Однако он не был гением в менее конкретных вопросах - например, в творчестве - а о пьянящих вариациях романтической и эротической тактики он знал очень мало. В этот день, однако, в самый разгар самых приятных и нежных объятий с Сэри, Уилбуру пришло в голову:

«Вот чёрт! Может, она хочет бóльшего, чем просто, чтобы я воткнул в неё свой член? Мне нисколько не хотелось бы, чтобы она начала со мной скучать».

Поэтому, когда рот Сэри казался очарованным расхождением его языка, он накинул ей платье на бёдра и сказал:

- Эй, давай-ка!

И поднял её так, чтобы она села ему на плечи своей промежностью к его лицу. Мускусный запах и замысловатая морфология её влагалища заставили его трепетать от изумления, и именно тогда он приказал своему раздвоенному языку первым «взмахнуть кончиком» о нежную красно-розовую плоть её вульвы. Со временем он впустил язык прямо в смазанный канал внутри, с немалым очарованием. Визг радости и её руки настойчиво кружили в его волосах, это дало Уилбуру все гарантии того, что она не была негативно настроена. Зубья каждой «вилки» двигались независимо, вызывая ощущения, с которыми она никогда не была знакома; и по тому, как она задыхалась, извивалась и сжимала бёдра, Уилбур оценил, что она приближалась к краю оргазма без введения его странной спермы из его странного пениса. Именно здесь понимание Уилбуром женской сексуальной реактивности перешло в то, что можно было бы назвать «серой зоной», но, поскольку её ответные жесты принимали неизменно положительный характер, он просто продолжал поддерживать оральный процесс. Затем он позволил своему языку вытянуться до самого дальнего физического предела - нескольких футов - и развестись в стороны, что сделало это потусторонним. Один он развернул в крохотное отверстие, которое, должно быть, было её уретрой (когда он проникал в проток её мочевого пузыря, он обнаружил внутри острый и солоноватый вкус), а другой - в ещё более крохотное отверстие её цервикального канала. Это действие, казалось, спровоцировало в Сэри неистовое восходящее действие, которым она наслаждалась до состояния бреда, но через некоторое время он почувствовал необходимость проследить за тем, чтобы это действие ускорилось. Сначала он добился этого, быстро вытащив каждый язык из соответствующих отверстий, а затем полностью вытащив его, чтобы заставить их принять штопор, при этом заставляя их набухать в обхвате - действие, также разрешённое его земной анатомией. Вскоре свод влагалища Сэри был заполнен до мучительной жёсткости массой спиралей, которые расширялись и сжимались, одновременно толкаясь взад и вперёд. Молодая женщина свернулась клубком вокруг головы Уилбура, когда началась её кульминация, и когда она подошла к концу, она могла только задыхаться, плакать и дрожать на своём возвышенном месте. Ничто не радовало Уилбура больше, чем знать, что она довольна.

Однако к этому моменту его собственное возбуждение было почти мучительным, настолько он был увлечён ей. Он уже спустил штаны, что позволяло его хоботку бродить в пьяном виде; а затем он осторожно приподнял Сэри со своих плеч - его борода блестела, а рот был полон солёной жидкости - только для того, чтобы с большой ловкостью опустить её на свою эрекцию.

Один толчок внутрь и одно втягивание, и Уилбур пошатнулся под грузом своего оргазма, в то время как через несколько мгновений Сэри корчилась в другом собственном, что продлилось, словно наркотические спазмы, ещё тридцать минут, и этот процесс было слышно с того места под мостом, в котором они находились, должно быть, на всю верхнюю часть долины Мискатоник.

Уилбур бросал нервные взгляды туда и сюда, опасаясь прохожих, но, когда никого не было видно, он начал неторопливо выходить из-под моста. Хотя все оргазмы его женщины с ним были всепоглощающими, ни один из них не был сильнее этого. Сэри потеряла сознание, поэтому Уилбуру пришлось отнести её обратно к сараю с инструментами, как безвольный свёрток.

Но он был слишком доволен этим.