Глава 1 Девушка

Свет.

Я приоткрыла глаза и осмелилась на один пронзительный, всепоглощающий миг поверить, что это происходит на самом деле.

Я прожила в этих четырех стенах тысячи дней ада. А может, и две. Кирпичные стены, металл и кровь были мне более знакомы, чем мой собственный голос.

Я замолчала после месяца пребывания в этой камере. Они били, избивали и поджигали меня, поэтому я забрала единственное, что им было нужно больше, чем мои крики, затолкав его вниз, вниз, вниз, вниз, глубоко в живот. И замолчала навсегда. Мои слова, проглоченные и запертые. У меня не было ответа на их вопрос, который они задавали невозможное количество раз.

Какой код?

Какой код???

Какой код????

У меня был только один честный ответ, потому что я понятия не имела, кто я такая, не говоря уже о том, какой код им нужен. Но они думали, что это притворство. Они решили, что я лгунья, когда дала им единственный ответ, который у меня был: Я не знаю. Я не знаю! Я не знаю!!!

Даже они не были способны вырвать из меня правду. Поэтому я совсем перестала говорить. Я ушла в себя, как улитка, свернувшаяся в своей раковине. Я укрепила свои стены, соорудила их высокими и непроницаемыми, пока не зарылась так глубоко, что ничто из того, что происходило с моей плотью, не могло добраться до моей души. Но теперь, возможно, настало время выйти на поверхность.

Щель света шла вертикально вниз по моему телу, заставляя меня щуриться. И надеяться. Боже, как я надеялась. Я поднялась на ноги, слишком большая рубашка болталась на мне поверх рваных леггинсов, которые я продырявила. В тишине и темноте больше нечего было делать. И если я ничего не делала, то начинала думать. А когда я начинала думать, я начинала вспоминать. А я никогда не хотела этого делать. Потому что единственные воспоминания, которые у меня были, касались этой комнаты и того ада, который я здесь пережила.

Не позволяй демонам преследовать тебя как в мыслях, так и во плоти.

Я шла молча и несмело, гадая, происходит ли это на самом деле или же дар смерти наконец-то пришел, чтобы забрать меня отсюда. Но я надеялась, что это не так. Я мечтала о смерти, дружила с ней, умоляла ее забрать меня бесчисленное количество раз, но смерть всегда шептала мне на ухо: доставь меня сначала к ним. Это было то, за что я держалась. Образ пятерых из них, окровавленных у моих ног. Может, я и была маленькой, хрупкой, но только снаружи. Внутри я была бушующим инферно, ожидающим развязки. Если бы только я была побольше, могущественнее. Если бы только у меня было оружие, достаточно сильное, чтобы разорвать их на части и заставить их истекать кровью, как истекала я, заставить их кричать, как кричала я.

Я прижала ладонь к шершавому дереву двери, запоминая каждую деталь. Здесь были следы от ногтей и вмятины, где я пиналась и билась. Я пыталась выбраться столько раз, что сбилась со счета, но в конечном итоге сдалась. А теперь, по воле судьбы, Джакс оставил дверь открытой.

Джакс: здоровяк с сальными волосами и отсутствием мозговых клеток. Тот, кто держал мои запястья, пока его брат бил меня до ломоты в костях. Тот, кто улыбался, пока я кричала, тот, кто подбадривал других, но никогда не имел наглости сделать что-то большее, чем держать меня.

Я широко толкнула дверь, и знакомый скрип, который всегда предшествовал началу боли или означал ее окончание, прозвучал в моих ушах как клаксон.

Я шагнула вперед, и моя босая нога ударилась о что-то мягкое. Дыхание сбилось с моих губ, и сердце заколотилось в такт ему, когда я увидела лежащего на земле Джакса. Его язык вывалился изо рта, распухший и синий, глаза выпучены, легкие работают с трудом. Его рука была неловко вывернута в месте падения, плохо зафиксированная повязкой кисть распухла и приобрела неприятный фиолетовый оттенок. Он получил порез несколько дней назад и явно не считал нужным ехать в больницу. К счастью для меня.

Сепсис. Это слово прозвучало в моей голове из каких-то былых воспоминаний, которые я не в силах уловить. Из того времени, когда меня еще не похитили, пока не украли мои воспоминания, мою личность, мою человечность. Я была никем для себя, но кем-то для них. И я не знала, кто этот кто-то.

Джакс застонал, пытаясь выговорить имя, которым он всегда называл меня. Бабочка.

Но бабочки были хрупкими существами с короткой жизнью и красивыми крылышками. Я пережила немыслимые пытки от его рук и рук других. И ему следовало бы знать об этом, потому что мое сердце не остановит ни одна булавка, какой бы острой она ни была.

Мои губы искривились в жестокой улыбке, когда я опустилась рядом с ним и потянулась к его карману. Его рука дрогнула, но он был полумертв, не в силах помешать мне забрать его ключи. Я замешкалась на долгий миг, подползая к нему так близко, чтобы он мог видеть только меня, когда я смотрела ему в глаза.

Я хотела произнести свое имя, чтобы это было последним, что он услышит, но даже если бы я знала, какое оно, мой голос был похоронен так глубоко, что я больше не могла найти способ его откопать. Так что мне пришлось обойтись лишь лицом.

Один сбит, осталось четверо, — беззвучно проговорила я, и его выпученные глаза сказали мне, что он понял.

Я развернулась и побежала, адреналин захлестнул мои вены, который впервые не имел ничего общего с болью, пока я мчалась вверх по деревянной лестнице. Морозный воздух хлестал меня по щекам, пока я взбиралась все выше и выше, и вот я достигла люка над головой. Мои пальцы нащупали замок, и я наугад выбрала ключ из связки, вставив его в замок.

Щелчок.

Мое сердце взлетело. Удача была со мной. Свобода наконец-то выпала на мою долю.

Я не бабочка, я дракон с железными крыльями и огненным сердцем.

Я с усилием распахнула тяжелые двери, и ослепительный свет сверху заставил меня вздрогнуть. Мир был белым, выбеленный пейзаж простирался во все стороны. Снежинки целовали мои щеки, дыхание клубилось передо мной, пока я выбиралась из своей подземной тюрьмы и захлопывала за собой двери.

Лети. Лети прочь. Лети быстро и сильно и никогда не останавливайся.

С полузакрытыми глазами я понеслась в бескрайние просторы, нацелившись на линию деревьев впереди себя, пока мои зрачки пытались приспособиться. Мои босые ноги уже замерзли, мне было холодно до боли.

Я бежала, пока мои легкие не загорелись, а лед все глубже и глубже проникал в кровь. Мои багровые волосы были слипшимися и длинными, прилипали к щекам и развевались перед глазами. В них все еще витал аромат крови от пореза на виске, который Фарли оставил мне прошлой ночью.

Я бежала до тех пор, пока солнце не начало садиться и не пошел снег, заметающий мои следы.

Я повторяла их имена с каждым шагом, снова и снова прокручивая в голове. Джакс, Фарли, Квентин, Орвилл, Дюк.

Фарли: брат Джакса. Он был таким же крупным, как и Джакс, но вместо жира у него были мышцы. Он натренировал свое тело так, что когда костяшки его пальцев, унизанные кольцами, ударялись о мою стройную фигуру, на коже оставался рубец в течение нескольких дней. Когда Фарли был в плохом настроении, моя плоть сталкивалась с его гневом.

Квентин: высокий парень с непокорными светлыми волосами. Ему не нравилось бить меня, но он находил другие способы причинить мне боль. Электричество, водные пытки, звуки, которые, как ножи, врезались в мои барабанные перепонки в течение нескольких часов, пока меня подвешивали вверх ногами с помощью веревок. Он говорил почти так же мало, как и я, но когда говорил, то шептал прямо мне на ухо и посылал дрожь ужаса по моему позвоночнику своими извращенными фантазиями о том, что именно он собирается сделать со мной в следующий раз.

Орвилл: тот, кто пытался нарушить правила. Он был скелетом с седеющими волосами, которые, казалось, он никогда не мыл. Он хотел прикоснуться ко мне, зарыться в меня и лишить меня последних капель достоинства. За его глазами не было ничего, кроме демона, дергающего за ниточки. От него всегда пахло потом, а его голос был мурлыканьем, которое когтями впивалось мне в кожу. Его руки неоднократно блуждали, когда он переступал черту того, что его босс считал приемлемым. Однажды он напугал меня больше всего, пока я не поняла, что его выдержка означала, что я слишком важна, чтобы осквернять меня. Хотя я понятия не имела, почему.

Дюк: тот, кто устанавливал правила, кто держал в узде остальных четверых. У него были усы в виде подковы, и он всегда попыхивал сигаретой. Но, несмотря на его правила, именно его стоило бояться. Ему нравилось, когда я боялась. Он любил скрести ножом по стене, когда приближался, а потом проводить им по моей коже. Ему нравилось, когда я истекала кровью, и он был единственным, кто заставлял меня молить о пощаде, когда я пользовалась голосом. Он был тем, кто похоронил мой голос навсегда. В ту ночь, когда он тушил сигареты о мою кожу, накрыв мое лицо полиэтиленовым пакетом. Это продолжалось достаточно долго, чтобы я подумала, что умру. Мой голос застрял в горле, и я нашла свободу в том, что наконец-то забрала его у него. С того дня у него было много моих криков, но больше никаких слов.

Мои ноги дрожали подо мной, когда я начала медленно пробираться сквозь густой снег, мое тело настолько онемело, что я больше не чувствовала ничего, кроме боли в костях.

Мои зубы стучали, вызывая бесконечный звон в черепе. Я не ела в течение двух дней. Мое зрение плыло, тени мелькали в темноте, заставляя меня вертеть головой вправо и влево. Я ожидала, что они спустятся, монстры, которые держали меня, владели мной. Как я могла убежать от них, когда они были всем, что я знала? Разбитые воспоминания о моем прошлом представляли собой беспорядочный пазл, который я никак не могла собрать воедино. Куда мне идти? К кому мне бежать?

Я тысячу раз задавалась вопросом, ждут ли меня где-нибудь люди, тоскуют по мне, скучают по мне. Или, может быть, я всегда была девушкой, которая ни к чему и никому не принадлежала.