Глава 4 Данте

Она просто смотрит на меня, эти безупречные сапфиры расширяются от шока, и, клянусь Богом, они пробивают дыру прямо в том, что осталось от моего сердца. Ее лицо чистое, без макияжа, а волосы собраны в хвост. Мой ангел выглядит такой чистой и невинной. Незапятнанной. Каким-то образом она выглядит даже более сексуальной в джинсах и джинсовой куртке, чем была в той черной юбке. Теперь в ее глазах отражается страх, но также виден оттенок неповиновения. Просто от взгляда на них мои яйца напрягаются.

Бл*ть.

Эта женщина хоть имеет представление о том, что делает со мной? Так или иначе, какого черта она здесь делает? Этот человек ее любовник? Я чувствую, как моя рука, свисающая вниз сжимается в кулак, когда внутри меня просыпается зверь.

Оттенки красного теперь застилают мое видение, когда я делаю шаг дальше в комнату и закрываю за собой дверь, опуская жалюзи, чтобы скрыть остальной мир от моего извращенного правосудия. Я так сильно дергаю за шнур, что эта чертова штука ломается у меня в руке. Я отбрасываю это в сторону, снимаю предохранитель и направляю дуло немного левее от нее. Я собираюсь наслаждаться каждой минутой этого...

— Остановись, умоляю тебя! Он мой отец!

Ее отец?

Я колеблюсь, держа палец на курке, когда она, вытянув руки, бросается вперед, блокируя мою цель. Все следы неповиновения исчезли. Сейчас она умоляет меня о снисхождении.

Если бы ты только знала, mi alma. Я нажимал на курок бесчисленное множество других за меньшее.

У меня нет выбора. Это сообщение должно быть доставлено. До недавнего времени УБН были для нас никем иным кроме мошкары: раздражающие как ад, их легко прихлопнуть, и они уделяли больше внимания прошлому, чем чему-либо еще. Теперь они стали более меткими. Мошкара начала превращаться в ос, и они научились сильно жалить. Потерять один груз в месяц — небрежность, но три? Эффективность работы УБН только что сорвала гребаный джекпот.

Дело за мной дать им напоминание о том, кто на самом деле здесь управляет всем. В прошлом несколько погибших агентов предпочитали вдалбливать им это в голову, поэтому игру нужно урегулировать. Наш кузен, Николас, был ответственным за формирование местных дел. Мой план состоял в том, чтобы прилететь, сделать работу, разыскать ее и затем вознаградить себя ее телом, но жизнь умеет все усложнять.

— Уйди с дороги, мой ангел, — рычу я. — Я разберусь с тобой, когда закончу.

Хотя я не могу не восхищаться ее мужеством. Она, должно быть, любит своего отца, раз делает это: готова пожертвовать своей жизнь ради отца. Я же ничего не чувствовал. Я ощутил еще меньше, когда нажал на курок пистолета, направленного на него.

Ее лицо бледнеет.

— Как ты меня нашел?

— Кто сказал, что я здесь ради тебя?

Тебе любопытно, мой ангел? Ты жаждала моих прикосновений так же сильно, как и я твоих?

Ее глаза вспыхивают от новой вспышки боли, и впервые я задаюсь вопросом о значимости этого удара. Я легко найду еще десяток ублюдков из УБН, которых нужно устранить, еще до рассвета.

— Он хороший мужчина, пожалуйста, не трогай его. Я та, кого ты хочешь.

Я удивленно поднимаю брови.

— Неужели?

Она краснеет, но встречает мой пристальный взгляд с высоко поднятой головой, призывая меня возразить. Я бросаю взгляд на ее полную грудь, плотно обтянутую белой футболкой, и мой член дергается. Мне нужно выбросить ее из своей головы, и чем скорее это сделаю, тем лучше. Она развила опасную привычку пробуждать во мне совесть.

— Пожалуйста! Я сделаю что угодно...

Что угодно?

Всегда один и тот же сценарий. Сначала они просят, затем умоляют. Она оттягивает неизбежное, пытаясь воззвать к моей человечности. Я чувствую вспышку жалости к ней, потому что лишился этой черты в какой-то ближневосточной дыре более десяти лет назад.

Она делает неуверенный шаг в мою сторону, голубыми глазами впиваясь в мои.

— Возьми меня вместо этого. Я сделаю все, что ты захочешь. Не буду сопротивляться тебе. Просто оставь моего отца в покое.

Я бесстрастно смотрю на нее, стараясь ничего не выдать. Но правда в том, что я чертовски искушен. Различные сценарии мелькают у меня перед глазами: как она выгибает спину от удовольствия, когда я шлифую ее киску своим языком, как трахаю ее рот, как ее пышное тело перегнуто через край моей кровати, пока я трахаю ее до беспамятства.

О, мой ангел, это может быть лучшим предложением твоей жизни.

Секунду спустя мощный взрыв раздается в больнице, и мы оба падаем на пол под град осколков стекла и летящих отовсюду обломков. Перекатившись на бок, я маневрирую своим телом достаточно быстро, чтобы накрыть ее, прежде чем здание сотрясает второй взрыв.

Я достаточно умен, чтобы понять, что это пиротехническое шоу мне только на пользу. Меня атакуют. Люди Гарсиа взяли мой след с той секунды, как я приземлился и был вынужден затаиться в течение последних двадцати четырех часов. Затем Николас получил известие, что главного агента УБН подстрелили, и он находится в больнице в паре километров от моего местонахождения. Легкая добыча. Ничто не посылает сообщение более эффективно, чем насилие над человеком, когда он так подвержен.

— Папа, — хрипит она, пытаясь оттолкнуть меня от себя. — Мне нужно проверить.

— Лежи на месте, — рычу я, не сдвигаясь ни на сантиметр.

Мне нужно, черт побери, убираться отсюда, пока не приехали копы, но пока я не могу заставить себя хоть шевельнуться. Я тону в чрезвычайно крупном плане этих сочных розовых губ, желая впиться в них своими зубами и узнать, как громко она кричит. Взгляд, которым она одаривает меня, разжигает тысячи огней. Эта женщина ненавидит меня так же сильно, как и хочет меня, но я склоню эти шансы в свою сторону при первой же возможности. Рай для Ив находится в моей постели. Только тогда она поймет, что я так же опытен в доставлении удовольствия, как и в причинении боли.

Начинают раздаваться звуки выстрелов, но я все не могу оторваться от мысли, каким мягким и приятным ощущается ее тело. Мы идеально друг другу подходим, как я и предполагал. Ее темные волосы покрыты пылью, и тонкая струйка крови оставляет красный след на ее лбу. Я хочу провести по нему пальцем, слизать, попробовать на вкус, стереть боль. Я снова колеблюсь в своем решении.

— Что происходит? — шепчет она.

Я знаю, на что она намекает: этот беспорядок имеет какое-то отношение ко мне.

— Моя жизнь, — рычу я, перенося свой вес на левый локоть и доставая мобильник из заднего кармана.

Нет смысла отрицать это.

Теперь она часть этого, нравится ей это или нет.

Николас немедленно вводит в действие план эвакуации. Я прислушиваюсь к приближающемуся обмену выстрелами, когда решаю, стоит ли закончить сначала работу здесь. Я снова тяну время, и меня это чертовски раздражает.

Встаю на ноги, вставляю новую обойму в свое оружие и поднимаю ее, потянув за руку.

— Мы уходим.

Она смотрит на меня этими сладкими сапфирами, такими невинными и детскими. Тем не менее, я не утруждаю себя тем, чтобы подтвердить или опровергнуть то, что, вероятно, промелькнуло у нее в голове. Я принял решение. Пустить пулю в голову ее отца — сейчас меньшая из мох проблем.

— Просто дай мне минутку...

— У нас нет времени на это.

К моей ярости она все равно вырывается из моей хватки и наклоняется над кроватью, чтобы проверить своего отца, съеживаясь от новой волны стрельбы снаружи. Они приближаются. Люди Николаса удерживают толпу Гарсиа, но нам нужно действовать быстро.

— Пора идти, — резко говорю я.

— Две секунды.

Я стискиваю зубы, когда стряхивает пыль с волос отца и прижимается губами к его лбу. С этого момента эти губы принадлежат вашему покорному слуге. Я делаю вид, что не замечаю слез, блестящих в его глазах, когда она поворачивается ко мне.

— Хорошо... думаю, что я готова.

Думаешь?

Она не будет так нерешительна, когда я зароюсь головой ей между ног, и будет молить меня позволить ей кончить. Эта женщина — ходячее противоречие. Одну минуту вся такая дерзкая и непокорная, а в другую — уже дрожит от страха. Шкаф дерьмовой одежды не может скрыть изгибы богини. Она хочет ненавидеть меня, но...

— Сюда, — рычу я, когда веду ее к двери и поднимаю вверх оружие.

Внезапно в прилегающем коридоре раздается грохот, и перегородка начинает разрушаться. Я наклоняюсь в сторону, сжимая руками ее, когда пол больницы стремительно поднимается вверх.

Я слышу, как она кричит, а затем наступает тишина.