Изменить стиль страницы

Самосожжение

Небо было ясным в ту ночь, когда я решила умереть. Я не чувствовала никакого удовлетворения в том, что когда-то занимало мои часы бодрствования, раскаяние начало проникать в почерневшее неживое сердце. Я больше не могла выносить мысли, чтобы ходить по Земле еще два столетия; только не с вновь обретенной виной за каждое бессмысленное убийство, давящее на меня непомерным грузом.

Год моего превращения в нежить был медовым месяцем, который я никогда не забуду. Блестящее просветление всего живого. Пробуждение всех чувств внутри меня, обостренных до крайней эйфории. Азарт охоты; обладание силой, от которой любой мужчина, которого я бы пожелала, потерялся бы в моих глазах и подчинился моей воле. Способность менять свою форму одной лишь мыслью. Да, существование в качестве существа ночи действительно было таким красноречивым и таким прекрасным, как можно было того ожидать. Однако за это была своя цена: Жить как монстр ночь за ночью, быть практически бессмертным существом, но обладающим уязвимостью, от такой простой, но и такой же огромной силы, как обычный дневной свет.

Именно человечество изначально поставило меня на путь пробуждения, где я начала испытывать угрызения совести, более сильные, чем могла сдержать моя вампирская натура. После потери моей собственной воли из-за сил, которые тогда попали в мою кровь, все, что можно было назвать злом, было скрыто от моего взора. Короче говоря, мое сознание умерло вместе с моим живым и дышащим теплокровным телом. Моя мораль быстро испарилась. Мне было наплевать на мужчин, женщин, стариков и детей. На моих глазах образовалась пелена, разрушившая представление о грехе. Осталось лишь эгоистичное удовольствие.

На протяжении десятилетий я наблюдала, как человечество уничтожает само себя. Они должны были больше не бояться меня, им следовало бояться самих себя. Я наблюдала, как они потеряли всякую мораль, искали плотских удовольствий, убивали друг друга, ненавидели друг друга, полные ярости, зависти, горечи, обиды, извращенной похоти; и все это без единой капли вампирской крови, текущей по их смертным венам. Зло царило на планете, и человек поддавался его развратным соблазнам. Я не сомневаюсь, что это сыграло значительную роль в моем самосознании. Мое собственное греховное поведение больше не было глубоким контрастом с человеческим, а теперь соответствовало ему. Каждую ночь смертные демонстрировали такое примитивное поведение, как будто теперь это было их единственным оправданием для жизни, как будто они ждали, как голодные львы, рыщущие по улицам в поисках своих жертв. Это пролило яркий свет на те ужасы, которые я внушала им на протяжении веков.

Депрессия охватила саму мою душу, заставив меня увидеть себя такой, какой я стала. Пелена спала с моих глаз. Вампир, испытывающий угрызения совести, не может ходить по той же земле, что и живые. Я пробовала, и это намного превосходит то, что я теперь могу вынести.

Сегодня — моя последняя ночь — я задумалась о днях моей юности; когда я шла рука об руку с моей матерью вдоль берега под лучами солнца; мои босые ноги касались обожженного солнцем песка. Я вспомнила свечение вершин каждой легкой ряби на воде, сияющих, как звезды, почти слишком яркие, чтобы на них смотреть; звуки чаек, перекликающихся друг с другом, в то время как вода тянулась к большей части земли, чтобы втянуть ее обратно в свое огромное тело.

Несмотря на кажущуюся неограниченную власть и обильные богатства, я жила опустошенной и одинокой жизнью. Но больше всего мне не хватало солнца; его тепла на моем лице, окутывающего мою кожу своей горячей любовью, как мать, крепко прижимающая к себе своего ребенка. Жизнь, которую оно привносило во все под своим лучезарным сиянием. Его отражение, как бриллианты, рассыпалось по травинкам и листьям, мокрым от прошедшего дождя.

Человечество может уничтожить само себя и без меня. А сегодня умрет только бессмертная.

Я провела вечер, сидя на скамейке в парке наблюдая за проходящими мимо людьми; некоторые держались за руки, некоторые прогуливались в одиночку. Улыбалась каждому, кто смотрел мне в глаза. Все они даже не подозревали с какой скоростью, я могла разорвать им глотки. Большинство, добровольно и неосознанно, улыбались прямо в лицо смерти. Для них вечер был прекрасен; небо было без единого облачка и наполнено сиянием луны. Однако для меня самой эта ночь была всего лишь напоминанием о монотонности моего существования.

За несколько часов до восхода солнца я направилась к Дэниелс-парку ― скалистому обрыву в сельской местности, с которого открывался вид на долину с ярко-зеленой листвой и лугами. Для меня не было лучшего места, чтобы встретить свой последний восход солнца.

Я улыбнулась, глядя на мили земли, покрытой поцелуями лунного света. Мне было приятно сознавать, что до моей жертвы остались считанные часы. Кроме передачи другим того же проклятия, которое я получила, я ничего не дала ни одной душе. Этим утром я отдам свой пепел земле и избавлю мир хотя бы от одного безжалостного убийцы.

Села на каменный выступ, свесив ноги с края. Я часами пристально вглядывалась в горизонт. Я вдыхала каждый запах, который доносил до меня легкий ветерок: сосны, сирени, травы и другие, которые я не могла назвать, но которые были мне не менее знакомы.

Прошло несколько часов, прежде чем на горизонте появился едва заметный намек на фиолетово-оранжевое свечение. Обычный смертный не заметил бы его, хотя теперь насторожившиеся птицы выдали его приближающееся присутствие. Мое дыхание участилось, а сердце забилось от беспокойства, когда разум велел мне бежать. Мое тело было приучено бояться света и поэтому реагировало с дрожью, которую мне едва удавалось контролировать. Я встала и сняла с себя одежду. Я хотела почувствовать солнечные лучи на всем своем теле.

Свечение стало заметней.

Если бы я позволила этому случиться, моя дрожь стала бы сильней, и я бы уступила своему инстинкту самосохранения я бы побежала искать укрытия, но я размышляла о страданиях моей последней жертвы; старика, которому было что рассказать. Я вытащила его из машины и вырвала ему яремную вену за мусорным баком, где насытившись я его и оставила. Как и другие, он умолял меня пощадить его, добавив что-то о своей жене, детях или внуках. Я не могу вспомнить. Я не обращала на его мольбы внимания. Я никогда этого не делала. Отвращение к моим собственным действиям в этом постепенно разрушающемся мире успокоило меня; оно напомнило мне, почему я стою обнаженной на вершине небольшого утеса. И все же роль моего собственного убийцы помогла мне снять бремя, которое я несла.

Я стояла, раскинув руки, словно приглашая солнце обнять меня. Еще больше оранжевого света поднялось с горизонта, затмив фиолетовый. Не раз в прошлом меня чуть не заставал дневной свет. Однако требовалось нечто большее, чем мягкое свечение, которое я сейчас наблюдала, чтобы быть опасным для жизни любого существа ночи. Само солнце должно было появиться, прежде чем мое проклятье поддастся ему. Я зачарованно наблюдала, как долина подо мной окрасилась в розово-оранжевый цвет. Я полагаю, что в том, чтобы покончить с собой ради восхода, был определенный романтизм. Тем не менее отступать было слишком поздно. Жертвоприношение началось.

Крепко зажмурилась. Ослепить глаза, сейчас, так рано, в моем жертвоприношении было бы напрасно. Я подняла руки выше, подчиняясь восходящей звезде, когда моя кожа, казалось, начала покрываться мурашками в предвкушении. Я глубоко вдохнула через нос. Солнце уже вызвало к жизни новый набор ароматов. Еще один глубокий вдох, и я почувствовала, как воздух сжимает мои легкие; неудобно, но не больно, как небольшой синяк, на который можно продолжать давить. Мою кожу покалывало, как будто меня обдало дождем искр. Я почувствовала, как мои поры открылись, когда каждый волосок с моей головы упал на землю вокруг меня.

Даже с закрытыми глазами я видела, как день становится ярче. Я почувствовала, как моя кожа натянулась и потрескалась. Я начала чувствовать невыносимую боль, которую можно ожидать от разрыва кожи. Я задержалась на мгновение, зная, что само солнце поприветствует меня, и в этот момент открыла глаза. Хотя слезы, которые я сразу же пролила, могли быть вызваны повреждением моих роговиц, я подозреваю, что они были результатом непреодолимой ностальгии. От блеска света, которого я не видела столетиями, у меня перехватило дыхание, и когда я попыталась восстановить зрение, необычайный жар расширил мои легкие почти до точки сгорания. Я изо всех сил пыталась видеть сквозь слезы, и я подозреваю, что их влажность удерживала мое зрение дольше, чем следовало бы. Трещины на моей коже становились все глубже, я видела, как то, что было большими хлопьями пепла от меня самой, сдувалось утренними ветерком с меня прямо на глазах. Слезы текли из моих глаз, пока я боролась с желанием закрыть их, пока, наконец, они не взорвались. Холодная жидкость, смешанная с моими слезами, потекла по моему распадающемуся лицу. Я сделала последний вдох, когда мои легкие лопнули. Я улыбалась до тех пор, пока мои губы, а затем и челюсть не дрогнули и не опустились рядом с волосами вокруг меня.

Прошло всего несколько секунд, прежде чем я отдала миру все, что у меня было. Мой прах развеяло по долине внизу.