ГЛАВА 1

Татум

Девять лет

Мне было шесть лет, когда я впервые встретила Каспиана Донахью.

Я играла в переодевание на свадьбе, а он был... им.

Ты не должна этого делать, Татум.

Иди сюда, Татум.

Оставайся со мной, Татум.

То, что он был на четыре года старше меня, не делало его боссом. Что с того, что он дружил с моим старшим братом? Что с того, что у его семьи было больше денег, чем у Бога? Что с того, что все остальные девушки считали его симпатичным? Все это не делало его особенным. Он был просто другим мальчиком.

Даже если это не так.

Каспиан отличался от остальных, и все это знали. Все из-за его фамилии.

И с того дня на свадьбе казалось, что он был везде и всегда, следовал за мной и говорил, что мне делать. Как сейчас, когда он вытащил меня из постели, затащил в свою хижину, а потом исчез.

Он мне сказал оставаться на месте, а я закатила на него глаза. Я не хотела спать в постели Каспиана. Я хотела вернуться в свою собственную.

Для большинства людей озеро Крествью было идеальным местом для отдыха на выходные. Тихая вода и высокие деревья были мирной переменой тому, где мы жили в Нью-Йорке. Но там, в лесу, за вереницей хижин, были вещи, которые могли причинить мне вред. По крайней мере, так всегда говорил отец. Я должна была держаться подальше от леса.

Раз в год мы все собирались вместе на регату (прим. Соревнования по парусному спорту) в Крествью. Двенадцать семей. Двадцать четыре домика, выстроенные вокруг огромного озера. Взрослые были на своей стороне, а дети на нашей.

Каюта Каспиана была такой же, как моя. В ней была полноразмерная кровать с клетчатым пледом, камин, кожаное кресло и комод с телевизором. Он оставил лампу включенной, но я не хотела быть здесь. Я вообще не хотела находиться в Крествуэйк Лейк и хотела домой.

Я ждала.

Он так и не вернулся.

Я ждала еще дольше.

Наконец, я решила, что больше не буду ждать. О том, что хотел Каспиан, можно было позаботиться завтра после регаты, а пока я возвращалась в свою постель.

Когда я вышла в темноту, было тихо. Не мирная тишина, которая мне обычно нравилась, а такая, которая заставляла думать, что должно произойти что-то плохое, такая тишина была после того, как умер мой домашний хомяк, и никто не знал, как мне об этом сказать.

Было уже поздно, после полуночи, если верить моим предположениям. Небо было темным, темнее, чем обычно, потому что звезды были скрыты за облаками. Как будто даже они знали, что сейчас лучше не выходить на улицу. Все было неподвижно, включая ветви высоких деревьев позади меня. Ничто не двигалось. Ничто не издавало звуков. Ничто не могло предупредить, если бы беда захотела преследовать меня в лесу. Я знала, что не должна оставаться снаружи одна. Это был не наш дом, где я всегда была в безопасности.

Я должна была просто дождаться возвращения Каспиана.

Трава была мокрой от моих босых ног, и я пожалела, что не захватила тапочки на случай, если придется бежать. Было холодно, слишком холодно для июня. Моя любимая ночная рубашка из Ханны Монтаны вдруг показалась слишком тонкой, слишком маленькой. Мне захотелось обернуть одеяло вокруг своего тела, чтобы защитить себя от холода. Но в основном я хотела вернуться в постель, чтобы забраться под одеяло и притвориться, что не чувствую, будто за мной кто-то наблюдает. Я обняла себя руками, а ветер начал шептать, словно пытаясь открыть мне свои секреты.

Мое внимание привлекло мерцание пламени внизу у воды. Почему посреди ночи случился пожар? Все должны были спать.

Я сделала шаг ближе, надеясь почувствовать отсюда его тепло. Мои глаза сузились, сфокусировались на костре, пытаясь понять, не туда ли ушел Каспиан. Сделала еще один шаг, подкрадываясь все ближе и ближе.

Но там ничего не было.

Никого.

Огонь был просто... там, и я понятия не имела, почему или кто его развел. Мое сердце билось все быстрее и быстрее, когда наблюдала за пляской пламени на фоне ночного неба. С каждым вздохом казалось, что они становятся все больше и больше.

Порыв ветра разметал мои длинные темные волосы по лицу и прогнал дрожь до самых костей. Я заправила пряди за уши и уставилась мимо костра на стеклянную гладь озера. На воде стояли лодки, всего их было три, все в линию. В центре каждой лодки стоял один человек. Их лица были скрыты тенью темного балахона, но я видела их фигуры в лунном свете. Все трое были мальчиками, и все трое примерно с моего брата ростом. Что они делают? Было похоже, что они собираются прыгнуть в воду. Я хотела закричать на них, сказать, чтобы они не прыгали, но звук застрял у меня в горле.

Одна из фигур повернула голову. Это Линкольн? Почему мой брат был на озере?

Мы приехали на регату. И мой брат был в одном из гребных экипажей. Но они не гонялись ночью. Правда?

Нет. Было слишком темно. И никто не гонял стоя. Что-то определенно было не так.

Я снова прищурилась, но они были слишком далеко, и тени скрывали их. Может быть, Каспиан отправился именно туда. Может быть, он был в одной из тех лодок. Но это все равно не объясняло, почему он притащил меня в свою каюту.

Сильная рука схватила меня за руку, и крик, застрявший в горле, прорвался сквозь темноту.

— Шшш, Татум. Это всего лишь я.

Я подняла голову — Папочка? Что ты здесь делаешь? — Он был не в пижаме. А разве папа не должен быть в пижаме? Я показала на воду — Это Линкольн? Почему он в лодке?

Как только я указала, человек в лодке повернул голову и посмотрел прямо на меня. Лунный свет отбрасывал тени, открывая лицо Линкольна. Я затаила дыхание, когда он медленно поднес один палец к губам. Шшшш. Я почти слышала этот звук отсюда. По какой-то причине он вызвал у меня еще более холодный озноб.

Папа подхватил меня на руки и отнес в мою хижину, а затем уложил в кровать, где было тепло и приятно — Спи, милая. — Он поцеловал меня в лоб. — Когда ты проснешься утром, все это будет просто сном.

Верно. Просто сон.

Самое забавное в снах было то, что иногда они преследовали тебя еще долго после того, как ты просыпался.

Год спустя...

Это снова были наши ежегодные выходные на озере, и все остальные были на берегу на вечеринке в честь регаты. Ну, все, кроме меня. Я приехала сюда, чтобы быть ближе к озеру. Вода была спокойной и мирной, но у меня было странное чувство, что под поверхностью есть вещи, которые люди не видят, тайны, которые принадлежат озеру.

Каждый раз, когда я пыталась спросить о пожаре, о том, почему Линкольн был в лодке посреди ночи, папа ободряюще улыбался и менял тему. Я не была сумасшедшей. Мне это не приснилось. Но никто, похоже, не хотел говорить об этом, поэтому я оставила эту тему.

Несмотря на то, что у меня мурашки по коже, после гонки на озере было тише, а я любила тишину. Мне нравилось смотреть на солнце за деревьями и на то, как оно отражается от воды.

Часть меня ожидала, что Каспиан последует за мной сюда и скажет, чтобы я возвращалась на вечеринку. Но он этого не сделал. По крайней мере, пока. Но я знала, что он это сделает.

Я никогда не спрашивала его, почему он притащил меня в свою хижину той ночью или куда потом пошел после. Каспиан никогда не говорил про это. Отчасти я была рада этому, потому что что-то подсказывало, что я, вероятно, не хочу этого знать.

Находясь рядом с ним, мое сердце чувствовало себя странно — так же, когда я разучивала новый танец или каталась на велосипеде без рук. Страшно, но захватывающе.

Перестав думать о Каспиане, я прислушалась к щебетанию птиц вдалеке, соревнуясь с музыкой, доносившейся из палатки. Иногда думала, каково это — быть птицей, быть окруженной прекрасными песнями весь день и идти туда, куда я хочу, а не только туда, куда сказали родители. Быть свободной.

Длинная дорожка, которая выглядела как деревянная, но на ощупь была как пластиковая, тянулась от набережной по воде, пока не соединилась с лодочным спуском — большой квадратной платформой, где были выстроены все гребные лодки.

Голос раздался из ниоткуда, заставив меня подпрыгнуть. — Привет. Как тебя зовут?

Я обернулась и увидела девушку примерно моего возраста, которая шла по лодочному спуску с ярко-зеленым колотым льдом в руке. Ее светлые волосы были собраны в высокий хвост. На ней были джинсовые шорты и светло-розовая футболка со сверкающими блестками на рукавах.

— Кислое яблоко. — Она дошла до конца длинной дорожки и протянула мне пенопластовый стаканчик, прежде чем я успела ответить на ее первый вопрос. — Хочешь?

Выдохнула и покрутила подол своего голубого сарафана. — Я не против. Спасибо.

— Лирика, — сказала она, указывая пальцем на свою грудь. — Как слова песни.

Лирика. Она не была застенчивой, это точно. И она не была похожа на других девушек, которые приехали на регату.

Я улыбнулась. — Я Татум.

— Что ты здесь делаешь, Татум? — Она смотрела на озеро Крествью.

С другой стороны близлежащей линии деревьев слышался смех, разговоры и музыка. Мои родители были там, они тусовались с другими семьями под большими белыми шатрами, заставленными столами с льняными покрывалами и причудливыми блюдами.

Пожала плечами. — Просто ищу тихое место. А ты?

Моя семья знала всех членов команды. Мой брат всю жизнь занимался греблей с одной и той же группой ребят. Мы не пускали чужаков в наш мир. Мне было интересно, кто эта девушка и что она здесь делает и откуда в мире взялся этот снежок.

Она зачерпнула в рот кусочек цветного льда, а затем прищурилась, словно у нее отморозились мозги. — Мой папа устраивает концерт на день рождения какого-то богатого парня, а мама отлынивает, так что мне пришлось прийти. — Она указала на гоночные снаряды, выстроившиеся на старте. — Что это?

— Это гоночные лодки.

— Лодочные гонки? Типа, с веслами? — Она наморщила нос. — Это не похоже на веселье.

И это было не так. Не для меня, во всяком случае. Но мой отец занимался политикой, и по его словам, семья очень важна в политике. Я слышала, как он говорил это по крайней мере сотню раз.