Глава 31 Джулиан

— Я сжег тело прошлой ночью, — сказал Джон, прислонившись к дверному проему, отделяющему гараж от моего офиса. — Это была твоя ответственность. Где ты был?

Сидя на синем ящике перед мотоциклом Феникса, я повернул ключ, чтобы посмотреть, заведется ли двигатель. Двигатель зашипел, раздался ужасный кашляющий звук, и из выхлопной трубы вырвалось облако дыма. Пот стекал с моего лба в глаза, а пары, смешанные в воздухе, вызывали жжение в глазах. Я крепко зажмурился. Когда я потянулся, чтобы поднять руку, моя рука задела трубу, и горячая сталь обожгла мою кожу.

— Ах, черт возьми, — Я зашипел и отдернул руку.

— Джулиан? — рявкнул Джон.

Я вскочил на ноги и ударил ботинком по колесу, выбивая мотоцикл из-под себя, пока он не лег на бок. Пластик хрустнул, и детали разлетелись при ударе.

— ЧТО?!

— Где ты был? Прошло уже несколько дней! Ты пропустил ежемесячное собрание в мэрии в понедельник. Люди были возмущены трюком, который ты выкинул во время Осеннего фестиваля, и это могло бы помочь, если бы ты был там. Мог бы сам все объяснить! А потом ты оставляешь меня с мертвой девушкой в морге, что, кстати, я не могу объяснить. Я не твоя чертова клининговая компания, Блэквелл.

Я снял шляпу, прижал тыльную сторону ладони к глазу.

— Мне нужен воздух, — пробормотал я, выходя из гаража на парковку.

Черные тучи яростно неслись над головой, окутывая город в модных оттенках серого — приглушенные цвета, приглушенная жизнь. В последнее время мои дни были размыты. Ни рассвета, ни заката, бесконечный промежуток сумерек. Я натянул рубашку на глаза, когда рука Джона схватила меня за плечо.

— Ты любишь ее, Блэквелл?

Вопрос задел за живое, и мое существо замерло в его послесловии. Я происходил из породы, печально известной своей пустотой, но слово из четырех букв было горьким ударом, который пришлось проглотить. После всего, что я сделал, я просто не мог быть способен на такое.

Возможно, я был влюблен в это чувство.

— Любовь? — Из моего носа вырвался воздух, и я покачал головой, вспоминая слова отца. — Любовь здесь не живет, только страх растет в Воющей Лощине. Любовь — это фантазия глупца и кошмар чудовища.

Для язычника любовь сама по себе была проклятием. Если бы я признался себе, что люблю ее, у меня не было бы другого выбора, кроме как оставить ее. Я перевел взгляд на побережье, наблюдая, как опавшие листья падают на пустые улицы позднего вечера, задаваясь вопросом, что стало бы со мной, если бы мне пришлось держаться подальше от Фэллон. Помимо потери ее, я не мог представить себе большей боли. Я не могу любить ее.

— Что-то не дает мне покоя, — признался я. — Становится только хуже.

— Тебя толкают, тянут и разрывают на части с разных сторон, — сказал Джон, и в его словах было так много правды.

— Язычники, ковен, город, Орден, тьма…

Он перевел дыхание, — А еще Фэллон.

А еще Фэллон.

— Что мне делать?

— Я не могу указывать тебе, что делать. Ты должен решать сам, но что я могу сказать, так это то, что, исходя из опыта, самый быстрый способ избавиться от зависимости — это другой. Если ты хочешь избавиться от тьмы, тебе придется держаться за то, что сильнее ее, и позволить этому завладеть тобой. Твоя душа умирала от желания жить, но страх сдерживает тебя. Это самая трагическая вещь, свидетелем которой я когда-либо был, и это говорит парень, владелец похоронного бюро.

Смех Джона был легким и едва долетел до моих ушей, как затих. Он засунул руки в карманы и покачался на ногах.

— Это несправедливо по отношению к тем, кто продолжает так поступать. Тебе придется выбирать. Ее или все остальное.

Выдох сорвался с моих разбитых губ, и я ущипнул себя за переносицу, кивнув.

Джон сжал мое плечо.

— И твое молчание говорит мне, что ты всегда знал свой ответ.

В четверг утром я стоял, прислонившись к кирпичу между зданиями, пил кофе и наблюдал за Фэллон через окно «Бобов», когда она улыбалась кенийской девушке напротив. Ее улыбка окрасила мое утро в цвета, которых я не заслуживал, сделала их яркими после ужасной недели без нее. Мне нравилась ее новая компания. Я обратил внимание на то, как она увеличила дистанцию между собой и Священным морем, а также погрузилась в рутину здесь, в своем родном городе. Фэллон Гримальди всегда принадлежала этому месту, так же, как она принадлежала мне.

Последние несколько недель, проведенных с ней, отвлекли меня от моих обязанностей. Феникс был прав, но Джон тоже был прав. Я выбрал Фэллон с тех пор, как впервые увидел ее. Но единственный способ быть с ней так, как она того заслуживала, — это снять проклятие, чтобы Орден больше не видел во мне угрозы.

Фэллон улыбнулась по другую сторону окна. Ее рука прикрыла рот, и я выпрямил спину, вытянув пальцы вдоль тела. Жар пронесся внутри меня в тот же момент, когда ветер со свистом пронесся по переулку, и существо в моей груди закричало — истекло кровью!

Я никогда не говорил ей, какой красивой я ее считаю. Какой красивой она была для меня, это было обезоруживающе. Я никогда не говорил ей всего того, что должен был сказать, потому что думал, что если я не скажу ей, это даст мне больше времени. И мне было страшно. Я никогда ни в ком не был хорош, и, несмотря на это, она всегда возвращалась ко мне. Так или иначе, я был хорош во всем, что касалось Фэллон.

Мой взгляд скользнул по Городской площади, задаваясь вопросом, заметил ли ее кто-нибудь так же, как я. Кейн и Маверик шли по другую сторону беседки в сторону мэрии. Адора Салливан стояла за дверью бутика и махала им, обводя взглядом площадь. Джаспер Эбботт растянулся на лужайке, глядя в утреннее небо и рассказывая о баньши, сиренах и старых сказках. Три старушки сидели на скамейках перед беседкой, наверняка сплетничая о Фэллон до сих пор или заметив исчезновение Ривер, распуская слухи.

Мой взгляд метнулся к мэрии, где мистер Прюитт болтал с разгневанной Айрин на ступеньках, лицом к Бобам. В его тени стояла Кэрри Дрисколл в широкополой плетеной шляпе от солнца, ее глаза были скрыты за большими солнцезащитными очками. Эгоистичный гнев закипал, просто глядя на нее, на то, как она застукала меня с Фэллон, как она разлучила нас.

Затем ее голова повернулась ко мне, и я скользнул в тень.

Фэллон

«Это наш любимый месяц в году, и поэтому начинается обратный отсчет. Двадцать два дня до Самайна. Это Скорбящий Фредди с вашими Дэйли Холлоу в пятницу утром. И помните: дорогие, монстры, вы ничтожны, всего лишь одни из бесконечного числа существ. Услышьте меня, когда я говорю: никто не в безопасности после трёх часов ночи….Оууууууу!»

Фредди взвыл, и мне захотелось взять ручку и засунуть ее себе в ухо.

— К тебе когда-нибудь приходили дети на Самайн, говоря «гадость или сладость»? — спросила я дедушку, сидя напротив него за завтраком.

Дедуля хихикнул, и мои глаза метнулись к нему. Это был странный смех, такого я никогда раньше не слышала, такого я никогда не ожидала услышать. Который я, вероятно, никогда больше не услышу. Я улыбнулась настоящей улыбкой, от которой у меня запылали щеки.

— Убери эту хихикающую ухмылку с твоего лица… Похоже, ты никогда в жизни не слышала, чтобы я смеялся.

Я засмеялась еще громче и схватила свою кружку с надписью «В Депрессняке» и поднесла ее к губам, чтобы замолчать.

— Нет, хотя их целая мафия на улицах.

Он пожевал зубными протезами, затем бросил ручку на стол, прежде чем подняться на ноги.

— Я беру яйцо, лунное дитя. Давай, Каспер, старику нужен кошачий сон.

Мое лицо исказилось, глаза выпучились, когда я смотрела, как Каспер следует за дедушкой из кухни в его спальню.

Снова оставшись одна, я выглянула из окна на задний двор, где костлявые деревья потеряли все свои листья, оставив их сваленными в водосточных желобах гаража и покрывающими заднее крыльцо. Поскольку сегодня у меня не было причин идти на работу, я потратила некоторое время на уборку кухни, мытье посуды вручную. Делаю все, что угодно, лишь бы занять свои мысли и отвлечься от Джулиана.

Не имело значения, была ли я одна или окружена людьми, мысли о нем всегда проносились в голове. Я не видела его с того переулка во время Осеннего фестиваля. Он также не появился на собрании в мэрии. Все, чего я хотела, — это увидеть его.

На днях я спрашивала Джона о нем. Единственное, что он мог мне сказать, это то, что с Джулианом все в порядке. Так оно и было. С Джулианом все в порядке. Но я не была в порядке, и это было несправедливо.

Мои мысли понеслись вскачь, когда я направилась в гостиную, протерла книжные полки, приставной столик и журнальный столик. Я переставила книги на полке, потому что не могла привести в порядок свои мысли.

Воспользовавшись моментом, я присела на край дедушкиного кресла и взяла экземпляр «Песнь Сюзанны» Кинга, когда закладка упала на пол. Старая фотография, немного искаженная, с выцветшими углами, коснулась моих ног. Я наклонилась, чтобы поднять ее, и мое сердце подпрыгнуло в груди.

Это была я, но это была не я.

Это была моя мать, и она была очень похожа на меня, но не была.

Ее длинные волосы прилипли к лицу, когда она лежала с ребенком на руках. Со мной на руках. У меня перехватило дыхание, а пальцы задрожали. Я никогда раньше не видел ее фотографии, и это было уже слишком. Это было слишком. Слеза скатилась, и я откинула голову назад, чтобы набраться сил. Выдержка.

Я никогда не знала ее, но отсутствие матери, размышления обо всем, чего мне не хватало, наполнили меня, как лавина горя и всего того, чего у меня никогда не было. Когда я снова посмотрела вниз, мое зрение затуманилось, и я натянула футболку на глаза. Почему она должна была умереть?

Я втянула воздух, отпустила ее и снова посмотрела на фотографию.

Я посмотрела вниз на то, как она смотрела на меня сверху вниз. Знала ли она, что это были ее последние мгновения?

В углу фотографии Агата Блэквелл стояла рядом с ней, положив руку на плечо моей матери, а другой рукой придерживая мою маленькую головку, как будто моя мать была недостаточно сильна, чтобы удержать меня. Она умирала, а я жила, и это было несправедливо.