел! - Шарлиэн рассмеялась. - Подождите минутку, пока я допью свой бокал и присоединюсь к вам!

- Не слишком укрепляйтесь, вы оба, - строго сказал Кэйлеб. - Или, по крайней мере, не раньше, чем мы закончим с нашими непосредственными делами.

- Неотложные дела? - повторил Стейнейр.

- О, я знаю, о чем он говорит, - сказала Шарлиэн. Архиепископ посмотрел на нее, и она пожала плечами. - Нарман.

- Нар..? - начал Стейнейр, затем кивнул с внезапным пониманием. - Вы имеете в виду, следует ли его допускать во внутренний круг или нет? - Кэйлеб кивнул, и архиепископ с любопытством посмотрел на него. - Я просто немного удивлен, что ты хочешь обсудить это, когда здесь нет Мерлина, чтобы он вложил свою четверть марки.

- Мерлин, - сказал Кэйлеб, - уже проголосовал. И, я мог бы добавить, относился к Шарли и ко мне довольно справедливо... содержательно комментируя Братьев. Что-то о процессах принятия решений, ледниках, капризных стариках и наблюдаемых горшках.

- О боже, - повторил Стейнейр совсем другим тоном и со смешком покачал головой. - Я удивлялся, почему он не приставал к Жону по этому поводу в последнее время. Однако мне и в голову не приходило, что это может быть из-за чего-то столь немерлинского, как тактичность!

- Я бы сам не зашел так далеко, - сухо сказал Кэйлеб. - Думаю, что, возможно, дело было скорее в том, что он не доверял себе, чтобы оставаться вежливым. На самом деле он чертовски непреклонен в этом. И, честно говоря, я думаю, отчасти это потому, что он почти уверен, что Нарман уже выяснил даже больше, чем мы ему сказали. - Глаза Стейнейра расширились от того, что могло быть признаком тревоги, но император махнул рукой в жесте отмашки. - О, не думаю, что даже Нарман смог бы подобраться слишком близко к разгадке того, что происходит на самом деле. Если уж на то пошло, я почти уверен, что если бы он это сделал, вы были бы в лучшем положении, чем кто-либо другой, чтобы заметить это, учитывая, где вы двое были последние несколько месяцев. Но я действительно думаю, что Мерлин прав в том, что он собрал достаточно информации, чтобы, по крайней мере, задавать себе вопросы, на которые мы еще не удосужились ответить за него. И, как мы все знаем, у Нармана есть явная тенденция в конечном итоге получать ответы, когда он отправляется на их поиски.

Вот это, - подумал Стейнейр, - выдающийся пример преуменьшения. Возможно, в Сэйфхолде были один или два человека, которые были умнее Нармана Бейца, - размышлял архиепископ. Однако он был совершенно уверен, что их было не трое. Если у него когда-либо и были какие-то сомнения на этот счет, то они были окончательно развеяны в течение долгих дней длительного путешествия из Эмерэлда в Чисхолм. С собственным двоюродным братом, графом Пайн-Холлоу, остающимся в Эмерэлде, чтобы следить за государственными делами, пухлый маленький князь Нарман был совершенно готов вернуться в Чисхолм. Главным образом, подозревал Стейнейр, потому что именно там находился императорский двор, и Нарман просто не мог оставаться в стороне от "великой игры", даже если он оказался призван в чужую команду после того, как его собственная выбыла в начале плей-офф. Единственное, на чем он настоял, так это на том, чтобы его жена, княгиня Оливия, на этот раз присоединилась к нему, и, наблюдая за ними во время путешествия, Стейнейр тоже прекрасно это понимал.

На самом деле, Стейнейр был очень рад приезду Оливии. Он сильно подозревал, что жена Нармана, которая была одной из самых проницательных женщин, когда-либо встречавшихся архиепископу, помогала держать в центре внимания иногда потенциально слишком умного для его же блага Нармана, и это было очень хорошо. Конечно, в сложившихся обстоятельствах это могло бы само по себе создать несколько дополнительных трудностей.

- На самом деле, Кэйлеб, я согласен с твоей оценкой Нармана, - сказал он вслух. - И с Мерлином, если уж на то пошло. И, в отличие от Мерлина, я давил на Жона, требуя решения. Которого, я мог бы добавить, он мне еще не дал.

- Нет?

Кэйлеб откинулся на спинку стула, пристально глядя на архиепископа. Короткое молчание показалось значительно более долгим, чем было на самом деле, а затем император поморщился.

- Возможно, он еще не дал тебе ответа, Мейкел. Однако на этот раз, я думаю, ему придется это сделать.

В этот конкретный момент, - подумал Стейнейр, - Кэйлеб был очень похож на своего отца. В его карих глазах было очень мало юмора, и - что не менее важно - выражение лица Шарлиэн было таким же серьезным, как и у ее мужа.

- Я не хочу вздымать своего высокого имперского дракона на Братьев чаще, чем это необходимо, - продолжил Кэйлеб, - но в данном случае, думаю, что должен. Они обсуждали это конкретное решение в течение нескольких месяцев. Они начали это задолго до того, как ты уехал в Эмерэлд, ради Бога, и я не могу позволить этому продолжаться дольше. Я собираюсь настоять на том, чтобы они дали мне решение - сейчас.

Стейнейр долго молча смотрел на обоих своих монархов, затем склонил голову в необычном формальном жесте уважения. Но затем он снова поднял глаза, твердо встретившись с ними взглядом.

- Если вы хотите принять решение, ваша светлость, то оно у вас будет, - серьезно сказал он. - Но вы подумали о последствиях, если Братья согласятся, и все пройдет... плохо?

- Конечно, - невесело сказала Шарлиэн, прежде чем Кэйлеб смог ответить. Стейнейр повернулся к ней, и она ответила ему таким же пристальным взглядом. - Если мы скажем Нарману правду, и окажется, что мы недооценили его реакцию, мы оба знаем, что нам придется делать, Мейкел. Я молюсь, чтобы до этого не дошло. И если это произойдет, я уверена, что проведу остаток своей жизни, сожалея об этом и прося прощения у Бога. Но если решение должно быть принято, мы его примем, - она мрачно улыбнулась. - В конце концов, мы столкнулись с такой же возможностью со всеми, кого мы "привели внутрь". До сих пор мы каждый раз "становились золотыми", как любит выражаться Кэйлеб. И, честно говоря, отчасти это, вероятно, происходит именно потому, что первый инстинкт Братьев всегда заключается в том, чтобы действовать медленно и обдумывать все как можно тщательнее. Но мы всегда знали, что рано или поздно почти наверняка ошибемся. И мы всегда знали, какова будет цена этой ошибки... Точно так же, как мы смирились с тем, что есть некоторые люди, которым мы никогда не сможем рассказать всю правду.

- Очень хорошо, ваше величество. Вы получите свой ответ, так или иначе, сегодня же.

- Это, Харвей, как всегда, было восхитительно, - сказала Шарлиэн с простой искренностью несколько часов спустя, когда слуги закончили убирать десертные тарелки. - Вы бесстыдно балуете нас, знаете ли. Вы и весь персонал. Наверное, именно поэтому мы так вас всех ценим. Спасибо... и, пожалуйста, передайте это также госпоже Бар и остальному кухонному персоналу,.

- Конечно, ваше величество, - согласился сэр Харвей Фэлгрейн с улыбкой и глубоким поклоном. Фэлгрейн, мажордом дворца, следил за тем, чтобы его организация работала с такой плавной эффективностью, которой могло бы позавидовать любое военное командование... и которой мало кто мог достичь. Учитывая персоны приглашенных на ужин к императору и императрице, он лично отвечал за сегодняшний ужин, чтобы убедиться, что ничего не пошло не так, и был явно доволен комплиментами Шарлиэн.

- А теперь, - сказал Кэйлеб, - я думаю, что некоторое время мы можем позаботиться о себе, Харвей. Просто оставь бутылки на боковом столике, и мы позвоним, если нам понадобится что-нибудь еще.

Говоря это, он улыбался, и Фэлгрейн улыбнулся в ответ. Затем мажордом еще раз поклонился - на этот раз более общей вежливостью, адресованной всем обедающим, - и удалился.

Кэйлеб смотрел ему вслед, пока за ним не закрылась дверь, затем снова обратил свое внимание на гостей его и Шарлиэн.

В каком-то смысле - во многих отношениях, если быть честным, - ему хотелось, чтобы этих гостей было только двое, а не трое. Он предположил, что они могли бы настоять на том, чтобы это был "рабочий ужин", на который не была бы приглашена княгиня Оливия. На самом деле, они начали делать именно так. Но потом они еще немного подумали об этом и поняли, насколько это могло оказаться неразумным.

Во-первых, это было бы нехарактерно грубо. Он и Шарлиэн пожалели бы об этом, но они могли бы с этим смириться. К сожалению, Оливия Бейц была очень, очень умной женщиной. Если бы ее исключили из приглашения и... что-то случилось с Нарманом, она была более чем способна задавать именно те вопросы, которые задал бы сам Нарман. Вполне возможно, что она тоже получит ответы на них, и даже если бы она этого не сделала, настроить ее против Чариса было бы лишь ненамного менее катастрофично, чем превратить Нармана во врага.

Во-вторых, однако, Нарман и Оливия, по-своему, были, по крайней мере, так же близки, как сами Кэйлеб и Шарлиэн. Укрепляющее влияние, которое она оказывала на него, проистекало из этой близости, силы этой приверженности и любви. Если бы они не рассказали ей об этом после того, как рассказали Нарману, дородный маленький князь оказался бы в таком же незавидном положении, в каком был Кэйлеб до того, как Шарлиэн наконец узнала правду. И, вдобавок ко всему этому, вполне возможно, что, рассказав об этом одновременно и ему, и Оливии, им обоим будет легче принять правду.

Ни Кэйлеб, ни Шарлиэн не были полностью довольны решением, к которому они наконец пришли, но, в конце концов, это было единственное, к чему они могли прийти.