Глава 5

Мия

Когда я росла в семье, то не ездила в общественном транспорте. В этом не было необходимости. Нас, девушек Серпико, везде возили на частных машинах, с гудящими кондиционерами и тонированными стеклами. И даже когда мы отправлялись пешком, нас сопровождали телохранители.

Нужно защищать семейное благосостояние и все такое. Нельзя же торговать испорченным товаром, верно?

Я не помню, когда в последний раз оставалась вот так одна на людях, по-настоящему одна, без человека, маячившего рядом и бормотавшего в наушник.

Это пьянит. Такая свобода. Мне хочется поковыряться в носу или выкинуть еще что-нибудь подобное.

Когда поезд с грохотом оживает, вызывая гулкую вибрацию в ногах, я нахожу свое бюджетное спальное купе, латунный номер которого потускнел на двери, и проскальзываю внутрь. У меня нет сумок, естественно. Нет ничего. Только моя жалкая задница, мышцы ног, дергающиеся от бега по городу, и целый комок спутанных нервов, чтобы составить компанию.

Я закрываю дверь. Засовываю, ставшую сильно меньше пачку денег в карман толстовки. Рухнув на жесткое черное кожаное сиденье и глядя, как мимо проносится платформа вокзала, морщусь от того, какую кучу денег я только что спустила.

Может быть, следовало бы поехать куда-нибудь подешевле, куда-нибудь поближе, но все, о чем я могла думать у билетного автомата, это то, что мне нужно сбежать. Далеко, далеко, туда, где Лео Палладино и моя семья никогда меня не найдут.

Поездка на поезде длится тринадцать часов. Наша первая остановка только в восемь вечера.

Этого должно хватить. Верно?

Мой желудок урчит, шумно и настойчиво требуя пропущенной еды, а я смотрю, как мимо все быстрее и быстрее пролетает территория станции, и мой пульс выравнивается.

Мы набираем скорость, громыхая по рельсам, и на улице прекрасный летний полдень. На небе ни облачка. Грузовые контейнеры разбросаны по гравию, как гигантские кирпичики лего, и усики сорняков захватили некоторые из них. Задушили их зелеными ростками.

Скоро эти здания и рабочие дворы уступят место протяженному побережью, и тогда я буду свободна от дома. Ничего не нужно будет делать, только наблюдать за драгоценными тюленями Лео Палладино в сверкающей воде и думать о том, как, черт возьми, я буду строить жизнь с нуля.

— Дерьмо. — Это слово вырывается из меня со вздохом, и я прижимаюсь к окну. Упираюсь лбом в теплое, дребезжащее стекло. Это безумие — действительно, безумие, но есть тайная часть меня, которая болит тем сильнее, чем дальше я отдаляюсь от Лео Палладино.

Поезд въезжает на окраину города, и у меня подскакивает сердце. Пульсирует с каждым ударом. Как будто я уже скучаю по безжалостному гангстеру, хотя едва его знаю. Как будто оплакиваю то, что могло бы быть.

— Лео, — шепчу я, поскольку меня все равно никто не услышит. Стал бы он любящим мужем? Хорошим партнером в этой извращенной игре, в которую мы все играем? Что-то подсказывает, что Лео относился бы ко мне как к королеве — и если он хоть наполовину так одержим, как утверждает, мне бы никогда не пришлось беспокоиться о том, что он сбился с пути как многие мафиози. В тот день на набережной он выглядел оскорбленным при одной мысли о возможных изменах.

Но это неважно. Лео Палладино не просил моей руки, он взял ее. Такой типичный представитель мужского рода.

А Мию Серпико никто насильно не удержит.

Даже объятия злобного красавца-мафиози.

***

Когда дверь моего купе раздвигается и Лео просовывает голову внутрь, я давлюсь собственным языком. Я свернулась калачиком в углу сиденья, обхватив руками колени, а мои дурацкие, натирающие кроссовки скинуты на пол.

Все это время я наблюдала, как огненно-красное солнце опускается к горизонту. Небо снаружи розовое, свет в купе тусклый, кроме лампы для чтения, и босс мафии выглядит раздраженным. Его темные кудри взъерошены, как будто Лео проводил по ним руками, и он все еще одет как жених в свой костюм-тройку.

— А вот и ты. — Лео светлеет, как только видит меня, заходит внутрь и с щелчком закрывает дверь. Его жилет расшит замысловатой серебряной вышивкой, подчеркивающей подтянутую талию. — Я стучался в так много чертовых дверей, Мия. Какое-то время даже думал, что сел не на тот поезд, и это бы стало катастрофой. Ужасным концом дерьмового дня.

Во рту пересохло, тело застыло в ужасе. Мой бешеный пульс отдается в мозолях на пятках.

Смогу ли я пройти мимо него? Он намного больше меня, весь такой стройный, мускулистый, под этой прекрасной одеждой, и нет сомнений, что вооружен. Все мафиози носят с собой кое-что.

Лео Палладино застрелил бы меня? Здесь, в этом общественном поезде?

Но даже если я проскочу мимо него, куда мне потом бежать? И только ли он здесь, или моя семья тоже нашла меня? Есть ли другие Палладино в поезде? Черт. Я думала, что действовала так чертовски ловко.

— Ты в шоке. — Лео кивает, стягивает галстук и расстегивает верхнюю пуговицу. Шелковый галстук проскальзывает по воротнику, так громко в тишине, и я смотрю на своего жениха в оцепенелом отрицании, когда он бросает его на сиденье. Устроился как у себя дома. — Мне следовало прийти за тобой раньше, знаю, но я подумал, может быть, тебе нужно время, чтобы все обдумать. — Белые зубы сверкают во мраке, когда он ухмыляется. — Немного времени, чтобы соскучиться по своему жениху.

Мой возмущенный всхлип переходит в кашель.

Потому что разве это не то, что я делала? Тосковала по незнакомцу, которого бросила у алтаря? А теперь посмотрите на нас. Как будто я наколдовала его своими глупыми сожалениями; вызвала как демона.

— Я не выйду за тебя замуж, — пролепетала я, все еще задыхаясь. В груди у меня клокочет. А Лео полностью игнорирует мои слова и опускается рядом со мной, его большая теплая ладонь нависает над моей спиной, но не касается меня.

— Ты так хорошо справилась, принцесса. — Он воркует со мной, как с ребенком. Или как со щенком, который наконец-то научился писать на улице. — Ты прошла через весь город и нашла новую одежду, и если бы я сразу не отправился за тобой, то потерял бы навсегда. Точно.

Он заметно вздрагивает при этой мысли, его широкий рот искривляется в хмуром выражении, но Лео уже потерял меня навсегда. Неужели этот человек не слушает ни слова из того, что я говорю?

Я отстраняюсь от него, прижимаясь к окну. Прохлада просачивается через стекло, охлаждая меня через толстовку.

— Мия, — укоряет Лео. Так словно со мной трудно. — Мы едем в этом поезде вместе. Все кончено. Спрятаться негде.

Это мы еще посмотрим. Если понадобится, я заберусь на багажную полку. Я вырублю проводника поезда и украду его форму.

— Мия, — повторяет Лео, и в его голосе слышится нотка раздражения. Как будто он чувствует мои мечущиеся мысли. Мои вынашиваемые планы. — Ты убежала, и я поймал тебя. Я выиграл в этой игре, и теперь ты моя. Моя невеста. Вот как это работает.

Нет. Нет, это не так. Все не так.

Лео Палладино должен желать моей смерти. Он должен ненавидеть меня за то, что я опозорила его, бросив у алтаря на глазах у обеих наших семей. Он должен придушить меня, как только увидит мое предательское лицо. Он должен был отомстить, а потом выбросить мой труп, как старую салфетку с пятнами горчицы.

Вместо этого Палладино замечает мозоли на моих пятках и сыплет потоком проклятий. Повернув голову и подавшись вперед, он пытается рассмотреть их, но при этом не прикасается ко мне. Не касается моего тела.

И это поражает меня, как удар молота.

Та сделка на набережной. Наше соглашение.

«В следующий раз я буду ждать приглашения. Я буду ждать, пока ты начнешь умолять меня, принцесса, и тогда, если ты будешь умницей, прикоснусь к тебе кончиком пальца. Согласна?»

По мне пробегает дрожь, за которой следует волна жара, потому что он делает это. Он действительно делает это: Лео Палладино держит свое слово. Он здесь не для того, чтобы убить меня, даже не для того, чтобы прикоснуться. Он ждет пока я попрошу его об этом, пока начну умолять, и я...

Я никогда не знала такой власти. Я никогда не обладала такой властью.

Это будоражит какую-то глубокую часть меня. Мне становится жарко и больно.

Я облизываю нижнюю губу. Заставляю себя мыслить здраво, потому что я больше, чем пучок гормонов, черт возьми.

— Что, если я никогда не захочу выйти за тебя замуж, Палладино? Что тогда?

Глубокие карие глаза смотрят на меня, его цитрусовый аромат снова врывается в мой нос. И в голосе Лео звучит нотка предупреждения, кожа под ним потрескивает, когда он перемещает свой вес.

— Тогда я уговорю тебя передумать, Мия. Я очень настойчивый человек.

Ясно.

Я прижимаю ладони к раскрасневшимся щекам. Он здесь. Он действительно здесь. И пока мое сердце ритмично стучит в груди, пока поезд качается и раскачивается под нами, пока каждое нервное окончание в моем теле оживает, часть меня... рада. Чувствует облегчение.

Даже взволнована.

В присутствии Лео Палладино я — живой провод, отбрасывающий искры, и не знаю, что с этим делать. Не знаю, что мне делать дальше.

Но, боже, я в восторге. Его одержимость мной — это наркотик.

Захватывающий, опасный наркотик.

Что я собиралась делать? Найти работу официантки и снимать чью-то дерьмовую свободную комнату? Бороться, экономить и страдать, когда вместо этого могла бы заниматься этим? Играть во власть с красавчиком-королем?

— Ты могла бы поспать, — предлагает Лео, его глубокий голос такой разумный. Улыбка немного кривая, на одной щеке появилась ямочка. — Мы все равно едем в этом поезде всю ночь, и несколько часов со мной изменят твое мнение. К завтрашнему дню ты будешь отчаянно хотеть выйти за меня замуж, Мия. Я клянусь. Ты побежишь за мной к алтарю.

Я ничего не могу с собой поделать. Я фыркаю на его хвастовство, и Лео улыбается еще шире. Он наклоняется ближе, все еще не касаясь меня, но купая меня в своем тепле, и, боже, помоги мне, я тоже наклоняюсь. Я двигаюсь к нему, как в тумане, пока не ловлю себя, отступая назад, сжимая кулаки на бедрах.