Глава седьмая Гарретт

Двери открываются в первый учебный день в школе Лейксайд, и ученики наплывают, заполняя коридоры. Слышится шум, шарканье ног, металлический звон открывающихся и закрывающихся шкафчиков, шум разговоров. Я представляю, как звучит ад, когда через его ворота проходит поток душ — звуки проклятых, которые не хотят быть там, стонут и взывают об освобождении.

Не знаю, кто решил, что начинать учебный год в пятницу — хорошая идея, но они чертовы идиоты. Наверное, тот же гений, который думает, что отстранение от занятий — это реальное наказание. Болван.

Первый учебный день всегда напоминает День сурка — вы уже были здесь раньше, вы знаете, как это происходит, вы можете поклясться, что были здесь только вчера.

Первокурсники похожи на туристов, бредущих по большому, опасному городу и отчаянно пытающихся не выглядеть как туристы. Второкурсники неопрятны, напряжены и находятся на грани депрессии. Третьекурсники массово собираются в коридорах — смеются со своими друзьями, целуются со своими парнями и девушками, строят планы, где они будут проводить время этой ночью. Выпускники похожи на старых, умудренных жизнью людей — им все надоело, они уже все видели. Некоторые из них могут взять под свое крыло испуганного, уязвимого новичка, передать ему факел, показать пути силы, но большинство из них просто хотят уйти.

Я провел раннюю командную тренировку в комнате отдыха перед первым уроком, потому что игры выигрываются не только на поле. После этого я не увидел Кэлли в "Пещере" — так называется учительская, потому что там нет окон, — чтобы пожелать ей удачи в первый день.

И, если судить по выражению ее лица на вчерашнем собрании, она ей понадобится.

~ ~ ~

Первые два урока проходят средне, без происшествий, а потом наступает третий — мое сладкое время. Это похоже на "Клуб Завтрак" — фильм опережает свое время. Дети входят и занимают свои места. У нас есть Скайлар Мэйберри — отличница, тип А, мозговик из академического клуба.

А еще есть Нэнси Парадигма.

Нэнси — королева типа Б, симпатичная брюнетка, занимающая верхнюю ступеньку в пищевой цепочке социального статуса, одержимая последними тенденциями в макияже, прическах, музыке и одежде.

— Привет, Большой Ди. С возвращением, — она улыбается, проходя мимо моего стола.

Большой Ди.

Что касается прозвищ учителей, то это неплохо, но важно четко проводить границы между дружелюбными "ученик-учитель" и неподобающим беспорядком.

В противном случае вы просто напрашиваетесь на кучу проблем.

— Давай на этот год оставим "Тренер Ди" или "Мистер Дэниелс", хорошо, Нэнс?

Она хлопает ресницами.

— Все девушки так называют Вас за спиной, знаете ли.

— Да, пусть так и останется.

Нэнси пожимает плечами и садится за стол.

Ди Джей Кинг, мой стартовый ресивер, заходит следом.

— Все путем, тренер.

Я видел его всего два часа назад в тренажерном зале, но мы столкнулись кулаками. Дэймон Джон напоминает мне меня — хорошая семья, давняя подруга Ронда и хорошая голова на плечах. У него все получится.

После последнего звонка я закрываю дверь и начинаю урок, рассказываю им о проведенном лете, объясняю, как выставляются оценки, и объясняю задание по Билли Джоэлу.

А через десять минут входит Дэвид Берк. Низко посаженные джинсы, фланелевая рубашка, безразмерная темно-серая куртка — он бунтарь, недовольная молодежь, чья внеклассная деятельность включает мелкие кражи, торговлю травкой и иногда вандализм.

Из списка я увидел, что у Кэлли он посещает театральный кружок на пятом уроке.

— Извините за опоздание, тренер Ди, — он прижимает руку к животу, — мне не следовало есть тот буррито на завтрак, понимаете (двусмысленная фраза, намек на куннилингус)?

— Ты такой противный, — шипит Нэнси, ее лицо искажается со своего места в первом ряду.

Дэвид подмигивает ей, не смущаясь. Потому что девушки все еще охотятся за плохими парнями — это не изменилось. Но что самое странное в сегодняшних детях? Их круги менее определены, границы размыты. Гот может быть крутым спортсменом, тупица — королем бала, наркоман — президентом французского клуба, симпатичная чирлидерша — преступницей.

Дэвид умен, действительно умен — он мог бы учиться на отлично, если бы захотел. Вместо этого он использует свой интеллект, чтобы определить минимальный объем работы, который он должен сделать, чтобы его не выгнали из школы, и не больше.

— Садись, — говорю я ему. — Больше не опаздывай. Это неуважительно.

Он отдает честь и садится на место в задней части класса. Я продолжаю лекцию. Пока Брэд Рифер, сидящий в дальнем углу, не выглядывает в окно и не объявляет:

— Беглец! У нас есть беглец!

И весь класс перемещается к окнам, чтобы лучше видеть. Некоторые ученики хватают свои телефоны, наполняя комнату звуками щелкающих цифровых затворов и пиканьем записывающих камер. Они направляют свои устройства на худого, светловолосого мальчика — скорее всего, первокурсника, — который мчится через школьную лужайку в сторону Dunkin' Donuts на другой стороне улицы и делает это из рук вон плохо. Скрытность — недруг этого ребенка.

Он оглядывается назад.

Плохой ход. Когда бежишь, всегда смотри на цель — туда, куда ты хочешь попасть. Если не хочешь идти назад, не смотри туда.

Беглец не замечает полицейского, который выходит из-за дерева, поднимает руку и бьет парня по горлу, опрокидывая его на задницу.

— Черт.

— Ауч!

Когда я был здесь студентом, у нас была охрана, в основном, на уровне охранника торгового центра. Но сегодня все по-настоящему. Вооруженные офицеры патрулируют территорию и коридоры — если вы с ними столкнетесь, вам грозит обвинение в нападении на офицера как минимум. И есть разные типы полицейских. Уравновешенные, спокойные реалисты, как мой брат Райан. И агрессивные, властные, как офицер Джон Тирни, который сейчас тащит беглеца за рубашку, надевает на него наручники и тащит обратно в здание.

Помните мою теорию о душе? О том, что она не меняется после школы? Тирни — доказательство. Он был на класс старше меня в школе — он был мудаком тогда, и он мудак со значком сейчас.

— Ладно, ребята, — говорю я классу, — шоу окончено. Вернитесь на свои места.

В середине урока моя дверь открывается, и в нее вваливается Джерри Дорфман, школьный консультант и помощник тренера.

— Что случилось, Джерри?

Он протягивает мне листок бумаги.

— Мне нужен Дэвид Берк.

— Я не виноват, — Дэвид поднимает руки в знак того, что сдается, и класс смеется.

Насколько я слышал, Дэвид живет со своей бабушкой. Его мамы нет, отец все еще рядом, но ситуация не очень хорошая.

— На ноги, Берк! — кричит Джерри. — Я не спрашивал тебя об этом. Шевелись, обезьяна, шевелись!

Джерри большой и управляет с жесткой любовью, которой он научился в морской пехоте. Он жесткий, но не придурок. Я бы не позволил ему тренировать мою команду, если бы он был им.

В завершение, с обязательным закатыванием глаз, Дэвид встает и выходит из класса вместе с Джерри.

Двадцать минут спустя звенит звонок, и начинается безумная, достойная Голодных игр борьба за дверь. Я даю им те же наставления, что и каждую пятницу.

— Хороших выходных. Не будьте идиотами.

Вы будете поражены тем количеством дерьма, от которого можете уберечь себя, следуя этим простым словам.

~ ~ ~

Мой четвертый урок свободен — подготовительный урок — спасибо, профсоюз учителей. Я планирую провести его в своем кабинете рядом с раздевалкой. Но по дороге меня останавливает вид трех футболистов — моего квотербека Липински и двух игроков младших курсов, Мартина и Коллинза, которые окружают еще одного ученика — Фрэнка Драммонда. Фрэнк — ученик с особыми потребностями в специализированном классе.

Липински держит в руке кепку Фрэнка "Янкиз", убирая ее на расстоянии вытянутой руки — то позволяя ей приблизиться, то отдергивая ее, как игрушку йо-йо. Мартин и Коллинз смеются, пока Липински издевается над ним.

— Эй! — кричу я, подходя к ним. — Прекратите это, сейчас же.

Лицо Мартина бледнеет, когда он видит меня, а глаза Коллинза меняются, как будто он ищет выход. Я выхватываю кепку из рук Липински и кладу ее в руки Фрэнку.

— Извинитесь.

— Извини, Фрэнк.

— Да, извини.

— Просто шучу с тобой, Фрэнки, — Липински усмехается. — Ты не должен выходить из себя из-за этого.

Я смотрю на него, упорно готовясь оторвать голову этому маленькому дерьму.

— Вот ты где, Фрэнк, — Келли Симмонс подходит к нам, протягивая руку своему ученику.

Келли прекрасна, в светло-коричневом платье, которое доходит ей только до середины бедра, и высоких замшевых коричневых "трахни меня" сапогах — она определенно звезда в фантазиях большинства учеников мужского пола.

— Извини за это, Келли, — говорю я ей, когда она хмуро смотрит на трех игроков. — Я позабочусь об этом.

— Спасибо, Гарретт, — и уходит с Фрэнком по коридору.

— Мой кабинет, — рычу я на оставшихся придурков. — Сейчас же.

Как только все трое оказываются внутри, я захлопываю дверь.

— Что, черт возьми, я только что увидел? — огрызаюсь я.

— Мы пошутили, — пискнул Коллинз, опустив глаза в пол.

Липински выпячивает подбородок.

— Ничего важного.

Я подхожу ближе. Брэндон почти достиг в росте меня, но у меня все еще есть два дюйма над ним, и я использую их в своих интересах.

— Для меня это очень важно.

Мартин покорно поднимает плечо.

— Парни задирают друг друга, тренер. Мы подшутили над Фрэнком, вот и все.

Мой голос резок, отрывист и обвинитилен.

— Парни задирают друг на друга, да, но Фрэнк в этой шутке не участвовал. Только засранцы бьют сверху вниз — не ведите себя как засранцы.

— Бьют сверху вниз? — Липински бросает вызов. — Звучит так, как будто Вы считаете Фрэнка не таким способным, как все мы. Довольно запутанно, не находите?

— У Фрэнка есть проблемы, которых нет у тебя, — отвечаю я, — я не могу понять, почему, во имя всего святого, вы из кожи вон лезете, чтобы сделать его жизнь еще тяжелее. Вы меня услышали?