— Я хочу руку, — Роза указала на механическую руку доктора Траска. — Как у вас.

Доктор Траск отклонился в своем кресле, задумался, словно размышлял над серьезностью и масштабом просьбы.

— Сколько вам лет, мисс Роза? Десять? Одиннадцать?

— Тринадцать, — сказала она. — Достаточно взрослая.

— Не для всех решений, — сказал доктор Траск. — Ваш отец знает, что вы тут?

Роза покачала головой.

— Он не одобрил бы.

— Вы обдумали последствия?

Роза покачала головой.

Доктор Траск снял халат, закатал рукава и опустил механическую руку на стол. Он нажал на кнопку, скрытую возле локтя. Шестеренки щелкали, а потом остановились. Доктор Траск отцепил руку и опустил ее на стол перед ней. Скругленный медный сустав был соединен с плотью и костью выше его локтя.

— Иногда, мисс Роза, плоть лучше металла.

Но Роза не слушала. Она склонилась, смотрела на руку в дюймах от нее.

— Присоединение, — продолжил доктор Траск, — навсегда вживляет искусственный сустав в ваше тело. Его не убрать без серьезной раны. Хотя можно немного поправлять его, пока тело растет, сустав нужно присоединять, когда вы уже выросли.

Желудок Розы сжался. Ее голова кружилась. Он пытался запугать ее?

Доктор Траск поднял руку и покрутил, показывая Розе.

— Руку делают по конкретным меркам из лучших материалов в Германии, а потом доставляют самолетом. За ней нужно ухаживать, ее может чинить только умелая медсестра, все это дорого, — он склонился над столом, глядя в ее глаза. — Вы можете оплатить все это, мисс Роза?

Роза покачала головой.

— Тогда не о чем говорить.

Роза сглотнула. Она взглянула на зеркальце на столе доктора Траска. Она зря пришла сюда? Мир крутился вокруг денег, а ей было нечем торговать. Они продали все, даже выигранную швейную машинку мамы, чтобы заплатить за еду и соевые бобы. Запасы кончились. На такое чудо потребуются годы или десятки лет, чтобы накопить. Как она могла оплатить это, работая в Маикаве клерком или продавщицей?

Она подумала о Манге, который просил денег на дорогостоящую починку его механических глаз, настоящие он продал ради того, о чем давно забыл. Один из многих китайцев, которые пересекли Тихий океан, чтобы построить станции дирижаблей в горах. Папа звал его глупым.

— У тебя есть только тело, — говорил он. — Продашь тело, потеряешь душу, — но если не оставалось вещей, что еще можно было продать?

Роза скрипнула зубами. Она не ошибалась. Папе — и ей — нужна была эта рука.

— Вы сказали, что поможете нам, — сказала Роза, пока доктор Траск возвращал медную конечность в сустав. Рука ожила. — Вы сказали, что если нам что-то нужно…

— Я не это имел в виду, мисс Роза.

— Вы предложили помощь, а потом отказали мне. Вы делаете так со всеми, или только с японцами?

— Вы ведете себя нечестно, юная леди…

Дверь кабинета открылась, заглянула строгая седая медсестра.

— Все хорошо, Herr Doktor?

Он взглянул на Розу и кивнул.

— Все хорошо.

Медсестра хмуро посмотрела на Розу и закрыла дверь.

— Назовите цену, доктор Траск, — сказала Роза. — Я заплачу, сколько нужно.

Он отклонился, сцепил пальцы из плоти и металла.

— Может, одно вы можете сделать, мисс Роза, — сказал доктор Траск. — Выслушайте, а потом говорите «нет», — он указал на кимоно на стене. — Я ценю восточную культуру. Как и многие мои пациенты, — он посмотрел в ее глаза. — Вам говорили, какие у вас красивые глаза?

Длинные тени падали на домик, когда Роза подошла к двери, разулась и опустила обувь рядом с сандалиями мамы. Обувь папы стояла на другой стороне. Роза стряхнула пыль с сандалий мамы, открыла скрипучую дверь, ее сердце колотилось под желтым хлопковым платьем.

Папа сидел в бархатном кресле, смотрел на кухонный стол, остатки вчерашнего создания тофу валялись там. Кислый запах испорченного соевого молока висел в воздухе.

— Вернулась, да? — папа все еще глядел на кухню, а не на нее.

Роза улыбнулась и обула тапочки.

— Да, папа. А не должна была?

— Я проснулся и обнаружил, что пол холодный, а тебя нет.

Она скривилась. После смерти мамы папа ожидал, что она будет добавлять дрова в их печь, чтобы согревать дом, до того, как он встанет. Этим утром она не выполнила задание.

— Прости, папа, — тихо сказала она. — Это не повторится.

— И куда ты ходила так рано? В школу?

— Нет.

— Смотрела бейсбольный матч?

— Нет.

— Или… — сказал он. Кресло скрипнуло, он посмотрел на нее. — Может, ты ходила к доктору Траску.

Ее глаза расширились. Он знал. Откуда?

— Нет. Я… папа, я могу объяснить…

— Хватит, — его голос громыхал. Он встал с кресла и навис над ней. — Я ходил в Маикаву за соевыми бобами, и миссис Хасегава сказала, что видела, как ты вошла в его кабинет. В кабинет хакуджина. Чем ты думала?

— Я думала, что он мог помочь. Он предложил…

— Что? Что ты надеялась получить? Работу?

— Нет, я…

Он взглянул на ее правую сторону, где должна была находиться рука.

— Рука. Ты хотела руку как у него.

Роза кивнула.

— Да. Для нас. Для тебя. С рукой я смогу получить работу. Я смогу помогать тебе делать тофу. Мы сможем есть.

— Сколько? — сказал он. — Хакуджин ничего не делает бесплатно.

— Не важно.

— Сколько?

Роза вздрогнула. Голос папы всегда гудел в ее ушах, даже если он желал спокойной ночи, а не ругал ее. Но он никогда не повышал голос так. Наверное, его вопль было слышно у рельсов дальше по переулку.

— Мои глаза. Если я дам ему глаза, он даст мне руку.

— И ты будешь слепой? Бред.

Роза покачала головой.

— Нет. Доктор Траск заменит их механическими. Я все еще смогу видеть.

— Придется платить, чтобы видеть, когда механические глаза сломаются.

Как Манг. Роза тоже будет просить милостыню, чтобы видеть сломанными глазами?

— Бедняки платят телами, — папа покачал головой. — Я не допущу такое.

Нет. Таким был его ответ. Таким всегда был его ответ. Даже до случившегося, но особенно после этого. Сколько она сможет принимать такой ответ? Они уже были на грани.

Роза фыркнула.

— Папа, нам нужна эта рука сейчас, не через пять лет…

— Хватит.

Роза скрипнула зубами. Все говорили, что у нее были темно-карие глаза матери. Красивые. Она не хотела расставаться с ними. Она всегда будет гадать, пройдет ли по улице навстречу ей кто-то с ее глазами. До этого она не знала, смогла бы жить с таким решением. Теперь все было понятным.

Роза повернулась к двери.

— Куда ты идешь?

— Наружу, — сказала она, сбросила тапочки.

Мозолистая ладонь схватила ее за левое предплечье, оттащила, чуть не вывернув ей руку. Роза повернулась. Папа вел ее в спальню.

— Ты не получишь ту руку, — сказал он.

Роза впилась пятками в пол, махала правым обрубком, пытаясь уцепиться за что-то. Но папа за секунды бросил ее на кровать и закрыл дверь. Ключ щелкнул в замке, он запер дверь.

Роза вскочила с кровати и потянула за ручку двери. Она думала, что дверь была старой и хлипкой, готовой слететь с петель. Но она тянула изо всех сил, а дверь не поддавалась.

Роза заколотила в дверь.

— Папа, выпусти меня. Папа.

— Я положу конец этому бреду с рукой раз и навсегда, — сказал он.

И входная дверь захлопнулась.

Роза проснулась от щелчка ключа в замке. Она открыла глаза, еще красные и опухшие от слез, с которыми она уснула. Она вяло посмотрела на яркий свет солнца, льющийся в грязные заколоченные окна. Птицы пели. Было уже утро. Папа должен был вернуться часы назад.

Дверь спальни открылась. Приземистый полный мистер Хасегава стоял на пороге.

Роза не хотела показаться грубой, села на кровать, поправила одежду и поздоровалась.

— Где папа? — спросила она.

— В тюрьме, — сказал мистер Хасегава.

Роза вскочила с кровати.

— Что случилось? Он ранен?

— Полиция сказала, он напал на доктора Траска, — сказал он.

Роза охнула. Папа ворчал, но не лез в драки.

— Доктор Траск выдвигает обвинения из-за тебя, — сказал он и поманил ее толстыми пальцами. — Идем со мной. Твой папа попросил меня позаботиться о тебе, пока он не вернется.

— Нет, — сказала она. — Мне нужно его увидеть.

— Ладно, — он повернулся и пошел к входной двери. — Я буду в своем магазине, если буду нужен.

Она видела, что он уже принял решение.

Мистер Хасегава подобрал конверт у двери.

— Это тебе, — он вручил ей конверт, помахал рукой и ушел.

Роза открыла конверт и прочла записку. Ее сердце сжалось, она опустилась в вытертое бархатное кресло. Уведомление о выселении. Через два дня они еще и потеряют дом. Она была теперь одна, без денег и работы. Механическая рука стала мечтой.

Она бросила письмо и сжалась в комок в старом кресле, пружины впивались в ее бок сквозь ткань. Что еще она могла? Может, убежать и присоединиться к китайцам, строящим порты для дирижаблей у Келоуны или Врат Ада. Лучше было бы улететь с экипажем дирижабля на юг, в Сан-Франциско или на Гавайи. Куда угодно отсюда.

Но тогда она бросит папу тут.

Роза посмотрела на свой обрубок. Кого она обманывала? Ее не наймут на дирижабль, не пустят помогать в строительстве порта. Что-то блестело в свете солнца. Она повернула голову к плите и посмотрела на любимый медный котелок мамы.

Сбежать на дирижабле вряд ли выйдет, но, может, она еще могла помочь папе.

Роза встала и прошла к печи. Она растопила ее, а потом вышла наружу с котелком мамы, чтобы набрать воды. Было сложно поднять полный котелок на плиту, не пролив воды, а потом схватила горсть соевых бобов и бросила в воду. Она хотя бы могла навестить папу в тюрьме и дать ему тофу. У них осталось только это.

Сердце Розы сжалось, она прошла в серую комнатку, и стальная дверь захлопнулась за ней. Ее отец сидел неподвижно на стальной койке за железными прутьями. Его плечи были опущены, он смотрел на холодный серый пол. Только его руки в крови и синяках не давали ему рухнуть на тонкий матрац. Даже его майка, обычно белая, была теперь изорвана и в грязи, свисала с плеч.

Полиция сказала, что он сопротивлялся при задержании. Судя по виду, он серьезно отбивался.

— Папа?

Он чуть повернул голову. Опухший подбитый глаз посмотрел на нее.