Прямо сейчас я сижу на одном из ровных камней на склоне Сторожевого холма. Я предполагаю, что это слово будет «ностальгический», но именно так я чувствовал себя сегодня в некоторой степени. Я поднялся на холм, чтобы осмотреть большой круг стоящих камней. Удивительно, как все они расположены в идеальной окружности Раймса с шестью неевклидовыми углами внутри. Место сильно пахнет Их Запахом, что является хорошим знаком, и я знаю, что если бы это было ближе к Особому Времени, земля бы уже гудела даже без моего присутствия. Затем я подошёл к большой каменной плите, которая, как я знаю, была вырезана из камня не отсюда. Впрочем, мой отец не был откуда-то отсюда, и я был зачат в этом месте. Думаю, поэтому я почувствовал ностальгию. Я стоял прямо там, откуда пришёл. Когда я удалился, я услышал грохот неба, как это часто бывает, почти как слова, и я знал, что Древние мне улыбались.

Я знал, что мне нужно серьёзно подумать, но я решил, что лучше пока оставить всё это в голове. Иногда я слишком много думаю о вещах и заканчиваю тем, что порчу то, что будет дальше. Я должен хранить Веру, потому что Вера - это Правда, а в Правде да будет Сила во Имя Того, Кого Нельзя называть.

Вместо этого я помолился и поцеловал землю и жертвенник, а затем спустился с холма с огнём в глазах.

Я знал, что мне нужно было сделать.

Не знаю почему, но когда я направлялся к Динз-Корнерс, что-то посоветовало мне пройтись через лес по мосту. Не знаю, что заставило меня сделать это, потому что единственное, что выходило на этот путь, - это картофельная ферма Наллерсов. Я никогда не задумывался о Наллерсах. Это были Айк и его толстая, с плоской грудью жена Пруденс, которые подали жалобу на моего деда шерифу в Эйлсбери, что купленных нами коров больше не видели вскоре после того, как мы их купили. Шериф ничего не сделал, потому что когда он пришёл, дедушка уже зажёг Свечу Запутывания. Затем он наложил Заклинание Мучительной вагины на жену Наллерса так, чтобы её вагина болела, как будто ветка с шипами дёргалась взад и вперёд по шесть минут в час от заката до рассвета в течение всего лунного цикла. Дедушка всегда после этого подшучивал, вроде: «Ну и дела, Вилли, почему, ты думаешь, Айк Наллерс выглядит так, будто не спал уже месяц?» Ну, Наллерсы больше на нас не жаловались. В любом случае, я не знал, почему я хочу прогуляться по их ферме, но когда я это сделал, то, что я увидел, освежило мои воспоминания о некоторых вещах, которые я слышал.  Стоявший предмет посреди поля представлял собой сарай, о котором я даже не мечтал. Он был ДВАЖДЫ размером с мой дом, и весь из отличного дерева, запечатанного соком жуков, с серьёзной крышей и двумя сеновалами. Он выглядел чертовски новым. Затем я вспомнил, что слышал о том, как Айк Наллерс построил себе новый сарай пару лет назад, красивую постройку, скреплённую гвоздями, с вбитыми врезными колышками и смолой под черепицей, чтобы она никогда не протекала, так что это должен быть он. Я также вспомнил о том, как Айк Наллерс взял и умер прошлой осенью, когда один из его плугов ударил его по голове, и, что ещё важнее, те бездельники болтали с Осборном, когда я пошёл за китовым маслом, и они говорили, что Пруденс Наллерс хотела продать этот большой шикарный сарай, но в Данвиче не было никого с такими деньгами. Конечно же, когда я подошёл к тому большому сараю, я увидел, что там написано объявление о продаже. Не было никакого обмана, это был чертовски красивый сарай и, вероятно, первое новое здание, построенное в Данвиче после старой мельницы и, чёрт возьми, вообще построенное после 1806 года, я думаю. Я стоял перед ним с восхищением, когда услышал шорох и резкий женский голос: «Чего ТЫ хочешь? Убирайся с моей земли, меньшее, что я хочу, это выдвигать обвинения в незаконном проникновении!» Я поворачиваюсь и вижу, что это была Пруденс Наллерс, которая выглядела вдвое толще, чем в последний раз, когда я видел её столько времени назад. «Я хотел бы поинтересоваться, сколько вы просите за свой сарай, мэм?», - говорю я ей. Она пристально посмотрела на меня и сказала: «Я прошу пять сотен, но для ТЕБЯ цена будет тысяча! И я не знаю ни одного беднягу Уэйтли, у которого были бы ТАКИЕ деньги!» О, у меня были деньги, но я этого не сказал. Думаю, я позволил её ядовитому голосу и взгляду проникнуть в меня, было мерзко, и я так сильно хотел наложить на неё заклинание боли в «киске», которое продлится всю её ЖИЗНЬ, а не просто лунный цикл. И ещё одно заклинание, которое я узнал, это что её сиськи могут заполниться гноем, а затем разорваться и отвалиться. Почему она так со мной разговаривает? И она продолжала говорить, она говорила, что я был ублюдочным сыном ведьмы, а моя мама была придурочной, и мы были так бедны, что приходилось есть початки после того, как мы вытирали ими задницы, а мой дед был колдуном-преступником, который должен был быть сожжён на костре, но почему-то не был, а потом она сказала: «Как твоя грязная мамаша, эта придурочная, заимела ТЕБЯ, чёрт возьми? Она трахнулась с проклятым КОЗЛОМ, Уилбур Уэйтли, и все это ЗНАЮТ! Потому что так выглядишь и ты, как КОЗЁЛ!» Я как бы улыбнулся, желая сказать: «Эй, ты, толстая старуха с желеобразным лицом, мой отец не козёл, мой отец - БОГ», - но я, конечно, не стал, и я решил, что не буду накладывать новое заклинание на её «киску»... или любое другое заклинание. Она просто отвратительный мусор, чтобы тратить моё время и силы на неё, и я ушёл. Древние, несомненно, убедили меня в том, что я пользуюсь чудодейственными силами, которым они меня обучили, и что недостойно тратить их на Пруденс Наллерс. Лучше пусть она будет сидеть и гноиться одна со своим жиром, ненавистью, обвисшими сиськами и без денег.

Затем я вернулся к своему первоначальному делу. До Динз-Корнерс оставалось всего полмили, а до тропы Лавмана - не более пятидесяти локтей.

Теперь, когда я снова её увидел, это была дерьмовая маленькая хижина, или, может быть, это просто мои мысли были окрашены знанием всего того дерьма, которое отец Сэри сделал с ней в этом месте. Я заметил дым, идущий из дымовой трубы, поэтому я подумал, что он, должно быть, готовит там, вероятно, лесного хорька, судя по запаху. Дверной молоток показался мне старой металлической пластиной, на которой было видно лицо без рта и носа, только с двумя глазами. Самый уродливый молоток, который я когда-либо видел. Сначала я подумал просто толкнуть дверь, войти и позаботиться о злодее, - слово, которое сказал бы дедушка, но потом мне показалось, что лучше снять рубашку, чтобы его кровь не забрызгала её, когда я убью его. Теперь моя собственная кровь кипела, поэтому, когда я снимал рубашку, мои щупальца вертелись, взбалтывались и извивались, как масса двадцати кроваво-красных медноголовых змей, и все их рты открывались, обнажая клыки-иглы. Я был очень взволнован, желая увидеть выражение лица этого мужчины, когда войду в его дверь!

Но я подумал, что лучше прокрасться сзади, чем ворваться спереди. Я был тихим, оказавшись внутри, потому что боялся наступить на какой-либо мусор, который везде вокруг валялся. Бóльшую часть хижины занимала пара комнат с земляными полами, в основном покрытыми старыми досками, и мебель, о которой мой дед сказал бы, что она не так сложена. На кухне стояла полка с десятью банками для варенья, и в них не было варенья, сэр. Они были полными, и это было не что-то из молочной продукции. Я вспомнил, что сказала мне Сэри, поэтому мне не пришлось гадать, что в них было. Я подумал, а потом снял крышки с этих банок и позволил своему доминирующему щупальцу высосать из них всю сперму. Затем я услышал какое-то тяжёлое дыхание, как мне показалось, когда я шёл по кухне мимо дровяной печи. Я держал свои щупальца и хоботок совершенно неподвижно, чтобы они не шумели, а затем я выглянул из-за края дверного проёма. И увидел...

Отца Сэри - худощавого, грязного мелкого коротышку, он был с чумазым лицом и практически лысый - сидел в кресле абсолютно голым, как я мог разглядеть со своего места. Он сидел, напряжённый, с закрытыми глазами, одной рукой тянул свою мошонку, как верёвку от колокольчика, а другой рукой яростно водил вверх-вниз по своему пенису. Это было самое смешное, что я когда-либо видел, и о, как мне хотелось бы, чтобы дедушка был ещё жив, чтобы увидеть это! И, конечно же, рядом с ним стояла банка для варенья, так что я точно знал, что он планирует. Я нарочно прятался за дверью, чтобы дать ему достаточно времени, затем он схватил банку и, когда казалось, что он собирался спустить сперму, я вошёл в комнату.

Он сразу уронил банку, и я никогда не подумал бы, что человек может кричать так, как этот, больше как выпотрошенная овца, чем напуганный человек. Он бросил один взгляд на мои движущиеся щупальца, и я мог поклясться, что его глаза вылезли из орбит! Я предполагаю, что этот человек был так схвачен в страхе, что кровь оставалась в его члене, поэтому он оставался твёрдым, и это невероятно забавно было видеть, как кричит голый человек, ну, для некоторых это было ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ ЗАБАВО, когда этот голый человек кричит с твёрдым членом. Как бы то ни было, он продолжал кричать, а затем попытался убежать, но тогда мои щупальца вылетели наружу и столкнулись с ним, так что он упал плашмя на лицо. Я стянул брюки и позволил своему хоботку выйти, и когда он увидел ЭТО, я подумал, что он возьмёт и умрёт на месте. Я заставил его задницу раскрыться, вставил в дырку свой хоботок и начал срать. Я обильно поел вчера вечером с Сэри, и точно так же сейчас обильно посрал. Уложил всё это прямо глубоко в его кишки, я думаю, как говорят. Хотел бы я знать, какие мысли приходят ему в голову, когда он понимает, что наполняется чужим дерьмом. И наполнился он до отвала, потому что, когда мой хоботок закончил, этот тощий мерзкий ублюдок больше не был худым. Живот торчал у него, как у Генри Уиллера! «Это за то, что ты сделал с Сэри, - сказал я ему, и когда я произнёс её имя, его рот открылся ещё шире, но затем я добавил: - И это тоже». И я послал своё доминирующее щупальце прямо ему в рот. Его живот тогда стал ещё больше, потому что моё щупальце выдало всю эту сперму из банок в его желудок. «Ты заболел головной болезнью, мистер, - сказал я ему. - Заставлять, чтобы Сэри выпивала твою сперму, а затем сберегать её всё это время, потому что она ушла, только для того, чтобы заставить её снова выпить её, когда она вернётся. Что с тобой НЕ ТАК?» Думаю, он меня не слушал, потому что его глаза округлились и выглядели так, как будто он собирался взорваться.