Глава 30 Фэллон

Я была очень сильно влюблена.

И это было совсем не так, как говорили знаменитые поэты.

Это была странная любовь… такая, от которой не всегда было хорошо… такая, в которой закрадывались мои самые большие страхи, но и бессмертное принятие тоже. Такая любовь, где мне приходилось стоять перед зеркалом, заставляя видеть себя такой, какая я есть. Что это было. Такая, где подвергаешь сомнению себя и все, что ты знаешь. Я была уверен, что это не похоже ни на что другое… хотя мне не с чем было сравнивать. Может быть, никто и никогда не смог бы. И, возможно, именно этого мы не могли видеть. Нет двух одинаковых… и никогда не будет. И никогда не было бы ответа на то, что это было, но я была влюблена… в ту любовь, о которой сказал Кинг: «Кровь взывала к крови».

Потому что я была так сильно влюблена.

И, может быть…он тоже был.

«О, посмотрите — еще одно великолепное утро. Полнолуние в самом разгаре, и что может быть лучше, чем отпраздновать наших владельцев малого бизнеса в Воющей Лощине, чем во время сегодняшнего осеннего фестиваля в Лощине? Покажите свою поддержку и танцуйте на городской площади со своими кошельками. С вами был Скорбящий Фредди, хорошего вам злого воскресенья, ведьмы, и помните, никто не в безопасности после трех часов ночи», — вой Фредди из динамиков беседки перешёл в Thriller Майкла Джексона, и я закрыла глаза, откинув голову назад, солнце воскресного утра грело мне лицо. Тыква, яблоко и корица из пирогов Мины Мэй вплелись в свежий осенний воздух, который коснулся моей кожи, и Мандэй ударила меня в бок.

Мои глаза резко открылись, и ее рыжие локоны задели мою руку, когда она прошептала: — Это отстой.

Смех вырвался из моих сжатых губ, и я обратила свое внимание на горстку жителей, выстраивающихся в шеренги на траве, окружающей беседку.

— Что происходит? — спросила я, оглядывая толпу. Затем, внезапно, горожане совершенно синхронно пустились в танец под Thriller. — Нет, — засмеялась я, ударяя ладонями по столу под нашей палаткой, — это здорово.

Мандэй со стоном откинула голову назад. — Это убого, просто подожди.

Рядом со мной Мандэй скрестила руки на наших одинаковых красных рубашках, которые Джон заставил нас надеть. На футболках написано «Мой день начинается, когда заканчивается твой», а на спине логотип похоронного бюро.

Только сегодня утром Джон появился в доме дедушки и предложил мне вернуться на работу, и я не могла не думать, что Джулиан как-то связан с этим. Моим наказанием было поработать на осеннем фестивале и заставить трех человек внести задаток на сосновую шинель — то, что дедушка любил называть гробом, — и могилу. Было десять утра, а я еще ни одного не получила.

— Ииии, вот оно, — прошептала Мандэй, указывая пальцем на Майло, который лунной походкой прошел по траве к центру как раз в тот момент, когда из динамиков зазвучал припев. Майло пустился в пляс в подтяжках и шляпе газетчика.

— Не может быть, — слова вылетели из меня. — Майло! — моя ладонь ударила меня в грудь.

— Мандэй, этого не может быть. Это ненормально.

— К сожалению, это наша норма.

Она вздохнула, и моя улыбка загорелась, когда я смотрела, как люди танцуют, а голос Майкла Джексона скользит по площади. Некоторые люди были в костюмах, некоторые в повседневной одежде, некоторые старые, некоторые молодые.

— Это происходит каждый год. Майло говорит, что делает это ради детей, но брось, посмотри на него, — она цокнула, направив плоскую ладонь в его сторону, — ему это нравится.

Я покачала головой, недоверие пронзило меня, а затем мои глаза продолжили блуждать в поисках Джулиана, как они всегда делали.

И воспоминание о нас, произошедших всего несколько дней назад, врезалось в меня, как будто мой возлюбленный был в гостях — жар, закручивающийся спиралью между нами, лед, кружащийся вокруг нас, рябь удовольствия и боли. Почему я чувствовала себя такой счастливой и в то же время такой несчастной? Что иметь возможность думать и жить своим днем после той ночи, которую мы провели вместе, и того, как он ушел, о! Это было похоже на пробуждение при луне цвета слоновой кости с темным облаком, надвигающимся сзади. Каким-то образом Джулиан был неоспоримо близким мне, теперь он у меня в крови. Я полагаю, что именно слабость Любви отвела наши глаза от того, что стояло на пути, позволив нашим сердцам блуждать в этом чувстве. Или, может быть, это сила Любви? И я знала, где были мои мысли… Если бы Джулиан только знал…

Джулиан однажды сказал, что никогда никому не отдаст себя полностью, но в ту ночь он отдал мне все, как и я ему. Могу ли я забыть о его постоянном отсутствии? Его призрак после того, как солнце полностью взошло, сразу после его ухода? Он всегда уходил, но никогда по-настоящему не покидал меня. Он сказал, что никогда не хотел покидать меня, и, возможно, он имел в виду это каким-то другим образом. Вот так — внутри меня, повсюду вокруг меня, в моем сердце, в моей голове, теперь такие громкие, прочные и постоянные.

Я проснулась в одиночестве, и беспокойство о том, что с ним что-то случится, заставляло мои мысли прилипать к нему, заставляло мои глаза всюду искать его. Держать узел в животе, боль в груди.

Но как я могла знать, что с ним не все в порядке, если я не могла пойти к нему?

— К нам гости, — прошептала Мандэй, выпрямляя спину и изображая фальшивую улыбку, ту улыбку, которую я так хорошо знала.

Сзади появился Джон с коробкой в руках.

— Есть успехи?

— Нет, — сказала я, глядя на Мандэй. — Я не думаю, что кто-то спешит выбирать материал для своего гроба.

— Они придут, — настаивал Джон, его глаза сканировали толпу. — Никто не хочет быть похороненным рядом с Джаспером… Мисс Дрисколл, доброе утро!

Тон Джона изменился, как только она приблизилась к палатке. — Еще раз спасибо за рубашки.

— Джон, мы говорили об этом, — улыбнулась она, моргая своими длинными густыми ресницами, — Зови меня Кэрри. Ты заставляешь меня чувствовать себя старухой.

Когда ее взгляд упал на меня, ее глаза были похожи на голубые молнии — острые и быстрые, они пронзили меня насквозь. Она снова посмотрела на Джона, и черты ее лица смягчились по мере продолжения разговора. Я замерла, восхищаясь ее осанкой, золотистыми завитками, безупречной кожей.

— Она настолько совершенна, что это вызывает отвращение, — прошептала Мандэй, когда Джон и Кэрри отошли от палатки, бок о бок беззаботно подшучивая.

— Это нечестно. Почему вселенная тратит красоту на придурков и сук?

Я рассмеялась.

— Я не знаю, — я пожала плечами, — Баланс?

— Если она займет мое место на посвящении в Священное Море в октябре этого года, я буду зла, — продолжала Мандэй. — Они просто так никого не впускают, и я работаю над этим уже три года.

— Почему ты так сильно хочешь быть в их ковене? — спросила я, переключая свое внимание на разгрузку коробки, наполненной ручками, блокнотами и бланками регистрации, которые оставил Джон.

Мне было трудно держаться от нее на расстоянии, когда приходилось работать с ней. Было трудно держать кого-либо из жителей Священного Моря на расстоянии вытянутой руки, когда этот город был невероятно мал.

Краем глаза я заметила, как Мандэй повернулась и наклонилась к столу, ее ярко-рыжие волосы рассыпались по спине.

— Ты не понимаешь. Это как быть частью семьи. Место, где ты будешь принадлежать, и люди, которые будут сражаться за тебя.

— А как насчет твоих родителей? — спросила я, переводя взгляд с нее на чашку, которую я наполняла синими ручками.

— Им всегда было насрать на меня. Мандэй повернулась, прищурившись, оглядывая площадь. Я тоже повернулась, проследив за ее взглядом. С другой стороны беседки под тентом стояли три человека «Злые Куличи» было напечатано на баннере, идущем сверху. — Я всегда была другой, — прошептала она. — Ребенок молочника.

Резкость в ее голосе, боль в глазах, тоска на лице — все это было слишком знакомо. У нее была семья, дом в этом городе, и она все еще чувствовала себя отвергнутой ими. На краткий миг я посочувствовала ей. Я могла бы понять ее.

— Это твой брат? — спросила я и прикрыла глаза рукой, чтобы лучше видеть. Под тентом стоял светловолосый мальчик со светловолосыми родителями. Мои глаза вернулись к выражению лица Мандэй.

— Да, тот, кто не может сделать ничего плохого.

— Их потеря, — сказал я, пытаясь успокоить ее. Хотя я знала, что ничем не могу помочь.

Она улыбнулась, но улыбка была пустой.

— Определенно.

В течение дня я уговорила легендарного Джаспера Эббота, болтливого сумасшедшего в городе, задонатить на две могилы. Одну для него, одну для его собаки Куджо. Джон не упомянул, должны быть только люди. Мне нужен был только еще один, когда мы с Мандэй допили кофе.

— Я схожу в «Бобы», принесу нам еще два. Следи за палаткой, — сказала я ей.

Мандэй кивнула, когда Кейн и Маверик подошли к нашему столику как раз в тот момент, когда я уходила. — Я вижу, как это работает, — крикнул Кейн, и я повернулась и подняла ладони по бокам, пожав плечами, идеальное время.

Джоли помахала мне из-под киоска своей мамы возле аптеки, когда я проходила мимо, тюки сена украшали обе стороны. Мой взгляд блуждал по их стенду и внутри магазина, надеясь мельком увидеть Джулиана, но зная, что это безнадежное дело.

Мои пальцы коснулись холодного металла ручки, когда ветер донес — Фэллон.

Сначала я думала, что все это у меня в голове. Пока я не услышала это снова.

Я повернула голову в сторону и прищурилась, увидев, что он стоит там, прислонившись к углу «Бобы», его страстные глаза касаются меня так, как будто это был беглый язык, на котором говорили только мы. Солнце висело прямо за его спиной, обрисовывая его контуры серебром. Он казался окруженным ореолом света, когда подошел ближе. Я подняла руку ко лбу, чтобы защитить глаза, когда он посмотрел на меня сверху вниз.

— Пойдем со мной, — прошептал Джулиан, затем наклонил голову и посмотрел в сторону.