Глава 57

Бодрствующий. Недремлющий. Это был я.

Сон был игрой, потеря — моим именем.

Я даже не моргал, глядя в окно на холодную луну, танцующую с Венерой в небе.

Я трахал эту луну, эту прекрасную, мистическую луну со всем ее очарованием и коварством. Но ничего. НИЧЧЕЕЕЕГГГГОООО. Не могло сравниться с тем, что я чувствовал, трахая Калеба Альтаира. Будь прокляты лунные кратеры, я испытал нечто трансцендентное, но, черт возьми, это ощущение было временным.

Кэл спал, или, может быть, он притворялся, что спит, как и я, но я не осмеливался спросить, лежал и снова и снова воспроизводил все это в своем сознании, пока ночь сменялась рассветом.

Пока ночь все еще была здесь, мне казалось, что я потерялся в волшебстве, которое оживляло мои самые дикие мечты, но я знал, что солнце, поднимающееся над горизонтом, разрушит чары. Калеб проснется, его больше не будет притягивать ко мне Венера, и в утреннем свете не останется ничего, кроме суровой правды. Почему в темноте все было намного проще? Секс, секреты, снеки. Всем этим лучше всего предаваться в полночь. Но рассвет всегда наступал, и сейчас я не мог его удержать даже при всем желании.

Я так и лежал, томясь под тяжестью его руки, крепко обхватившей меня, боясь разрушить чары этого момента, пока не перестал видеть Венеру и луну, играющих вместе, и звезды, тускло блестевшие на фоне бледного неба, которые уводили их, хихикали надо мной, когда они исчезали.

Я немного сместился, размышляя, не лучше ли ускользнуть, пока Калеб не проснулся. Тогда, когда я увижу его в следующий раз, я смогу вести себя так, будто ничего не изменилось. Но, черт возьми, все изменилось. Это было бы стервозным поступком, но я просто не знал, как справиться с серьезными разговорами, которые необходимо было провести. Я видел, где проходят границы. Стоило ли мне сейчас излить свое сердце и сказать ему, что я давно в него влюблен? Или это заставит его бежать на холмы?

Может быть, мне стоит вести себя спокойно, продолжать перепихиваться с ним то тут, то там, не играть с огнем слишком долго и не обжигаться слишком сильно. Или я мог бы трахаться с ним как можно чаще и принять инферно, которое должно было охватить меня, когда реальность ворвется в мою жизнь.

Проблема всех этих вариантов заключалась в том, что ни один из них не заканчивался счастливой судьбой. Я должен был выбрать судьбу, которая неизбежно приведет к тому, что мое сердце будет уничтожено, и да, Калеб стоил душевной боли, но, клянусь звездами, почему не мог быть вариант Ч, где все это могло сработать?

Хаха… вариант Ч.

Руки Калеба сжались вокруг меня, притягивая меня ближе к твердым плоскостям его тела, и я сдался, прижимаясь к нему, в то время как Волк внутри меня удовлетворенно вилял хвостом. Именно по этой причине я наколол на спине часы без стрелок. Я хотел, чтобы время останавливалось, всегда когда я был с ним вот так, без всякого тик-так, тик-так неизбежного течения времени, которое приведет нас к расставанию.

Что, если ты скажешь ему, что любишь его, а он ответит, что любит тебя?

В моей голове зазвучал голос, очень похожий на Дарси.

Черт, как же я скучал по своей маленькой Мечте Феникса. Но крошечная версия ее в моей голове была полным дерьмом. Калеб исследовал свои новые желания в безопасном пространстве, то есть во мне. И, возможно, между нами что-то было, но с его стороны я не замечал, чтобы это была любовь. Не всегда, если бы я был абсолютно честен с собой. Я был его братом. И, кроме того, мы оба были связаны долгом, независимо от того, что мы чувствовали друг к другу.

Однажды, если бы мы заняли места наших родителей в Совете, мы должны были бы обеспечить собственных Наследников, которые поддержали бы длинную линию сбалансированной власти. Мы должны были обеспечить собственных Наследников от своих партнеров, которые продолжали бы нашу родословную. И они должны были быть воспитаны независимо, их мнение должно было быть собственным, а их связь с другими Наследниками их поколения — взаимной любовью и уважением, в то время как они сохраняли свою собственную независимость друг от друга как представители отдельных домов.

Сотни лет назад существовали десятки родословных с могуществом, равным нашему, но из-за межродовых браков — и уничтожения нескольких семей соперниками — большинство могущественных семей было потеряно. К тому времени, когда наши предки осознали, что склонность к межродовым бракам постепенно сокращает число родословных, обладающих силой, равной нашей, было уже слишком поздно, чтобы остановить сокращение численности. Были приняты законы, предотвращающие браки между самыми могущественными родословными, оставшимися в Солярии, но было уже слишком поздно. На тот момент оставалось только восемь жизнеспособных родословных, а затем началась война, в результате которой остальные четыре были стерты с лица земли.

К счастью для нас, Капеллы, Альтаиры, Ригели и Акруксы оказались на стороне победителей в той войне, но, к моему несчастью, мы никогда не сможем быть вместе, как сейчас. Правила были ясны, законы установлены так твердо, что обойти их было невозможно, и наша ответственность перед королевством была неизбежна. Черт, я никогда в жизни не хотел избавиться от своего титула и власти, которой обладал, но ради него я был готов отказаться от всего этого.

Мой мозг работал на пределе возможностей в поисках решений, пока крошечный-мозг-Дарси подбадривал меня. И я потерялся в трепете от одной мысли о будущем, в котором Калеб любит меня настолько, что попытается остаться со мной.

Я предполагал, что мы могли бы уступить свои позиции Наследников брату или сестре, но мы были в самом разгаре войны, а Хэдли, Афина и Грейсон не прошли достаточной подготовки, чтобы взять на себя эти роли. Ксавьер мог бы сыграть в догонялки, если бы его удалось убедить занять должность Повелителя Огня — и, честно говоря, в конце концов, у него, вероятно, не было выбора.

Но если бы мы с Кэлом отказались от своих должностей во время конфликта во всем королевстве после того, как мы уже потеряли Дариуса? Это было бы чертовски эгоистично, и более того, это могло пошатнуть основы всего, что мы строили всю свою жизнь, завоевывая расположение народа и готовясь к правлению. Нам предстояло вскоре призвать этих самых людей, сплотить их в нашу армию публично. Мы лишь оттягивали время, пока не сделали этот призыв официальным. Мы ждали, пока не закрепимся в королевстве, чтобы было куда их призвать. Были тысячи Солярианцев, которые поддерживали нас, которые были полностью заинтересованы в нашем приходе к власти в течение многих лет, и которые, без сомнения, пришли бы к нам на помощь, если бы мы могли предложить им защиту от тирании Лайонела, как только они были бы созваны.

Нет, отречение от престола не было вариантом. И я бы никогда не попросил об этом Калеба, даже если бы мне повезло, и он хотел меня так же сильно, как я хотел его.

Мы были гарантированным крушением поезда, но сейчас мы все еще двигались по рельсам. Так что пусть часы перестанут тикать.

Калеб зашевелился и издал низкий гул в груди, звук, который заставил меня почувствовать себя в такой безопасности, что я никогда не хотел, чтобы он заканчивался. Солнце еще не взошло, у нас было еще несколько мгновений темноты. Может быть, еще только минута, и мне казалось, что с наступлением рассвета наступит апокалипсис.

— Доброе утро, — хрипло сказал Калеб, его губы коснулись моей шеи, когда он откинул мои волосы в сторону.

Прикосновение его рта запустило фейерверк в моей груди, и я мысленно закружился в танце под дождем искр света.

— Ты помнишь, с кем ты в постели? — спросил я с дразнящей ноткой в голосе, и его руки скользнули к моим грудным мышцам, обхватили их и сжали.

— Бесси, верно? — я почувствовал его ухмылку на своей коже, когда он снова поцеловал меня, и это вызвало мою собственную улыбку.

— Это моя сестра, ты, хам, — задыхаясь, притворно оскорбился я, когда он усмехнулся и провел рукой по моему прессу, затем еще ниже, пока не сжал мой уже твердый член.

— Кэл, — задыхаясь, произнес я, глядя на свет, ползущий по небу все выше, словно заряженный пистолет, готовый вот-вот направиться прямо мне между глаз.

Он вжался в мою задницу сзади, показывая мне, насколько он уже возбужден, и что прошлая ночь была не просто сном, усыпанным радугой.

Он наклонился вперед, его клыки царапали мое ухо и заставляли меня дрожать от возбуждения, его кулак начал плавно двигаться вверх и вниз по моей длине медленными, томными движениями.

— Есть сожаления? — грубо спросил я, потянувшись назад, чтобы запустить пальцы в его кудри, и он ущипнул меня за бицепс, повалив меня на спину.

— У меня есть одно, — пробормотал он.

— Да? — поинтересовался я, небрежным тоном, с болезненным стуком сердца.

— Я оставил пробку в заднице, — фыркнул он, и я разразился смехом.

— Чувак. — Я стряхнул его с себя, перевернул его на живот и потянулся вниз, чтобы вытащить пробку и бросить ее между простынями.

Он остался лежать на животе, закинув одну мускулистую руку под голову и глядя на меня сбоку. Я спустил одеяло с его обнаженного тела, любуясь всей этой твердой, шелковистой кожей. Он был бледнее меня, кожа напоминала залитый солнцем лунный свет, что бы это ни значило. Но это была правда.

Я провел пальцами по его позвоночнику, по широким плечам, а он смотрел, как я любуюсь им, прищурив глаза. Я видел его тело бесконечное количество раз, но никогда вот так, полностью расслабленным, после секса, в обстановке, когда я мог просто любоваться им.

Моя рука достигла основания его позвоночника, и я провел ладонью по упругим мышцам его задницы, разминая пальцами его кожу, по мере того как я продвигался дальше, мои глаза метнулись вверх, чтобы увидеть его реакцию.