Глава 17

Марко

Проработав на празднике четыре ночи подряд, у меня не осталось ни малейшего желания посещать мероприятие, которое я когда-то считал своим пристанищем. Фестиваль Санта-Розалия, или более известный как Праздник 18-й авеню, был совсем не таким, каким я его помнил. Во-первых, он занимал не так много кварталов, как раньше. Магазинов, где продавались старинные итальянские пластинки и новинки, стало гораздо меньше, а в кафе, украшавшие углы каждого квартала, сменился третий или четвертый владелец. За годы, прошедшие с тех пор, как я был ребенком, блюда, которыми угощали на празднике, приобрели латиноамериканский колорит, и, помимо традиционной итальянской еды, здесь стали торговать эмпанадой и моей любимой мексиканской уличной кукурузой.

Кое-что все же осталось прежним. В пиццерии Давинчи до сих пор продавали пиццу по кусочкам, а в каждом квартале стояли ларьки с жареной острой колбаской, зепполи и печеньем орео. А если попасть на сам день открытия праздника, то можно было попробовать даже жареного осьминога! Здесь были карнавальные аттракционы, игры и музыка, гремевшая из гигантских динамиков. Люди танцевали на улице под красными, белыми и зелеными фонарями, которые свисали с уличных столбов. А статуя Святой Розалии все еще выставлялась на всеобщее обозрение и внушала такой же ужас, как и тогда, когда я был ребенком.

Но когда на этом празднике не отдыхаешь, а работаешь, разнимая ссоры и следя за тем, чтобы никто не украл доллары, приколотые к статуе, то предпочтительнее провести вечер пятницы, свернувшись калачиком на диване, или с девушкой, оседлавшей мое лицо.

У Антонии, однако, другие планы, и вместо того, чтобы наслаждаться ею, я наблюдаю, как она гуляет с пакетом орео. Ничего против не имею. Думаю, одна из моих любимых черт в Антонии – это то, что она передо мной не стесняется. Нет ничего хуже, чем пойти на свидание, заказать стейк и запеченный картофель, а женщина рядом будет притворяться, что наслаждается рукколой на своей тарелке. И ты знаешь, что в ту секунду, когда высаживаешь ее у дома, она побежит готовить себе сэндвич.

Но только не Антониа.

Будь она такой же открытой и честной в отношении остальной части своей жизни, как в отношении своего аппетита, я мог бы считать ее девушкой моей мечты. Она до сих пор не признается, кто ее отец, и не подпускает меня близко к своему дому. Я пытался отвезти ее домой в понедельник, но она придумала отговорку. После этого Антониа очень притихла по отношению ко мне. Каждый раз, когда я звонил или отправлял смс, она торопилась положить трубку или давала односложные ответы. Но я не злился, потому что неделю назад сам поступал так же.

Потом наступил четверг, и Антониа была чертовски активна. Она флиртовала со мной и прислала свои фотографии примерно в полудюжине нарядов для вечеринки Тига и Делии, спрашивая, какой мне больше нравится. По правде говоря, она выглядела фантастически во всем, но мы остановили выбор на черной кожаной мини-юбке и красном укороченном топе. Я, бля*ь, не мог дождаться завтрашнего дня, особенно с тех пор, как убедил ее, что нижнее белье к этой юбке не подходит.

В любом случае, кажется, у Антонии может возникнуть биполярное расстройство.

Все в порядке, я понимаю.

Что мне не нравится, так это тот ублюдок, который ходит за ней по пятам. Согласно базе данных, его прозвище Ритмо. Я заметил, как он прятался на парковке, когда я высадил Антонию на работе во вторник утром, и именно поэтому взял патрульную машину, чтобы отвезти девушку вечером домой, от чего она, конечно, отказалась.

Не думаю, что этот Ритмо хочет причинить ей вред. Из того, что я понял об этих парнях, они гордятся своего рода братством, и когда не нарушают закон, то присматривают друг за другом. Надеюсь, персонаж по имени Ритмо следит за Антонией для защиты, но это меня тоже беспокоит, потому что я понятия не имею, от чего ей нужна защита. У такого парня, как Танк Де Лука, много врагов, и любой уличный мудак знает, что способ причинить человеку боль – это навредить тому, кого он любит.

– Знаешь, я в тебе разочарована, – говорит Антониа.

Звук ее голоса возвращает меня в настоящее. Я хмурю брови, когда мгновение изучаю ее. Она подносит орео к моим губам и улыбается.

– Я думала, ты съешь меня под каким-нибудь столиком.

Я поднимаю бровь.

Вот это другое дело.

– Выбери столик, и вопросов нет.

Антониа смеется и игриво толкает меня в грудь.

– Я не это имела в виду. Кусай, – поощряет она, прижимая печенье к моим губам. Я ощущаю вкус сахарной пудры, прежде чем Антониа целиком запихивает орео мне в рот. Жуя, я наблюдаю, как на ее губах появляется довольная ухмылка. Не в силах сдержаться, я наклоняюсь и целую ее. Девушка слизывает излишки сахара с моих губ и касается моего языка своим. Я обнимаю ее за талию и притягиваю ближе. На многолюдной улице она – все, что существует, что так же пугает, как статуя Святой в черном кудрявом парике.

Антониа прерывает поцелуй первой и протягивает руку, чтобы коснуться золотого рога, свисающего с моей шеи.

– Мне нужен такой же, – говорит она.

– Итальянский рог?

– Он же защищает от проклятий?

– Вроде да.

– Я почти уверена, что Пенелопа хочет моей смерти после твоего небольшого проявления привязанности ко мне во вторник. Здесь где-нибудь такой продают?

Переплетая наши пальцы вместе, я смеюсь.

– В одном квартале отсюда есть магазин, где можно купить рог и футболку с надписью «Итальянцы делают это лучше всех». Будешь надевать ее в постель после того, как я затрахаю тебя до бесчувствия.

– Я думала, ты предпочитаешь, чтобы я была голой.

– Да, но в моей квартире иногда бывают сквозняки.

Антониа берет меня под руку, и я веду ее в маленький магазинчик на углу 69-й улицы. Мы покупаем кулончик и две футболки. Как раз когда я собираюсь расплатиться, Антониа останавливает меня и спрашивает маленького пожилого продавца, есть ли у него что-нибудь в честь Святого Жерара.

Это не странная просьба – моя мама каждое утро молится своему святому покровителю. Не ожидал, что и Антониа окажется такой святошей.

– Это твой святой?

Она качает головой.

– Святой Жерар – покровитель плодородия. Может, купим что-нибудь для Тига и Делии? – Антониа делает паузу, прикусывает нижнюю губу и поднимает на меня взгляд. – Это бесчувственно, да? Как бы ты себя ощущал, если бы вы впервые встретился с кем-то, и этот человек вручил бы тебе молитвенную иконку, которая помогает от бесплодия? – девушка качает головой. – Боже, забудь. Ты ведь говорил, что весь смысл вечеринки в том, чтобы отвлечь их от проблемы, а я предлагаю столкнуться с ней лицом к лицу.

Дотрагиваюсь рукой до ее щеки и заставляю Антонию посмотреть мне в глаза.

– Это прекрасная идея.

– Правда?

Киваю как раз в тот момент, когда продавец возвращается, держа в руках серебряный браслет. На нем изображен Святой Жерар, а на обороте – молитва.

– Давай купим, – предлагаю я.

– Хорошо, но, может, подарим им браслет после вечеринки или вообще в другой день? – предлагает Антониа, и я соглашаюсь. Оплачиваю покупки, и она забирает пакет. Когда мы выходим из магазина, Антониа замечает статую Святой Розалии на другой стороне улицы.

– Что это?

– Святая Розалия.

– А почему на ней парик?

– Я задаю себе тот же вопрос с тех пор, как мне исполнилось шесть лет.

По логике моей матери, статуя уже старая и потрескавшаяся, и организаторы праздника пытаются сохранить ее, наряжая как уличную проститутку, отсюда и черный парик и платье, которые в этом году обновили.

– Знаешь, мне всегда было интересно, почему люди прикалывают доллары к статуе, – говорит Антониа. – Я даже погуглила после того, как побывала на фестивале Сан-Дженнаро в Маленькой Италии, но так и не смогла найти ответа. Некоторые говорят, что это кощунственно, но если вдуматься, то на самом деле это не так уж сильно отличается от зажжения свечи в церкви. Большую часть времени свечи стоят перед святыми.

В словах девушки есть смысл.

– Я никогда не думал об этом с такой точки зрения, – признаюсь я, разглядывая статую. – Может, и мы прикрепим доллар?

– Почему бы и нет.

Антониа берет меня за руку и тащит через улицу. Роясь в кармане, я вытаскиваю пару долларов и протягиваю их ей. Она сворачивает их и берет булавку со статуи, продевая кончик в доллар. Как только прикрепляет его к платью святой, то скручивает еще один доллар и протягивает его мне. Впервые я участвую в этой традиции. Осеняю себя крестным знамением, точно так же, как после зажжения свечи в церкви.

Хватаю Антонию за руку и притягиваю к себе. Прижимаюсь к ее рту, а она обвивает рукой мою шею. Наклоняя голову, Антониа открывает мне лучший доступ, и я провожу языком по ее губам. Бесстыдно пожираю ее на улице, прямо перед статуей Святой Розалии.

– У нее во рту был мой член.

Кровь в венах мгновенно превращается в лед, когда я отстраняюсь от Антонии и оборачиваюсь. В пяти футах от нас стоит Хаунд. Я не колеблюсь ни секунды. Бросаюсь на него, хватая за куртку. Он пытается отмахнуться от меня, но я разворачиваю его и толкаю в плиту, которая является основанием любимой святой. Кто-то кричит, и прежде, чем я осознаю свои действия, замахиваюсь кулаком и бью Хаунда по лицу. Не один раз. И даже не два. Я ударяю его снова и снова, пока мои костяшки пальцев не становятся кровавыми, и я слышу голос Антонии, умоляющий меня остановиться.

Следующее, что я помню – кто-то стаскивает меня с Хаунда. Меня окружают пять или шесть человек, у всех те же знаки отличия на жилетах, что и у мудака, из которого я только что выбил дерьмо. Антониа протискивается мимо них и встает ко мне спиной.

– Не смейте! – кричит она.

– Уйди с дороги, Тоня, – требует один из них. Я прищуриваюсь, когда мужчина делает шаг вперед.

Танк Де Лука.

Прекрасно.