Он крутит золотую полоску на безымянном пальце, пока она не снимается, и прячет ее в ящик стола для сохранности. Намек на нерешительность темнеет в его глазах, но этого недостаточно, чтобы он не положил фотографию своей дочери в рамке лицом вниз на стол.

— Подойди ко мне, — приказывает он хриплым тоном.

Доктор Костон чувствует себя желанным. Держу пари, что большой процент его клиентов использует его для ежемесячной упаковки рецептурных таблеток и ничего более, и я не знаю, какие у него отношения с женой. Что я точно знаю, так это то, что я нахожусь в его графике уже восемь месяцев, и этот человек просто хочет, чтобы я хотела его. Он жаждет внимания и получает то, за что платит.

В другой жизни я могла бы сесть на его кушетку в качестве пациента, чтобы признаться в травме, которую пережила. Но в этой жизни я сажусь ему на лицо и лгу о том, как хорошо он заставляет меня чувствовать себя. Мало ли он знает, но там вообще нечего чувствовать. Я научилась отключаться от отвращения и ощущений, как, я полагаю, матери учатся отключать плачущего ребенка. Сценарий проносится у меня в голове, как титры в конце фильма, ключевые слова и фразы, чтобы потешить его самолюбие. Они автоматические, специально адаптированные для каждого клиента.

— Никто не лижет мою киску так, как ты, — вру я.

Они все одинаковые.

— Никто не заставляет меня кончать вот так, — говорю я.

Очередная ложь.

Я не кончаю.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз клиент доставлял мне удовольствие.

Я не могу вспомнить, когда в последний раз у меня был секс, просто потому что я этого хотела.

— Я проснулась мокрой из-за тебя, — стону я, нежно двигая бедрами. Я откидываю голову назад и провожу пальцами по волосам, — О, Боже мой, Майкл. Я буду кричать, малыш. Весь офис услышит.

В конце концов, его выступление забывается, я не кончила и не кричала. Но мое шоу было на высоте, и, что касается доктора Костона, он исправил все мои ошибки своей оговоркой.

— Ты все еще тверд, — я поднимаю волосы и закалываю их. — У нас есть еще немного времени. Хочешь, я позабочусь о тебе?

Он уклоняется и делает шаг за меня, чтобы застегнуть верх моего платья.

— Не в этот раз, Кара, — тихо говорит он, — Мы с женой собираемся встретиться сегодня вечером, и…

И ему нужно будет соблюдать приличия и трахнуть ее.

— Счастливая леди, — говорю я, оглядываясь через плечо на краснолицего мужчину, — В следующий раз тебе придется загладить свою вину передо мной.

Я использую последние несколько минут нашей встречи, чтобы подправить макияж, поправить платье и получить то, что мне причитается за оказанные услуги. Фиксированная плата в размере двух штук в час — это согласованная ставка для моей компании — без исключений, только наличными. Инес и «Молчание» получают свои пятнадцать процентов в конце недели. Это крутая ставка, когда я делаю всю грязную работу, но это стоит той головной боли, которую я избегаю неделю за неделей.

Большинство девушек в «Молчание» работают на милость клиента, на его побегушках в любое время дня и ночи. Я работаю только по рекомендации, и даже доброе слово не гарантирует встречи со мной. Я не связываюсь с актерами или политиками, несмотря на то, сколько денег они предлагают.

И я определенно не связываюсь с мафией. В таком богатом городе, как этот, организованная преступность приложила руку ко всему.

Кроме «Молчания».

Инес проверяет биографические данные и кредитные отчеты обо всех потенциальных Джонах, чтобы обеспечить мою физическую и финансовую безопасность. Клиент должен согласиться с моими условиями: никакой фотосъемки со вспышкой, никакой видеосъемки и абсолютно никаких контактов вне запланированного времени вместе. Я не буду работать в частных домах, загородных домах, гостиницах, самолетах или яхтах.

Единственный способ добраться до меня — через «Молчание». Инес назначает мне встречи, организовывает транспорт и обеспечивает мою безопасность и анонимность.

Есть много препятствий, через которые должен пройти клиент, если он хочет меня.

Ну и кто управляет миром?

Девушки.