ГЛАВА 20

Кончик моего карандаша прилипает к столу, пока я смотрю на дверь класса, наблюдая, как Круз радостно приветствует себя несмотря на то, что он не является частью этого класса.

Какого хрена он думает, что делает?

Он идет сквозь ряды студентов, останавливаясь только тогда, когда подходит к парню, который сидит рядом со мной.

— Двигайся, — говорит он, заставляя ученика практически наделать в штаны и слететь со стула, а учительница таращится на него с открытым ртом, как будто впервые за все утро она теряет дар речи.

Круз опускается на теперь освободившееся место рядом со мной и поворачивается, пока не смотрит прямо на меня с этой идиотской ухмылкой, широко растянувшейся на его слишком красивом лице. Я ошеломленно смотрю на учителя. Планирует ли она что-то предпринять по этому поводу или просто собирается стоять в стороне и позволить Крузу делать все, что он, блядь, хочет?

Я бы не удивилась. Кажется, это кодекс, по которому живет эта школа. Карвер, Кинг, Круз и Грейсон, кажется, не могут сделать ничего плохого несмотря на то, что каждый их шаг кажется супер идиотским. Как, черт возьми, им сходят с рук это дерьмом? Любой другой студент получил бы выговор, а затем был бы распят, как только дверь открылась.

Понимая, что учитель просто спокоен, чтобы смотреть на него в течение следующего часа, я снова смотрю на Круза, обнаруживая, что его тяжелый взгляд уже смотрит на меня, а его глаза искрятся от смеха.

— Что такое? — спрашиваю я, сужая глаза и вызывая его на остроумный комментарий, чтобы я могла надрать ему задницу.

Он качает головой, делая вид, что усаживается поудобнее.

— Нет, все хорошо, — говорит он, перекидывая руку через спинку сиденья. — Как ты? Как прошло утро?

А-а-а-а, во всем есть смысл. Мальчики хотят знать, что случилось, когда я вернулась за своими вещами сегодня утром, поэтому они послали одного парня, который мог ослепительно безрассудно улыбнуться и заставить меня сдаться, как маленькую сучку. Что ж, у меня есть новости для них. Им придется постараться больше, чем это.

— Мое утро было прекрасным. Хотя было бы лучше, если бы на меня не пялились четверо парней.

— Ах, да? — спрашивает он, подыгрывая. — Мне кажется, хорошее время.

— Это было… в основном.

— В основном?

Я киваю, прежде чем снова взглянуть на учительницу, которая просто игнорирует тот факт, что у нас открытый разговор посреди ее класса, и продолжает свой план урока.

— Да, я просто чувствую, что все было бы намного проще, если бы кто-то не пытался так сильно залезть ко мне в трусики все утро.

Круз резко задыхается, его рука падает на грудь.

— Как? Нет. Я глубоко ранен.

— Кто? Ты? — спрашиваю я, отстраняясь и изображая замешательство. — Почему ты ранен?

— Подожди, — говорит он, хмуря брови, глядя на меня. — Ты говоришь не обо мне?

Я пожимаю плечами, только сейчас осознав, как весело будет трахаться с ним.

— Может быть, я, а может быть, и нет.

Его глаза расширяются, прежде чем он качает головой и плюхается обратно на свое место, тяжелый вздох вырывается из глубины его души и привлекает внимание студентов вокруг нас.

— Я, черт возьми, знал, что Кинг пытается сделать ход. Тот ублюдок. Я знал это. За завтраком он вел себя слишком подозрительно.

— Кинг? — спрашиваю я, нахмурив брови, сдерживая смех. — Ты думаешь, Кинг в меня влюблен? Хм, я не получила эту атмосферу от него.

— Хм? Тогда о ком ты, черт возьми, говоришь? Карвер? — я качаю головой, и он усмехается. — Нет, теперь я знаю, что ты лжешь. Не может быть, чтобы Грейсон пытался намочить свой член. Просто нет способа. Прости, что разбиваю тебе это, детка, но ты, должно быть, неправильно поняла ситуацию. Он не пытался залезть тебе в штаны. А вот я, — говорит он, и на его лице появляется дикая ухмылка. — Это другая ситуация.

Я больше не могу сдерживать смех, и пока он смотрит на меня, кусочки головоломки встают на свои места, и его лицо падает.

— Ты все время говорила обо мне, не так ли?

Я киваю.

— Ага, — говорю я, наклоняясь и толкая его в плечо. — С тобой слишком легко трахаться.

Круз стонет, и выражение, которое появляется на его лице, когда он понимает, что его разыграли, — это, честно говоря, самая очаровательная вещь, которую я когда-либо видела, так как всего на долю секунды он выглядит ранимым маленьким мальчиком, но его жесткие линии и дерзкое поведение прилететь обратно.

— Давай перейдем к делу, — наконец говорит он. — Что случилось после того, как ты ушла этим утром? Я предполагаю, что, поскольку ты все еще здесь, в школе, ты просто вылетела прямо через окно и снова вышла, как и обещала. Ты не пыталась выбить дерьмо из Курта?

Я сжимаю губы в жесткую линию, прежде чем взглянуть на учителя, а затем указать на свою работу.

— Ш-ш-ш, — говорю я ему, быстро глядя в его сторону. — У меня есть работа.

Круз издает тихий, болезненный стон и наклоняется вперед к своему столу, прежде чем вытащить телефон и деловито написать текстовое сообщение, скорее всего, поделившись тем, что он узнал с парнями несмотря на то, что технически я ничего не подтверждала и не опровергала.

Он отвлекается на свой телефон, а я пытаюсь наверстать упущенное в первой половине недели, и, прежде чем я успеваю это осознать, в школе раздается звонок, сигнализирующий об окончании урока, и я, наконец, в состоянии упаковать свое дерьмо.

Я выхожу из класса с Крузом по пятам, молча следуя за мной, пока я иду на второй урок дня, только Круз отпадает, как только я дохожу до двери и обнаруживаю, что Грейсон уже сидит в классе, его задница взгромоздилась в кресле рядом с тем, на котором я обычно сижу.

Я оборачиваюсь, чтобы потребовать ответы от Круза, но он слишком далеко, поэтому я прокрадываюсь в класс и становлюсь прямо перед Грейсоном, чертовски хорошо зная, что он не собирается давать мне ответы, которые мне нужны.

— Что, черт возьми, происходит? — требую я, шипя, когда студенты заполняют комнату вокруг нас. — Почему вы, придурки, посещаете мои уроки? Разве у тебя нет лучшего занятия?

— Поверь мне, — хмыкает он, откидываясь на спинку стула и глядя на меня своими грозовыми серыми глазами. — У меня есть миллион лучших занятий, нежели сидеть на вашем уроке американской истории.

— Хорошо, тогда иди и займись ими, — говорю я ему, обходя его единственный стол и кладя свои книги на свой.

— Ничего не поделаешь, — говорит он.

Гнев пульсирует во мне. Почему, черт возьми, я нахожу это милым, когда это делает Круз, и таким раздражающе разочаровывающим, когда это делает Грейсон?

— Почему? — я требую. — С какой целью вы, ребята, сидите на моих занятиях? У тебя есть какой-то бредовый список? Кого я могу ожидать, что он ворвется на мой урок химии? Что насчет английского?

Грейсон просто смотрит на меня, прежде чем молча перевести взгляд обратно в переднюю часть комнаты и посмотреть, как мой учитель входит и начинает готовиться к уроку, отказываясь отвечать мне. Но что нового? Я знала, что это произойдет.

Грейсон с самого первого дня дал понять, что я ему не нравлюсь, поэтому из всех остальных он смущает меня больше всего. Почему он беспокоится? Если ему плевать, что со мной происходит, почему он всегда рядом, всегда защищает меня и рискует собой, чтобы уберечь мою задницу? Это не имеет смысла. Единственное объяснение, которое у меня есть, это то, что другие парни не оставляют ему выбора, что, в конечном счете, только заставляет его злиться на меня еще больше.

Его короткая речь у моего байка этим утром во многом доказала это. Он хочет, чтобы я держалась подальше. Он чувствует изменение динамики, и ему это совсем не нравится. Но, если быть до конца честной, я не хочу иметь ничего общего с их динамикой. Я хочу выйти. Я хочу так далеко, что они даже не вспомнят, что я здесь, но почему-то постоянно втягивают меня обратно.

Мой учитель истории продолжает свой урок, и с каждой минутой мое раздражение за мальчиков становится только сильнее, диче и все более разочаровывающим. Грейсон молча сидит рядом со мной, и это только истощает мое терпение.

Боже, я не могу дождаться обеда и поделиться с ними своим мнением. Эта хрень не полетит.

Минуты тикают очень медленно, и к тому времени, как прозвенит звонок, давая нам передышку, я уже готова начать бушевать. Тем не менее, когда я иду на площадку, чтобы найти парней, я ничего не понимаю. Как получается, что они везде, где я не хочу их видеть, но когда они мне нужны, их нигде нет?

Чертовы придурки. Они делают это специально.

Остаток дня тянулся как дурной запах, каждый мой урок полностью захвачен придурками. Хотя мне просто не повезло, что и Грейсон, и Круз уже посещают мой урок математики, так что, думаю, я не могу злиться на них из-за этого. Тем не менее, моя точка зрения все еще там, и несмотря на то, что у меня нет веской причины злиться, я чертовски в ярости.

После того, как школьный звонок громко прозвенел в Академии, я обнаружила, что вылетаю из школьных ворот, намереваясь победить их в их же игре. Если они думают, что смогут избежать моего гнева, они глубоко ошибаются.

Зная, что они смотрят на меня, я натягиваю шлем на голову и выезжаю со студенческой парковки, как будто моя задница горит, глядя в зеркало и наблюдая, как они вчетвером собираются вместе и начинают спускаться к черному Escalade, и выглядят чертовски гордыми собой.

Я уезжаю, зная, что как только я доеду до конца улицы, они не смогут увидеть, в каком направлении я поворачиваю от школы. Будучи подлой и коварной стервой, я сворачиваю направо, в сторону дорогой части Рэйвенвуд-Хайтс, и припарковываю свой байк в кустах возле дома Карвера, более чем готова надрать парочку мячей.

Проходит двадцать минут, прежде чем Escalade мчится по улице и останавливается в конце подъездной дорожки. Я слышу их болтовню внутри машины, когда Карвер опускает окно и набирает код от ворот.

Я протискиваюсь в кусты, стараясь спрятаться, и в ту же секунду, когда ворота открываются, и Escalade исчезает на длинной дороге, я делаю перерыв.