Глава 17

Я читаю сообщение от нашего представителя в Мексике и сразу же звоню Роману.

— Анджело Скардони перевозит товар, — говорю я, как только он отвечает на звонок. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?

— Ты знаешь, когда они пересекут границу?

— Где-то в четверг вечером.

— Найди хорошее место, чтобы перехватить их после пересечения границы. Взорви их.

— Уверен?

— Бруно сжег мой склад. Антон до сих пор в больнице с ожогами третьей степени. Я хочу, чтобы этот товар исчез.

— Хорошо.

— И убедись, что они знают, что это были мы, — говорит Роман и обрывает звонок.

Я кладу телефон обратно в карман, беру стул и ставлю его перед человеком, сидящим со связанными руками и ногами посреди комнаты. Его ладони повернуты вверх, показывая красную, покрытую волдырями кожу.

Я сажусь, откидываюсь назад и рассматриваю стоящего передо мной итальянского ублюдка. Лет двадцати, немного полноват, одет в джинсы и дизайнерскую футболку. Он не похож на уличного бандита. Возможно, чей-то племянник - на несколько ступеней ниже и ищет способ подняться в звании, взяв на себя работу по поджогу склада Братвы. Идиот. И судя по тому, как его глаза смотрят на меня, огромные и немигающие, напуган до смерти.

— Значит, Энцо, тебе нравится поджигать вещи? — Я киваю в сторону его обожженных рук. — Тебе нужно больше практики.

Он бормочет что-то, чего я не могу понять из-за кляпа. Неважно, он не готов дать мне нужную информацию. Пока не готов. Я даю ему максимум пятнадцать минут.

— Обожженная кожа чертовски болит. Легкое прикосновение, и боль пронзает тебя до самого позвоночника. Давай я тебе покажу. — Я слегка надавливаю большим пальцем на середину ладони Энцо.

Он подпрыгивает на стуле так сильно, что почти опрокидывается набок, и через тряпку во рту доносится хриплый звук, как у животного, попавшего в силки.

— Знаешь, я очень не люблю пытать людей, — говорю я. — Это отнимает много времени, муторно и, в конце концов, все говорят. Было бы неплохо, если бы мы могли пропустить эту грязную часть, потому что кровь очень трудно смыть. Знаешь, сколько моих костюмов оказалось в мусорном ведре в этом месяце? Четыре. — Я опираюсь локтями на колени и смотрю на него. — Мне нравится этот костюм, Энцо. Я буду благодарен, если ты просто скажешь мне то, что мне нужно, и я отпущу тебя. Вот так просто.

Я беру один из небольших ножей, выложенных на металлическом столике рядом со мной, и внимательно изучаю лезвие. Поворачиваюсь к Энцо и подношу кончик ножа к его ладони, он начинает бороться с ограничителями как сумасшедший. Он трясет головой, пытаясь что-то сказать, но я не обращаю внимания на его крики и режу его обожженную кожу длинной линией, по диагонали через всю ладонь. Ему удается закричать даже с зажатым во рту кляпом. Я снова откидываюсь в кресле, делаю глоток из бутылки с водой, которую держу на столе, и жду, когда он успокоится.

Через минуту или около того Энцо перестает биться и откидывается в кресле, тяжело дыша через нос. Я жду еще несколько минут, затем достаю коробок спичек с другой стороны стола.

— Итак, мы проверили прикосновение и нож. — Я достаю одну спичку, зажигаю ее и держу перед лицом Энцо. — Ты думаешь, это было больно?

Он кивает головой и начинает плакать.

— Это ничто по сравнению с тем, когда открытое пламя касается кожи, которая уже обгорела.

На джинсах Энцо появляется мокрое пятно, пока он смотрит на горящую спичку, его глаза налиты кровью. Я отпускаю спичку, и она падает в лужу мочи на полу между ног Энцо, пропуская его руку всего на несколько дюймов.

— Что ж, похоже, мое зрение уже не то, что было раньше. — Я вздыхаю. — Хорошо, что у нас есть целый коробок.

Я снова тянусь к коробку спичек, достаю еще одну, затем смотрю на Энцо.

— Или, может быть, мы поговорим сейчас? Скажи мне, Энцо, как ты думаешь, сколько времени прошло с тех пор, как я вошел? Час? Может быть, больше? — Я зажигаю спичку и поднимаю руку. — Прошло восемь минут. Время идет медленно, когда тебе больно. Итак, вот что мы сделаем. Я вытащу кляп. Ты будешь говорить. Если мне покажется, что ты врешь или что-то утаиваешь, я вставлю кляп обратно, и он останется еще на два часа. Ты не хочешь находиться со мной в одной комнате два часа, Энцо.

Я наклоняюсь вперед, пока мое лицо не оказывается прямо напротив его лица.

— Видишь ли, я еще даже не начал с тобой. Мы просто узнали друг друга, и я измерил твой болевой порог. Он очень низкий, Энцо. Это значит, что я, вероятно, начну с твоих ногтей, затем перейду к пальцам и зубам. Я предполагаю, что это займет два часа, о которых я говорил, и я уверен, что ты запоешь как птичка, когда я сниму кляп после этого. Но тогда у тебя не останется ни пальцев, ни зубов. Я думаю, тебе стоит сделать выбор, который я предлагаю.

Он хнычет и кивает.

— Хороший выбор. — Я задуваю спичку и встаю, чтобы снять с Энцо кляп.

Он начинает говорить, как только убираю кляп.

Спустя десять минут я выхожу из комнаты и, проходя по пустому складу, достаю телефон, чтобы позвонить Роману.

— Поджигатель заговорил. Это был Бруно. Он все организовал, — говорю я, — И наркотики они взяли у Диего Риверы, а не у Мендосы.

— Вот сука. Когда я попросил Риверу удвоить для нас количество, он сказал, что у него и так слишком много работы.

— Судя по тому, что сказал Энцо, похоже, что полиция убила Мэнни Сандоваля, а Ривера взял на себя его бизнес. Вот как он получил больше товара.

— Черт .— Он выругался. — Вечно там происходит какое-то дерьмо.

— Да. И у нас есть еще одна проблема. — Я сжимаю переносицу и вздыхаю. — Мы не можем взорвать транспорт, Роман.

— Почему, черт возьми, нет?

— Бруно решил доставить подарок Душку вместе с товаром. На том грузовике девушка.

— Ты что, издеваешься? Душку не любит такие вещи.

— Это должен был быть сюрприз.

— Твой тесть — больной ублюдок.

— А то я не знаю. И что теперь?

— Посади кого-нибудь им на хвост. Когда они остановятся на ночь, вытащи девушку, а потом взорви эту штуку.

— Хорошо.

Я кладу телефон обратно в карман, сажусь в машину и завожу двигатель.

— Я не люблю клубы, Бьянка.

«Пожалуйста. Я обещала Милене.» — Я делаю грустное лицо. «А ты обещал сводить меня на танцы, помнишь?»

Подруга Милене, Катерина, хотела куда-нибудь сходить на день рождения. Моя сестра предложила «Урал», один из клубов «Братвы». Я сказала ей, что это неразумно, даже с учетом перемирия между двумя сторонами. Но она настаивала, говоря, что если мы с Михаилом придем, то ничего не случится. Если отец узнает, ей конец.

— Я сказал, посмотрим, — говорит он и проводит рукой по моим волосам. — Когда?

«Сегодня вечером.» — Я улыбаюсь. — «Я уже договорился с Сиси, что она присмотрит за Леной. Она будет здесь с минуты на минуту.»

— Значит, ты была уверена, что я скажу «да». Он наклоняется, пока наши головы не оказываются на одном уровне. — Роман был прав. Ты обвела меня вокруг пальца.

«Это плохо?» — спрашиваю я и смотрю, как он берет мою руку в свою и подносит кончик моего мизинца к своим губам.

— Нет. — Он целует мой палец. — Кто еще придет?

«Милен и Катерина. И Андреа, внучка дона. Возможно, ее сестра, Изабелла, тоже.»

— Новая жена Росси? — Он приподнял бровь. — Я позвоню Павлу и сообщу ему. Нам понадобится больше охраны.

Слишком громкая музыка, слишком много людей, слишком много алкоголя. Я никогда не любил клубы, когда был моложе, а сейчас я их просто ненавижу. Все это знают, и когда Павел разнесет новость о том, что я приехал в «Урал» с Бьянкой, они не перестанет об этом трепаться.

Я веду девушек к столику в углу и оборачиваюсь, проверяя, чтобы все четыре охранника, которых расставил Павел, были на своих местах. В сочетании с телохранителями Андреа и Изабеллы, получается семь человек, присматривающих за четырьмя девушками. Посчитав, что этого более чем достаточно, я беру Бьянку за руку и тяну ее в сторону, ближе к концу бара, где больше света.

— Ну, что ты думаешь?

«Мне нравится.» — Она улыбается мне. — «Очень шикарно.»

— Павел любит перебарщивать. — Я кладу руку ей на шею и запрокидываю ее голову. — Я пришел в клуб только потому, что ты меня попросила. Я их ненавижу. И эта ненависть становится все сильнее с каждой секундой.

Бьянка сужает глаза, и рисует знак вопроса на моей груди. Мне нравится, когда она так делает.

— Потому что я замечаю каждого мужчину, который смотрит на тебя, а их здесь не менее пятидесяти, — говорю я, затем наклоняю голову, чтобы прошептать ей на ухо. — Я боюсь, что кто-то может попытаться забрать тебя у меня, и у меня есть желание убить их всех, прежде чем они попробуют это сделать.

Вздохнув, Бьянка забирается на барный стул позади нее, берет мое лицо в ладони и притягивает меня к себе, пока я не оказываюсь между ее ног. Она касается своим носом моего и начинает ласкать мое лицо руками, не отрывая от меня взгляда. Бьянка начинает с подбородка, нежно переходит на щеки, затем зарывается пальцами в мои волосы. Я закрываю глаза и позволяю себе утонуть в тепле ее прикосновений, забыв об окружающих нас людях. Затем целует правую сторону моего подбородка, прямо над самым толстым шрамом. Я все еще нахожу это удивительным — то, как она прикасается к моему изуродованному лицу, с такой нежностью. Еще один поцелуй, на этот раз в кончик носа, и я чувствую, как мои губы кривятся в улыбке. Следующий поцелуй приходится на уголок моего рта, затем на левую щеку. Я закрываю глаза, ожидая, что будет дальше. Левая бровь. Затем правая щека. Снова кончик носа. Я еще больше улыбаюсь.

— Ты... — мягкий шепот рядом с моим ухом, — такой красивый... когда улыбаешься.

Я крепче сжимаю ее руки и прижимаюсь щекой к ее щеке. Мое глупенькое солнышко.

— Никто... — еще один шепот, — не сравнится с...тобой.

Она обвивает мою шею, и чувствую ее дыхание возле уха, когда она придвигается еще ближе.

— Я люблю тебя. . . Михаил.

Я прижимаюсь лицом к шее Бьянки и делаю глубокий вдох, вдыхая ее аромат. Она даже не представляет, что делает со мной то, что я слышу, как она произносит мое имя. Это ломает меня и каждый раз собирает обратно. От каждого ее прикосновения мое сердце тает, а на душе становиться так тепло.