Глава 3 Ив

Сейчас два часа ночи. Я не могу уснуть. Лежу под одеялом в полной темноте в четырех стенах, что давят на меня. С моего тяжелого испытания прошло уже семьдесят два часа, но я не могу перестать вновь переживать его в своей голове. Все в том человеке неправильно. Он разрушил мою жизнь своим появлением, а теперь мучает меня своим отсутствием.

Я солгала полиции. Дала им ложное описание темноглазого дьявола, который похитил меня, наставив на меня дуло пистолета и бросил в частном ангаре на окраине Майами Бич. Человека, за исчезновением в ночном небе самолета которого я наблюдала, пока не осталось ничего, кроме мигающего трехцветного пятна. Я сказала им, что его рост примерно сто семьдесят сантиметров, у него светлые волосы и голубые глаза — полная противоположность опасному иностранцу, который принес в мою жизнь столько ужаса, бессердечному преступнику, обученному убийце. Мужчина, который не думал дважды, прежде чем применить ко мне силу...

Мой мобильный пищит. Это моя подруга Анна.

АННА: Ты все еще не спишь? (целую)

Ее смена в баре, должно быть, уже закончилась. Днем она работает волонтером в приюте животных, а ночью превращается в лисицу, смешивающую коктейли. Она горячая блондинка с золотым сердцем, и люди всегда говорят мне, что она добавляет тройную дозу текилы в их Маргариту.

Я сразу же ей отвечаю.

Я: Повторы «Друзей» для жизни, а не только для страдающих бессонницей... (целую)

Еще одна ложь. Я не включала телевизор уже несколько дней. Спустя пару секунд мой телефон звонит.

— Так плохо, да? — вздыхает Анна. — Не хочешь приехать? Моя смена не закончится еще тридцать минут, но я могу уйти пораньше, если хочешь. Мой босс должен мне.

Я улыбаюсь, услышав нотки беспокойства в ее голосе, но в то же время меня отталкивают громкие голоса и гудящие биты на заднем плане. Последствия моего похищения оставили меня в подвешенном состоянии в этой странной альтернативной вселенной где все, что я хочу делать, — это прятаться. Я не хочу быть центром внимания. Больше не хочу сталкиваться с наводящими вопросами. Не хочу думать о нем больше, чем уже думаю.

— Не сегодня, — быстро отвечаю я. — Но спасибо. Я думаю, мне просто нужно затаиться, — я старательно зеваю, отчего моя челюсть болит.

— Ты все еще думаешь о нем?

Все чертово время.

— Я беспокоюсь о тебе, Ив, — говорит Анна, нарушая мое молчание. — Ты сама не своя с того дня как это случилось. Теперь ты в безопасности, ты знаешь это? Полиция найдет его и посадит.

Нет, не найдут.

Не важно, что я сказала полиции. Мой противник годами играл по ту сторону закона. Уклонение от захвата как спорт для него, а не неизбежность.

— Ты опять грызешь ноготь?

— Нет, — лгу я, вынимая его изо рта.

Из-за этой привычки, что осталась у меня с детства, все друзья дразнят меня. Я делаю это когда мне неспокойно, а тот мужчина делает меня чертовски раздражительной.

— Ты не думала с кем-нибудь об этом поговорить?

Я касаюсь края визитки, лежащей на прикроватной тумбочке.

— Полиция дала мне номер, по которому можно позвонить... — неуверенно замолкаю я.

— Тогда звони, — настаивает подруга. — Пообещай мне, Ив. Первым же делом завтра. Во всяком случае, ты просто получишь пару таблеток успокоительного, — я слышу, как внезапно к ней обращаются, спрашивая, где хранятся миксеры. — Слушай, мне пора бежать, я позвоню тебе утром, хорошо?

— Ладно.

— И пообещай мне, что ты позвонишь по тому номеру?

— Обещаю, — лгу я.

— Сделай это, Ив!

— Хорошо, хорошо, сделаю!

— Ты ведь знаешь, что выглядишь мило, когда дуешься, да?

— Пока, Анна...

Я вешаю трубку и с отчаянием смотрю на телефон. Правда заключается в том, что я ни с кем не хочу говорить о том, что произошло. Я боюсь, что проговорюсь и выдам себя... и его. Почему я так себя чувствую? Почему я ощущаю необходимость защитить этого мужчину?

Потому что тот поцелуй изменил все.

Это похоть? Ненависть? Какое-то паршивое слияние того и другого? Меня пугает сила эмоций, которые я чувствую, но также мне странно любопытно. Неужели я действительно жила двадцать пять лет, не испытывая этого сумасшедшего горящего огня, что называется желанием? Теперь я понимаю, что жила лишь наполовину. Я отдавала свое тело мужчинам в прошлом, даже убеждала себя, что влюблена в них, но такой физической связи я никогда раньше не испытывала. Один поцелуй и только, но за эти пару мгновений ему удалось поселить огонь в каждой частичке меня.

Я поцеловала его в ответ. Не могла ничего с собой поделать. Это случилось инстинктивно. Он прирожденный охотник, а я — жертва. Мне было нечем торговаться, кроме как предложить полное и абсолютное подчинение. Она сам сказал, что берет то, что хочет, и в тот момент мое тело жаждало такого мужчину как он.

Пронзительный звонок моего мобильного снова нарушает тишину. Я медлю, прежде чем ответить. Номер не определен. Что, если это он? Что, если он выследил меня? что, если он вернется, чтобы закончить начатое?

Дрожащим пальцем я провожу по экрану, поднимая, прежде чем звонок завершится. В трубке тут же раздается мамин голос.

— Милая? Я тебя разбудила?

— Господи, мама, ты знаешь, который час? — мои слова звучат немного резче, чем я хотела.

— Прости, что звоню так поздно... — ее голос слегка дрожит на последнем слове. — Это папа, Ив. Произошел несчастный случай. Я подумала, что ты должна знать.

Я нащупываю выключатель света, мое сердце колотится как барабан. Уже на протяжение нескольких недель я боялась такого звонка. Я гордая дочь спецагента УБН [1] , и сейчас улицы в центре Майами напоминают зону боевых действий. Две местные банды зубами и когтями сражаются за территорию, а мой отец и его команда продолжают попадать под огонь.

В тот вечер, когда меня похитили, он дежурил где-то в восьмистах метрах от туда. Он следовал наводке и потерял двух коллег в последовавшей перестрелке в известном ночном клубе. Двадцать восемь погибших. Это число все еще приводит меня в шок. Двадцать восемь жизней потеряно напрасно; двадцать восемь жизней уничтожено; двадцать восемь семей навсегда убиты горем событиями той ночи.

Еще три дня назад я занималась этой историей для своей газеты. Теперь же я не могу смотреть на свой ноутбук. Я не могу сосредоточиться. Едва ем. Но снаружи война продолжает бушевать с той же силой. Одна семья — семья Гарсиа — аферисты и рискованные люди, которые решили получить власть и известность любыми способами. Их соперники Мендоза имеют связи в печально известном картеле Сантьяго из Южной Америки, которые держат юг штатов в железной хватке. Сантьяго — безликие незнакомцы, люди, которые высоко ценят свою анонимность превыше всего. Кроме слухов, что все управляют двое братьев, больше ничего нет.ё

Можно сказать, что во всей этой ситуации у меня личный интерес. Я ненавижу наркотики всеми фибрами своей души. Я видела, что они делают с людьми, что они сделали с моим братом. Я вела свою собственную войну против нелегальной торговли наркотиками несколько лет, пытаясь разоблачить главарей и выдать о них информацию по одной статье в газете за раз.

— Какого типа несчастный случай? — шепчу я. — С папой все будет в порядке?

Мама подавляет рыдания.

Дерьмо, это плохо. Действительно плохо.

— В него стреляли, Иви. Я сейчас в больнице. Они только что отвезли его в операционную.

— Боже мой! Я еду прямо туда. Приеду, как только смогу.

Я вешаю трубку и в рекордно короткие сроки одеваюсь. Только не папа, не мой мудрый, храбрый папа-медведь, который ни разу не пропускал футбольный матч или шанс сказать его единственной дочери, как сильно он ее любит. Этого не может быть, я не допущу этого. Если я оставлю свой разум в состояние неопределенности, то отгоню все болезненные мысли, которые давят на меня.

Я сосредоточена на том, чтобы застегнуть ботинки, взять ключи от моего автомобиля и телефон, и впервые за три дня мои мысли переключаются на кого-то кроме него.

Я добираюсь до больницы около четырех утра. На улице все еще темно. Первые краски рассвета все еще пытаются уклониться от горизонта над огромным, серым зданием передо мной. Температура на пару градусов ниже той, при которой комфортно, и я натягиваю на плечи джинсовую куртку плотнее, запираю машину и спешу к входу.

Раздвижные двери расходятся по сторонам, когда я подхожу ближе. Оказавшись внутри, они поглощают меня целиком. Приемная представляет собой хаотичную смесь людей и каталок, диссонанс шума и резких, незнакомых запахов. В месте, где у больных и раненых нет расписания, нет определения сумеречные часов.

Вдалеке звенит колокольчик, и молодая медсестра протискивается сквозь меня в направлении шума, ее зеленые глаза уже потускнели от усталости. Охранник устало осматривает меня и пальцем указывает в сторону стойки регистрации. Я отвожу от него взгляд и делаю шаг по направлению туда. Яркий свет заставляет меня сосредоточиться. Мои страхи угрожают поглотить меня снова.

Папа должен быть в порядке... он должен быть в порядке... он должен...

— Иви, милая?

Я вскидываю голову, но не сразу узнаю свою маму. Она настоящая южная красавица, определение грации и собранности, но сегодняшние события исказили эти достоинства. В мягких морщинках вокруг рта и лба запечатлена тревога, глаза покраснели, на лице нет макияжа, ее короткие, темные волосы растрепаны и не собраны. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз видела маму в таком состоянии, и чувствую еще один укол вины за то, что была так резка с ней по телефону ранее.

— Его перевели из операционной, Иви. Он возвращается к нормальному состоянию.

— О, слава Богу!

Слезы облегчения застилают мои глаза, когда я принимаю ее объятие, отдаваясь ему полностью, как делала в детстве.

— С ним все будет хорошо, милая, — успокаивает мама, смахивая пряди волос с моего лица.