Сокращение это имело только единственный существенный недостаток. Один из главных древнейших хитов Гарика назывался "Каждый день я с Романтикой Урбанизации", в припеве которого эта фраза повторялась четыре раза, а в конце -- восемь раз. Это был заглавный концертный номер, напоминающий по духу кинчевскую "Мы вместе!". Когда название группы сократилось до двух букв, Гарик, не желавший отказываться от одной из "лицевых" песен, адаптировал мелодию припева к новому размеру и ритму строки. И тут он с ужасом понял, что смысл припева изменился совершенно. Он даже пытался исполнить один раз новый вариант этой песни на полуподпольном концерте в начале девяностых, и зал "перся в полный рост", но уже к началу третьего куплета милиция начала разгонять собравшихся, а самого Гарика под белы рученьки оттащили в "воронок". В отделении старшина в основном резкими движениями конечностей дал понять Гарику, что гребаные постмодернистские мотивы, зазвучавшие в поздней версии его произведения, не могут быть адекватно восприняты гребаными же культурными слушателями.
Гарик звонил редко, Сашка тоже отвечал ему звонками не часто. Иногда они слышали друг друга два раза в год, на дни своих рождений. Однако, даже при такой частоте "аудиовстреч", как говорил Гарик, они чувствовали друг друга, как чувствуют друг друга творческие личности.
- Как дела, чувак? Все учишься? -- в своей обычной отвязной манере спросил Гарик. На заре своей юности он старался говорить с такой интонацией, чтобы быть покруче, и хотя с возрастом эта необходимость отпала, интонация уже никуда не девалась.
- Не, я закончил еще зимой. Потом была защита диплома, летом дали корочку.
- Так чего ж ты молчишь! Надо ж было обмыть это дело.
- Да как-то все...
- Так ты, значит, теперь свободный человек! Не женился, я надеюсь? Гарик был убежденным холостяком.
- Нет пока.
- Пока? А что, есть варианты? Ты с этим не шути: охомутают на раз, глазом моргнуть не успеешь... Свободный, значит. Слушай, я вот чего. Мне щас мальчик один от Матвиенко звонил, они ищут гитариста в проект, типа "Любэ", но немножко больше на фолк ориентированный. Ты как?
Каждый раз, когда Гарик появлялся на горизонте, это значило, что появились какие-то вакансии в мире шоу-бизнеса. Гарик считал Сашку "гениальным чуваком" и старался пропихнуть его в каждую щель забора искусства, за которым располагались золотые прииски эстрады.
- Спасибо, Гарь, я, конечно, подумаю, но, честно говоря, я так загружен работой...
- Какой работой, чувак! Твоя работа -- музыка. Нет, он думает, а! Его Матвиенко зовет, а он думает!
- Гарь, а ты-то чего сам не идешь?
- Да куда мне с моей спитой рожей в шоу-бизнес. Ты молодой, красивый, а я... Потом у меня "РУ", концепция и все такое. Я же ребят не брошу!
Ребята у Гарика менялись каждые полгода, только барабанщик Кроха прошел весь этот путь вместе с Гариком и никуда не ушел, да и то лишь потому, что толком так и не научился играть. Насчет концепции Гарик тоже несколько преувеличил: ее как таковой не было. Он начинал играть в стиле "гитарный "Depeche Mode", считая, что открыл новое перспективное направление в музыке, затем играл занудный арт-рок с бесконечными проигрышами и сольными партиями гитары, экспериментировал с регги, потом ударился в панк... Зато, каждый раз, меняя направление, он подводил под это такую "задвинутую" социально-философскую базу, что по крайней мере себя он убедил в четкости и бескомпромиссности проводимой им и "РУ" музыкальной линии.
Несмотря на все эти проблемы, Гарик вот уже одиннадцать лет, просыпаясь каждое утро, на полном серьезе проверял: не стал ли он звездой? Ответ всегда был одинаковым, и Гарик, не теряя уверенности в себе, констатировал: завтра -- так завтра. Он постоянно где-то выступал, брал какие-то призы и занимал места в никому неизвестных фестивалях, по жизни тусовался на сейшенах. В его рассказах Макаревич и Маргулис всегда появлялись как "Макар" и "Гуля", Кинчев был "Костяном", а Шевчук "Батей". Создавалось впечатление, что он со всеми ними на короткой ноге, и оно отчасти было обоснованным: он действительно встречался со всеми ними, но никто из них не встречался с Гариком. Так бывает, когда встречаешь на улице кого-то из знаменитых: ты видишь почти родного человека и подавляешь в себе инстинктивно возникающее желание поздороваться, а он тебя игнорирует, ибо таких как ты -- сто пятьдесят или одиннадцать миллионов, в зависимости от ранга знаменитости.
- Ты, значит, по-прежнему раскручиваешь свой "РУ"?
- Это некоммерческий проект, он не нуждается в раскрутке. Он станет популярным, когда наш народ, наконец, разгромит FM-диапазон со всеми их "Русскими Радиами". Зато вот у меня новый басист -- чума чувак! -- слэп рубит чисто шестнадцатыми. Я такой техники живьем раньше никогда не видал, в видеошколе только. Мы с ним горы свернем. Я думаю с таким басом можно крутой фанк отстроить...
- Ты ж панк собирался играть?
- Панк -- это не стиль, а настроение. Панк остается, только теперь он будет обернут в интеллигентный фанк. Такого до "РУ" еще никто не делал. В ноябре будет фестиваль -- мы там с новой программой зададим такого жару, что все конкуренты стопятся! Я уже одной тетке демо давал, так она зажала, прикинь?
- Здорово, Гарь, все у тебя какие-то планы. Кипишь прямо!
- А чего сам-то? Тебе надо этим заниматься. С твоим умением рифмовать да струны дергать тебе не один экономист в подметки не годится!
- Я юрист.
- Это несущественно.
- Не могу я выносить свое творчество на публику. Это как секс: как только появляется наблюдатель, любовь становится порнографией.
- Так ты меня за порнографа держишь?
- Да нет, Гарь... как тебе объяснить? Здесь главное, что ты сам чувствуешь. Пушкин кому-то из своих друзей писал, типа гадкое ощущение, но поборол себя, начал продавать стихи. Это же шаг, понимаешь, поступок. Если я вынесу свое творчество на люди, из него искренность уйдет.
- А вдруг не уйдет? Что-то ты накручиваешь, Санек. Надо делать дело и доставлять другим удовольствие. Кстати, наблюдатель в сексе... меня это заводит, чувак!
- Если доставлять другим удовольствие -- это проституция и попса.