Глава семьдесят четвертая

Рейф

Мы стояли на длинной каменной трибуне, возвышающейся над лагерем. Так и вижу, как на заре морриганской истории Пирс заложил первый ее камень. Выросла трибуна на восемь камней и за века пережила не одну войну и победу. Тот, кто поднимался туда, безраздельно завладевал вниманием толпы. Первой к солдатам обратилась Лия, затем дала слово мне — и так с тремя их группами, нарочно небольшими. Последняя так вообще была почти напересчет, из сотни новобранцев. Им я повторил все то же: что мы с моими солдатами не хотим зла, явились помочь навести порядок и подготовить королевство. Угроза висит над нами всеми, а значит что полезно для Морриган, полезно и для Дальбрека.

Дальше опять вступила Лия. Она похвалила слаженные действия наших солдат, на что генералы рядом согласно закивали — даже тот вымокший баран, который после вчерашнего купания заметно поутих.

Я глаз от нее не отводил. Ловил каждое мгновение: как она расхаживала по трибуне, как возвышала голос, чтобы слышали в дальних рядах. Как солдаты уставились на нее во все глаза, ловя каждое слово. Не знаю, сколько доброты она посеяла до побега, но колоски солдатского уважения пробились достойные. С лордами было иначе. Видя, как ее слушают, я признал то, что гнал от себя в Венде: Лия — прирожденный вождь.

Она там, где и должна быть. Я не зря отпустил ее, хоть у меня и до сих пор щемит от этого в груди / хоть мне до сих пор от этого больно.

Лия вот-вот собиралась представить Кадена. К тому, что будет после, мы тщательно подготовились. Начала она как обычно, но вдруг заставила многих удивиться — и кого-то больше остальных.

— Vendan drazhones, le bravena enar kadravé, te Azione.

Джеб, Натия и Свен позади тихо переводили для тех на трибуне, кто не понимал. «Венданские братья! Здесь со мной ваш соратник, Убийца!»

Лия взяла Кадена за руку, и они встали перед солдатами единым, мощным фронтом. Затем, отступив, она дала ему слово.

Для нас это было одновременно ловушкой и возможностью. Да, в дворцовую гвардии проникли венданцы, но что насчет гарнизонных солдат? Главнокомандующий с ближними офицерами ручались за многих, кроме новичков с дальних рубежей королевства. Начала Лия по-морригански, но затем перешла на венданский так умело, словно не говорила, а дышала. Мы все, дюжина человек, стояли рядом будто бы для поддержки, но на самом деле зорко следили за глазами и движениями солдат, — кто в замешательстве, а кто понимает каждое слово?

Каден стремился не столько вычислить лазутчиков, сколько поколебать собратьев-венданцев, таких же, как он сам. Это они с Лией придумали. Венданцы на нашей стороне и правда пригодятся.

— Верьте Сиарре, братья, — шепотом переводил Джеб. — Меурази с кланами степей и долин доверились ей. Сиарра противостоит не нашим семьям в Венде, а Комизару. Выйдите вперед и сражайтесь с ней бок о бок или сгиньте в молчании.

Солдаты большей частью удивились перемене языка и завертели головами, но кое-кто не отводил глаз от Кадена.

Вижу, во второй шеренге. Взгляд как во льду застыл. Зрачки — две булавочные головки. Волнуется. Все понимает, но из строя не выходит.

Еще один. Справа в дальнем ряду.

— Третий ряд, второй с края, — шепнула Паулина.

Вдруг из первой шеренги несмело шагнул один.

Затем другой, в среднем ряду.

Всего четверо.

— В дальней шеренге слева, — шепнула Лия Кадену. — Продолжай.

Пятеро в гарнизоне, восемь гвардейцев, итого тринадцать лазутчиков. Снимаю шляпу. Морриганский у них безупречный, наверняка оттачивали не один год. Солдатам было приказано разойтись, а венданцев увели с конвоем.

Впервые за три часа Лия присела передохнуть, а леди Бернетта была уже тут как тут со снадобьем. Лия отхлебнула из бутылки, под глазами у нее еще темнели круги. Веки ее устало смеживались, но все же, вытерев губы, она расправила плечи и двинулась дальше — отдыхать рано, надо вновь допросить заключенных. Вдруг проговорятся, как придворный лекарь. В памяти неожиданно блеснул Терравин, да так ярко, что злоба взяла. Тот воздух, полный запахов, наши с Лией мгновения вместе, слова — вернуться бы туда хоть на пару часов, превратиться в ее желанного крестьянина, умеющего растить дыню, а она чтоб стала служанкой в таверне и слышать не слышала о Венде.

Они с Каденом отправились к венданцам, я же зашагал в другую сторону. Мы не в Терравине и уже там не очутимся, как бы я ни хотел. Хотеть позволено крестьянину, но не королю.