ГЛАВА 26

Я смотрю на потолок своей камеры, мои мысли возвращают меня в холодную бетонную темницу, в которой меня спрятал Сэм, воспоминания преследуют меня, как дурной сон. Я должна выйти отсюда.

Как им позволено держать меня в таком состоянии? Я несовершеннолетняя.

Прошло уже больше двадцати четырех часов. Черт, я сбилась со счета. Сейчас, должно быть, далеко за полдень, и до сих пор ни один адвокат не вошел в мою дверь и не сказал мне, что, черт возьми, происходит. Это неправильно.

Я знаю свои права. Ну, на самом деле, я понятия не имею, каковы мои законные права, но после просмотра слишком большого количества серий "Преступные умы" я знаю, что меня уже должен был посетить адвокат и отпустить — если только они не готовы официально предъявить мне обвинение в убийстве. Но какие доказательства у них есть? Я была осторожна. Я не оставила отпечатков пальцев, но какая разница, если они были? Я была их приемным ребенком; мои отпечатки пальцев должны быть разбросаны по всему дому.

У меня было три допроса, один из которых длился четыре часа, во время которого мне отказывали в еде и воде, а также не было рядом адвоката. Я не сказала ни слова, как советовал Карвер, но даже если бы и сказал, все это пришлось бы отбросить из-за моего возраста. По крайней мере, так мне говорят мои дневные полицейские передачи. Когда дело доходит до этого, я действительно понятия не имею.

Я здесь в глубоком дерьме. Мне нужно выбраться, и это должно произойти как можно скорее. Конечно, эта камера не так плоха, как подземелье Сэма; это все еще ужасно. Когда прошлой ночью все стемнело, мои монстры вышли поиграть самым ужасным образом. Я никогда больше не нуждалась в Карвере. Черт, я была бы счастлива, если бы он мог просто посидеть со мной в этой дурацкой камере, но у меня такое чувство, что это только начало. Я по-королевски трахнута; Я собираюсь жить с этими монстрами до конца своей жизни.

Шум эхом разносится по зданию, и я вздыхаю. Это не первый раз, когда мои сумасшедшие белые рыцари появляются в какой-то нерешительной попытке вытащить меня отсюда. Я не знаю, почему они продолжают беспокоить. Не похоже, что я когда-нибудь выберусь.

Шум становится громче, настойчивее, а их голоса становятся чище. Между моей дерьмовой камерой и вестибюлем участка должно быть по крайней мере четыре сплошных стены, но яростное рычание Карвера или ужасающие требования Кинга совершенно ясно дают понять, что им надоело ждать.

Не знаю, что заставляет меня это делать, но какая-то сила заставляет меня встать на ноги и двигаться по камере. Я стою рядом с дверью, сжимаю руками металлическую решетку и пытаюсь точно определить, о чем идет речь. Все, что я знаю, это то, что что-то не так.

Может быть, это решимость или небрежный тон, исходящий из голоса Кинга, когда он требует моего освобождения, или, может быть, это то, как каждое сказанное слово произносится с авторитетом, от которого даже я вздрагиваю. Кто эти ребята, и где, черт возьми, у них столько уверенности? Не поймите меня неправильно, я, конечно, ценю то, как им нравится вести свое шоу, но, черт возьми. Я никогда не испытывала ничего подобного раньше.

Кинг заканчивает свою маленькую тираду, и, несмотря на то, как сильно я хочу помчаться туда и увидеть их лица, они всего лишь старшеклассники, противостоящие закону. Их отправят в путь, и от этого осознания разочарование тяжело пульсирует в моей груди.

Главная дверь этой дерьмовой камеры открывается, и я поднимаю бровь, глядя на дородного полицейского, который подобрал меня в школе. Он шагает ко мне с сердитым взглядом, каждый шаг должен быть пугающим. Но если бы такой парень подошел ко мне на улице без значка, я бы его за две секунды испоганила. Он меня не пугает и, судя по тому, как он смотрит на меня, знает это.

Наконец он достигает моей камеры, и я смотрю, как он вставляет ключ в замок и поворачивает его, пока дверь, наконец, не открывается. Он протягивает руку и хватает меня за запястья, яростно вращая меня, пока я не оказываюсь к нему спиной с открытыми для захвата запястьями. Он застегивает на них наручники, слишком тугие, чтобы это было законно, и без предупреждения меня вытаскивают из камеры и через дверь в основную часть участка.

Полицейский ведет меня по коридорам, толкая двери с сердитым ворчанием, прежде чем, наконец, выйти в фойе, где я обнаруживаю, что все четверо парней смотрят на меня. На лице Круза появляется намек на облегчение, но что касается остальных, то они просто злятся.

Меня держат подальше для обработки, но я не скучаю по тому, как Круз приближается ко мне, готовый схватить меня и убежать, но я не понимаю. Меня отпускают? Ребята наконец-то дозвонились до этих копов? Нет, это невозможно. Я совершила преступление, и копы более чем осведомлены об этом, по крайней мере, они так думают. Я не знаю, какие у них есть доказательства, чтобы связать меня с этим, но, видимо, что-то у них есть; иначе меня бы здесь не было.

Женщина-полицейский подходит ко мне сзади и освобождает мои запястья до того, как у меня снимают отпечатки пальцев, должно быть, в третий раз. Меня заставляют подписать какие-то бумаги, и наконец она выходит из моего личного пространства и указывает на выход.

— Ты можешь идти, — говорит она мне. — Но мы наблюдаем за тобой, девочка. Не одурачь нас, мы знаем, что ты это сделала, и мы с радостью примем тебя сюда обратно.

Я не говорю ни слова, просто молча иду к ребятам. Круз падает на мой бок, а Кинг наступает на другой, обвивая рукой мой локоть и быстрее таща меня к двери. Грейсон и Карвер встают позади нас, и я не могу отделаться от ощущения, что то, как они толпятся вокруг меня, похоже на какую-то странную защитную формацию. Это не нормально, не естественно.

Как только мы вырвались на свежий воздух, я чуть не рассыпалась, глубоко вдыхая воздух.

— Черт возьми, — вздыхаю я, облегчение накатывает на меня бурной волной.

— Продолжай двигаться, — требует Грейсон у меня за спиной, не давая мне ни секунды насладиться свободой, пока Кинг продолжает тянуть меня за руку.

Мы идем через дорогу, и, прежде чем я успеваю это осознать, Кинг толкает меня через заднюю дверь Escalade Карвера и залезает позади меня. Все четверо мальчиков забираются в машину, двери захлопываются за ними. Через мгновение Карвер молча мчится по дороге.

Бедро Круза прижимается к моему, а рука Кинга по-прежнему обхватывает мою руку, но теперь давление исчезло, и я не могу не чувствовать, что он оставляет его там только для того, чтобы почувствовать мою кожу на своей. Поездка в машине остается тихой, и когда я оглядываюсь на четверых парней, я понимаю, что ни один из них не собирается сдаваться.

Мое разочарование берет верх надо мной, и я отрываю руку от Кинга.

— Кто-нибудь из вас собирался рассказать мне, что, черт возьми, только что произошло? — спрашиваю я. — Как, черт возьми, вы меня оттуда вытащили?

Все взгляды бегают по машине, все четверо пытаются сообразить, кто сломается, но, когда я встречаю тишину, я нажимаю сильнее.

— Клянусь богом, сейчас не время для этой ерунды. У вас есть две гребаных секунды, чтобы рассказать мне, что, черт возьми, только что произошло, или я лично поставлю перед собой задачу превращу вашу жизнь в ад.

— Разве ты уже не сделала это? — Грейсон хмыкает с переднего сиденья.

Моя рука тянется к нему, когда я чувствую, как Карвер смотрит на меня через зеркало заднего вида, но я отказываюсь поднять глаза. Рука Круза вырывается и хватает меня за запястье, прежде чем я успеваю схватить Грейсона за голову и стащить ее с его проклятых плеч.

— Сейчас, — требую я, более чем покончив с их чушью.

Это был секрет за секретом, и на каждом этапе пути мне подсовывали лишь немного информации, чтобы заставить меня молчать, но не больше.

Круз вздыхает, и я могу сказать, что он сломается первым, но, когда Кинг заговорил, я был потрясена до глубины души.

— Это была Династия, — объясняет он, вызывая глубокий стон у Карвера на переднем сиденье, который явно не одобряет признание Кинга. — Увидев, что копы держат тебя дольше, чем это разрешено законом, они вмешались и разобрались.

— Что вы имеете в виду, они справились с этим? Как, черт возьми, они могут иметь к этому какое-то отношение?

Карвер хлопает рукой по рулю, и я поднимаю взгляд, чтобы встретить его взгляд в зеркале заднего вида.

— Разве ты не можешь просто сказать «спасибо» за то, что спасли свою задницу опять-таки и покончить с этим?

— Да пошел ты, — рычу я на него. — Я не знаю, что за чертовщина заползла тебе сегодня в задницу, но это моя жизнь, и если какая-то извращенная престижная группа возится с ней, то я заслуживаю того, чтобы точно знать, что, черт возьми, происходит. Перестань быть таким мудаком и поставь себя на мое место для разнообразия. Как бы вы себя чувствовали, если бы вас постоянно оставляли в темноте, и вы не могли ничего с этим поделать? Я знаю, что не очень хорошо тебя знаю, но что-то мне подсказывает, что ты вообще не справишься. Ты будешь больше, чем маленькая стерва.

Единственным ответом Карвера является сжатие челюстей, когда его костяшки пальцев вокруг руля белеют. Не давая мне драться, я поворачиваюсь обратно к Кингу.

— Объясни, — говорю я, стараясь не нести чушь.

Я наблюдаю за ним в течение секунды, когда его голова откидывается на подголовник, и он вздыхает, явно пытаясь придумать лучший способ объяснить ту чушь, которая вот-вот вылетит из его рта.

— Они пытались ударить тебя, когда бы ты стала совершеннолетней, — объясняет он. — Хотя в твоих документах формально не указано, что твой день рождения еще через месяц, но без официального свидетельства о рождении, они думали, что им сойдет с рук по техническим причинам, заявив, что тебе, возможно, уже исполнилось восемнадцать.

— Это фигня. Ты, черт возьми, издеваешься?