Пролог
ТРИСТАН
Преданность.
Одно слово. Три слога. Одиннадцать букв.
Ноль значения.
Хотя, если послушать бесконечные речи моего брата, можно подумать, что она течет в его жилах гуще, чем кровь, связывающая нас.
Если бы вы послушали сплетни при дворе, вы бы поверили в то же самое.
«Принц Майкл станет прекрасным королем.»
«Продолжит наследие своего отца, это уж точно.»
Что-то плотное впивается своими шипами в моё горло, мой взгляд перемещается между ревущим пламенем камина в другом конце комнаты и масляной лампой, стоящей в центре стола, за которым сидят члены Тайного совета. Полдюжины лиц, и ни одно из них не наполнено скорбью.
У меня тянет в груди.
— Жизнь — это видимость, сир, и ради видимости мы должны делать то, что должно быть сделано, — заявляет Ксандер, главный советник моего отца — теперь уже моего брата — и его внимание сосредоточено на том месте, где сидит Майкл. — Так же, как и известно, что Ваш отец мирно скончался в своей постели, известно, что у Вас довольно сильный... аппетит.
— Ксандер, пожалуйста, — вклиниваюсь я, прижимаясь спиной к обшитой деревянными панелями стене. — Не нужно убеждать нас в том, где умер мой отец.
Мой взгляд перемещается на мою мать, единственную женщину в комнате, когда она вытирает свои впалые карие глаза монограммным платком. Обычно она вообще не появляется в Саксуме(saxum от лат. – скала), предпочитая проводить большую часть своих дней в сельском поместье, но поскольку мы только что вернулись с похорон ее мужа, Майкл(прототип Муфасы) настоял, чтобы она осталась.
И его слово — закон.
— Это мирная часть, о которой мы должны лгать, — продолжаю я, переводя взгляд на брата.
На его губах появляется небольшая ухмылка, а янтарные глаза сверкают. Огненная ярость проносится через мой живот и поднимается по горлу, обволакивая язык; вкус горький и терпкий.
Я отталкиваюсь от стены и двигаюсь к центру комнаты, пока не возвышаюсь над столом, зажатый между мамой и Ксандером. Я не тороплюсь, впитывая каждое лицо, сидящее здесь, как будто это просто еще один день, их фигуры полны помпезности и важности.
Как будто не мы только что потеряли кого-то важного. Кого-то жизненно необходимого.
Единственного человека, которому не все равно.
— Уверен, что не понимаю, о чем Вы, — прохрипел Ксандер, его голос сжат, когда он поднимает очки в роговой оправе.
Я поднимаю подбородок и смотрю на него, замечая седые пряди в его темных волосах. Он живет в нашей семье уже много лет — с тех пор, как я был мальчиком, — и поначалу он был очень ценным человеком в моей жизни. Но жизнь постоянно меняется, и тепло Ксандера быстро сменилось ледяной горечью жадности.
Как и у всех остальных.
— Ммм, конечно, нет, — хмыкаю я, постукивая пальцем по виску. — Глупый я.
— Мы можем вернуться к теме? — раздраженно говорит Майкл, проводя рукой по голове, светло-коричневые пряди взъерошиваются под его пальцами. — Важно не то, как отец испустил последний вздох.
— Майкл, — задыхается моя мать, все еще утирая слезы под глаза.
Повернувшись к ней лицом, я наклоняюсь, чтобы вытереть ее лицо, и ее скула упирается в мою ладонь. Она вдыхает, глядя на меня, ее глаза мерцают, и я вдавливаю большой палец в ее кожу, а затем отстраняюсь, чтобы взглянуть на свою руку.
Мой желудок начинает гореть, когда я понимаю, что подушечки моих пальцев все еще абсолютно сухие.
Актеры, все они.
— Мама, — говорю я. — Прекрати драматизировать. Еще немного фальшивых слез, и у тебя появятся морщины.
Подмигнув, я глажу ее по щеке и встаю прямо, замечая, что все глаза в комнате устремлены на нас.
Не секрет, что между ней и мной не пропала любовь.
Я ухмыляюсь, позволяя показаться зубам, в то время как прохожусь взглядом от одного человека к другому. Воздух становится разряженым, и лорд Реджинальд, один из членов совета, сдвигается в своем кресле с бархатной спинкой.
— Расслабьтесь, — я закатываю глаза. — Я не сделаю ничего плохого.
Лорд Реджинальд фыркает, и мое внимание переключается на него.
— Ты хочешь чем-то поделиться, Реджинальд?
Он прочищает горло, его щеки становятся румяными, демонстрируя нервы, которые он так старательно пытается скрыть.
— Вы простите меня за то, что я не поверил Вам, Тристан(прототип Шрама).
Я качаю головой.
— Я думаю, ты имеешь в виду Ваше Высочество.
Его рот сжимается, прежде чем он склоняет голову.
— Конечно, Ваше Высочество.
У меня подрагивает челюсть, когда я оглядываю его. Реджинальд всегда был одним из самых слабых членов совета; резкий и завистливый по отношению ко всем остальным. Он привязался к моему брату, когда они были маленькими, и лицезрел все пытки, которым я подвергался на протяжении многих лет от рук Майкла и его стаи.
Но я больше не ребенок, и они не могут издеваться надо мной, как раньше.
Ксандер сжимает переносицу.
— Сир, пожалуйста. Вам нужна жена. Вашему народу нужна королева.
— У них она есть, — бурчит Майкл, кивнув головой в сторону нашей матери. — Я не хочу жениться.
— Никто не просит Вас прекращать свои похождения, — Ксандер вздыхает. — Но эти законы действовали на протяжении многих поколений. Если у Вас не будет жены, в глазах людей Вы будете выглядеть слабым.
— Если ты не справляешься с обязанностями, брат, то, всеми силами, сделай нам одолжение и исчезни, — я машу рукой в воздухе.
Глаза Майкла сужаются, когда они встречаются с моими, уголок его рта искривляется в насмешливой ухмылке.
— И оставить Глорию Терру кому, тебе?
Вокруг стола раздаются смешки, и мои мышцы напрягаются под кожей, желание показать им всем, как легко я могу заставить их приклониться, струится по моим внутренностям.
Деревянные часы щелкают, когда их длинная стрелка движется, отвлекая мое внимание.
Скоро ужин.
Мои пальцы напрягаются, перебирая взъерошенные черные пряди волос, и я отступаю на шаг к большим двойным дубовым дверям.
— Ну, было конечно приятно с вами провести время, — начинаю я. — Но, к сожалению, мне стало скучно.
— Тебя не отпускали, Тристан, — огрызается Майкл.
— Ты не можешь не отпустить меня, брат, — усмехаюсь я, гнев клокочет в моей груди. — Мне нет никакого дела до того, какая несчастная душа будет вечно мучиться от того, что ты в нее взрызешься.
— Как неуважительно, — шипит Ксандер, качая головой. — Ваш брат — король.
По моему лицу расползается ухмылка, и я перевожу взгляд на Майкла, предвкушение пульсирует в моих венах.
— Ну что ж, — наклоняю голову. — Да здравствует король(фраза, которую сказал Шрам, когда убивал Муфасу).