Одной рукой я прикрываю рот, а другая рука дрожит, когда я беру у него коробочку — мое зрение затуманивается от свежих слез, пока я смотрю.
— Я часто задавался вопросом, — мягко говорит Гарретт, — понравилось ли бы оно тебе. Или бы ты подумала, что я сошел с ума. — Я чувствую тепло его глаз, скользящих по мне. — Или бы ты сказала "да".
Я прерывисто вздыхаю.
— Мне бы оно понравилось. Я бы подумала, что ты сошел с ума. — Мой голос срывается. — И я абсолютно точно... сказала бы "да".
Я закрываю лицо рукой и плачу. За все наши годы, наши печали и наши радости. И я плачу со сладким, пронзительным облегчением... Что каким-то образом мы снова нашли дорогу друг к другу.
Сильные руки Гарретта обнимают меня, притягивая ближе к безопасности своей груди. Я прижимаюсь к нему лицом и вцепляюсь руками в его рубашку... Держась за него всем, что у меня есть.
— На этот раз с нами все будет в порядке, Кэлли. Я обещаю. Клянусь.
~ ~ ~
Позже той ночью мы с Гарреттом лежали голые под одеялами в его постели — он на спине, моя щека на его груди. Снупи свернулся калачиком у наших ног, и вокруг тихо и темно... И больше нет слез.
Гарретт проводит рукой по моей спине, и его глубокий голос разрывает тишину.
— В духе полной честности, есть еще одна вещь, которую я должен тебе сказать.
Я приподнимаюсь на руке, чтобы видеть его.
— Хорошо.
Он пристально смотрит мне в глаза.
— Все наши отношения были основаны на лжи.
Я прищуриваюсь на него.
— Что?
Гарретт смотрит в потолок, улыбаясь.
— Помнишь, как я попросил тебя одолжить четвертак на содовую в торговом автомате?
— Да...?
Большой палец Гарретта гладит меня по щеке.
— У меня в кармане было около десяти баксов мелочью. Я просто хотел найти повод поговорить с тобой.
Смех срывается с моих губ. И я целую его теплую кожу, прямо над сердцем.
— Ну, ты прощен. Эта ложь была лучшим, что когда-либо случалось со мной.
Он наклоняется, прижимаясь своими губами к моим.
— Со мной тоже, Кэлли. Со мной тоже.