Зданий такого типа в комплексе было несколько, не меньше трех. Основное здание соединялось крытыми переходами (вата-доно) с дополнительными флигелями (тайноя), а они — длинными крытыми коридорами (тю̄монро) с павильонами Цуридоно («павильон для рыбной ловли») и Идзумидоно («павильон над источником»). Перед фасадом главного здания (синдэн), всегда обращенного к югу, находился парадный двор (нантэй), а за ним — сад с прудом и островами. Территория дворцового комплекса с расположенными в северной части служебными помещениями была обнесена глинобитной стеной с несколькими воротами.
Следствием развития религиозного синкретизма стало нарушение материкового архитектурного канона буддийского храмового строительства. На смену открытому простору архитектурных ансамблей периода Нара пришли постройки в уединенных местах, в горах, как например, Энрякудзи, главный монастырь школы Тэндай. Монументальность нарских строений исчезла, и архитектура стала следовать рельефу местности. Используемые материалы, в частности покрытие кровли корой дерева хиноки, сделали буддийские строения похожими на традиционные синтоистские храмы.
Распространение эзотерического буддизма повлекло за собой изменения в изобразительном искусстве. Можно сказать, что оно стимулировало появление синтоистских скульптурных изображений. Это бог Хатиман, богиня Накацу-химэ, императрица Дзингё в храме Якусидзи в Нара, божество Мацуо в Хэйан и др. Хотя мастера продолжали руководствоваться буддийским каноном, но в их произведениях уже были ярко выражены местные черты.
В горных районах островов Кюсю и Хонсю появились первые высеченные скальные рельефы буддистские божества и охранители местности: например, рогатые демоны близ Усуки (современная префектура Оита). Изменились и алтарные композиции: теперь в центре стали размещать не безмятежные фигуры будд, а многоголовые, многорукие устрашающие божества.
Вместо глины и лака скульпторы начали использовать местные породы дерева (камфарное и кипарисовое). Таким образом, от копирования фактуры бронзовых статуй мастера перешли к работе с местными материалами. Многие статуи этого периода вырезались из цельного ствола вместе с пьедесталом, потом тщательно обрабатывались и окрашивались. Живописное начало проявлялось не только в окраске, но и в обилии атрибутов, характеризующих каждое божество, в сложном сопоставлении объемов, вызывающем игру светотени. Примерами могут служить и многофигурный алтарь То̄дзи, главного храма Сингон в Хэйан, и фигуры патриархов, синтоистских божеств, образы «великих гневных царей всеочищающего огня» и многое другое. Особый эмоциональный эффект достигался всеми составляющими. Шедевром скульптуры этого направления считается статуя Нёйрин Каннон из монастыря Кансиндэн [Осака, IX в.]. Однако, пожалуй, самым значительным в буддистском изобразительном искусстве раннехэйанского периода было развитие живописи. Во-первых, это мандалы, живописные символические композиции, в центре которых располагалось главное божество Дайнити Нёрай, а вокруг него в кругах и квадратах — множество других божеств. Чаще всего это были выполненные на щелке свитки, но известны и мандалы, написанные и на стенах монастырей. Часто встречаются иконографические изображения защитников буддизма, предстающие в облике устрашающих демонов.
Период Хэйан — чрезвычайно важный этап в развитии японского общества. Это время, когда практически во всех областях жизни были созданы собственные модели на основе достижений китайской культуры. В системе власти — это окончательное оформление (а затем разрушение) дуальной системы правления император-Фудзивара, в которой соправители были связаны родственными отношениями по материнской линии, в религии — появление новых, японских форм буддизма, которые органично соединились с местными верованиями. Вероятно, период Хэйан можно назвать временем, когда народ Ямато обрел свое национальное самосознание.
Наконец, период Хэйан — это время национального культурного строительства, эпоха «блестящей столицы», «золотой век» японской культуры. Именно тогда получили развитие самобытные направления в архитектуре и живописи, была создана собственная письменность и выдающаяся значения художественная литература. Вместе с тем, в периоде Хэйан отсутствовала внутренняя цельность, присущая предыдущей, нарской эпохе. Созидательные тенденции сосуществовали с деструктивными, проявлявшимися, прежде всего, в разрушении принципов «государства рицурё». Противоречия между заимствованной из Китая надельной системой и местными особенностями земельных отношений привели к образованию новой, частновладельческой формы земельной собственности (сё̄эн) и к кардинальным переменам в обществе. Целиком импортированная из Китая общественная система не прижилась на японской почве, столкнувшись с традициями родовой организации общества и всем комплексом его хозяйственных и культурных особенностей.
Нет ничего более парадоксального в Японии, чем картина культуры этой эпохи: с одной стороны, блестящее развитие цивилизации, высокий уровень просвещения и образованности, роскошь и утонченность быта и обихода, необычайное развитие общественных взаимоотношений, сложный и многообразный политический аппарат, процветание искусства и ни с чем не сравнимый блеск литературы, а с другой — упадок технический и экономический, огрубение нравов, иногда граничащее с одичанием, невежество и воистину бедственное положение народных масс. В эпоху Хэйан рядом стоят: варварство и утонченность, роскошь и убожество, высокая образованность и невежество, прекраснейшие произведения прикладного искусства и примитивнейший предмет обихода, изящный экипаж и непроходимые дороги, блистательный дворец и утлая хижина, один цветущий город распланированный по последнему слову строительной техники, и почти первобытные поселения.
ФЕОДАЛЬНАЯ ЯПОНИЯ
Часть IV.
ЯПОНСКОЕ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Употребление термина «средневековье» применительно к японской истории носит условный характер. Это понятие было введено в XV-XVI вв. итальянскими гуманистами для обозначения «темных», по их мнению, веков между «золотым веком» европейской античности и современной им эпохой Возрождения (духа все той же античности). Оно было неразрывно связано с кризисом христианской духовности и начавшимся разрушением римско-католической теократии.
Япония не знала ни античности, ни Возрождения в том смысле, в котором они присутствовали в европейской истории. Вместе с тем, термин «средние века» и там не лишен смысла. Разрушение государства рицурё̄» сопровождалось упадком сформировавшегося в его рамках культурного комплекса, блестящей «хэйанской цивилизации». Конечно, он не был столь драматичен как тот, что последовал за разрушением центров европейской античной культуры в результате нашествий варваров. Тем не менее, перемены были достаточно глубоки для того, чтобы можно было говорить о прерывании культурной традиции.
Исторический перелом, случившийся в XII в., осознавался как современниками, так и последующими поколениями. Это, с одной стороны, порождало попытки воссоздать «правильное» государственное устройство (реставрация Кэмму в XIV в.), а с другой — вызывало стремление сохранить или восстановить единство культурной традиции. В этом смысле мотив «возрождения» не был чужд японскому сознанию, хотя и стоял для него в гораздо более конкретной и практической плоскости, чем для европейского. Средневековье обычно соотносят с эпохой феодализма. Это вполне применимо и к Японии, но с одним уточнением. Поскольку средневековая Европа не столько наследовала античным империям, сколько возникла на их обломках, период становления там феодальных отношений с полным правом причисляется к раннему средневековью. В Японии же раннефеодальный период, во всяком случае, охватывает эпоху Хэйан. Однако, называть последнюю «средневековьем» было бы нелогично с культурно-исторической точки зрения, поскольку в то время в стране еще не произошло смены правящей и культурной элиты, и общественное развитие носило эволюционный и преемственный характер. Это несовпадение фаз социально-экономического, политического и культурного развития следует иметь в виду, говоря о японском средневековье.
Глава X.
«Камакурский сёгунат (1185–1333)»
Одной из определяющих черт нового этапа истории Японии было образование нового политико-административного центра на востоке страны, в районе Канто̄. В конце периода Хэйан Минамото-но Ёриёси, в тогда еще мало кому известной деревушке, построил храм бога войны Хатиман, которого почитали как божество-охранителя рода Минамото. Минамото-но Ёситомо, отец Ёритомо, неподалеку от родового храма, в Камакура, построил свой дворец. Минамото-но Ёритомо в 1180 г. решил там же учредить свою военную ставку (бакуфу). Ёритомо построил новый храм Цуругаока Хатимангӯ, дворец О̄кура и проложил улицы. Его ближайшие соратники также построили свои дворцы неподалеку. Таким образом, в конце XII в. в Японии образовалось сразу 2 политических центра в разных районах страны, что стало определяющей чертой всего исторического периода. Создателем первого в истории Японии сёгуната (бакуфу) считается Минамото-но Ёритомо, но в историографии он называется Минамото-Хо̄дзё̄ бакуфу. Именно Хо̄дзё̄ заложили основы вассальных отношений и основанной на них административной системы. Кроме того, собственно сёгунский род Минамото прервался после смерти 3-го сёгуна Санэтомо (младшего сына Ёритомо), и последующие шесть сёгунов происходили из высших аристократических домов Хэйан.