Глава 14 Нокс

Попасть в квартиру Дав становится слишком просто. Это заставляет меня беспокоиться о том, что кто-то еще вломится, воспользовавшись тем, что она крепко спит. Она недостаточно осторожна. Я делаю мысленную заметку рассказать об этом Сэму, убедить его втолковать это моей маленькой птичке, поскольку я не могу.

Найдя ее ключ под тем же цветочным горшком, где он всегда находится, я снова легко прокрадываюсь, прибыв в ее дом среди ночи. Я наконец-то получил столь необходимый отдых после нескольких недель слежки за ней днем и ночью, но я все еще злюсь на себя за то, что не пришел сюда раньше. Я должен внимательнее следить за ней. Кому, черт возьми, нужен сон? Все, что мне нужно, это она, моя маленькая птичка.

В доме, как всегда, тихо, все огни выключены, кроме ночника в спальне Дав. Сначала я иду в ванную, роюсь в ее белье, как и всегда. Мои пальцы обхватывают ее трусики, на этот раз дерзкие хипстерские, простые черные кружева. Я вдыхаю ее аромат. Розы. Боже, я хочу ее. Становится все труднее держаться от нее подальше, убеждать себя, что я не должен просто врываться в ее спальню и предупреждать ее о своем присутствии. Ну и что, если она сопротивляется? Я могу легко убедить ее, что ей не нужна такая жизнь. Не нужно покровительство Робина или его глупой, фальшивой подружки. Она будет скучать по Сэму, это точно, потому что я бы тоже скучал. Но все остальные люди одноразовые. Включая этого придурка-фотографа, который неустанно пытается пробиться в жизнь Дав. Я разберусь с ним достаточно скоро.

Пока я просматриваю ее вещи, меня настораживает шум. Но когда я оборачиваюсь, там ничего нет. Дом все еще погружен в ночи, и никакого движения вообще. Должно быть, мне это показалось.

Я продолжаю перебирать ее вещи, отмечая в уме каждую мелочь, которую она внесла в квартиру с тех пор, как я был здесь в последний раз. Но это не так уж много. Дав на самом деле не ходит по магазинам, если только она не покупает что-нибудь для Сэма. Это заставляет меня беспокоиться о том, сколько она ест. Я помню ее скелетообразное тело, когда я играл с ней ночью. Она была болезненно худой, истощенной. Я бы позаботился о ней лучше, чем она. Если бы только она это позволила.

— Какого хрена ты творишь?

Я оборачиваюсь. Брат Дав, Робин, стоит в дверном проеме, а мое сердце бьется с бешеной скоростью. Он одет в пижаму. Я понимаю, что он, должно быть, пришел, чтобы провести ночь с Дав.

Черт. Черт. Черт.

Я должен был знать, что сегодня я был недостаточно осторожен. Я даже не проверил подъездную дорожку на наличие его машины, мне так не терпелось попасть в дом Дав и увидеть ее снова. Но он здесь, во плоти. И когда его глаза окидывают меня взглядом, его осеняет осознание, как будто кто-то ударил его арматурой. Он знает, кто я. Он знает, что я сделал. И теперь он собирается прервать мою фантазию о голубке. Но я не могу этого допустить.

— Святое дерьмо, — бормочет он. — Это ты.

Я подхожу к нему, но он поднимает свой телефон в качестве предупреждения. Я говорю медленно, приглушенным тоном, потому что не хочу разбудить Дав.

— Все в порядке. Я друг Дав, я просто проверяю ее, потому что…

— Ты думаешь, я идиот? — Робин шипит на меня.

Его взгляд полон чистого отвращения, и он рычит на меня, очевидно, узнав меня. Я помню синяк, который он нанес Кейду, перепутав нас много лет назад. Знает ли он, что я не мой брат? Он понял, что я вовсе не мертв?

— Я уже вызвал полицию. Игра окончена. Убирайся нахуй подальше от вещей моей сестры.

Моё сердце грозит выпрыгнуть прямо из груди. Впервые блядь в своей жизни я так напуган, не потому что знаю, что меня арестуют, а потому что знаю что потеряю Дав, если попаду в тюрьму.

И я не могу этого допустить. Я не могу потерять Дав. Даже если это означает…

— Черт, — бормочу я.

— Да, черт возьми, это так, — с отвращением рычит Робин. — О чем, черт возьми, ты думал? Ты думал, что тебя не поймают? Я бы сам убил тебя за то, что ты с ней сделал, больной ублюдок. Отойди от ее вещей. Я не буду повторять дважды.

Я отодвигаюсь от корзины для белья. Одна моя рука убирается за спину, в то время как я поднимаю другую в знак капитуляции. Мое сердце бьется со скоростью миллион миль в минуту, и я знаю, что это добром не закончится. Быть пойманным никогда хорошо не заканчивается.

Возможности проносятся у меня в голове. Я мог бы убежать. Но потом Робин рассказал бы Дав о том, что он знает, и она провела бы всю жизнь, оглядываясь через плечо. Я бы никогда не смог заполучить ее.

Другой вариант — избавиться от человека, который только что поймал меня. Я убивал раньше. Я мог бы убить снова. Но когда я смотрю на человека передо мной, я вспоминаю, как много он значит для Дав, он один из редких ярких огней в ее жизни. Я не могу отнять у нее Робина. Но какой, блядь, у меня выбор?

Я бросаюсь на него, сжимая пропитанную хлороформом тряпку, которую вытащил из-за пояса. Его глаза расширяются, но я слишком быстр, и он, блядь, не может меня остановить. Я прижимаю тряпку к его рту, задерживая дыхание, пока он борется. От запаха у меня тоже кружится голова, и мое быстро бьющееся сердце не помогает. Но я не могу остановиться сейчас. Я должен пройти через это. Я должен избавиться от Робина.

Тело брата Дав обмякает в моих руках. Ублюдок тяжелый, и я осторожно укладываю его на пол, произнося ругательство за ругательством, размышляя, что делать дальше. Но в любом случае, я поверну это, для Робина нет счастливого конца. Нет, если я хочу сохранить Дав в своей жизни. Он никогда не позволил бы нам быть вместе. Нет, он будет следить за мной еще пристальнее. Я должен избавиться от него.

Я пинаю корзину для белья, на этот раз ругаясь вслух. Я молюсь, чтобы Дав не проснулась, пока я тащу Робина через гостиную. Его бессознательное тело тяжелое, и я благодарю свои счастливые звезды, когда понимаю, что на улице никого нет. Я многим рискую ради Дав. Я должен, потому что мы принадлежим друг другу.

Я подвожу свой байк ближе и сажаю Робина перед собой, осторожно выезжаю. Последнее, что мне нужно, это чтобы меня остановили копы, хотя какая-то извращенная часть меня почти надеется, что это произойдет. Я не хочу убивать Робина. Я хочу, чтобы он исчез. Позволил мне иметь свой собственный счастливый конец. Но этого не произойдет, не так ли?

Я подъезжаю ближе к мотелю, где есть мусорная площадка. Робин начинает шевелиться к тому времени, как я добираюсь туда, и моя собственная нечистая совесть тяжело давит на меня, когда я оставляю его неподвижное тело на земле. Черт. Я не могу этого сделать. Я не могу убить его. Я не хочу причинять боль Дав. Я хочу сделать ее счастливой, а не несчастной от горя. Но у меня нет выбора.

Я вытаскиваю пистолет, который купил у парня в паре переулков от Сэма, на всякий случай. Я предполагаю, что на всякий случай момент происходит прямо сейчас. Направив ствол на Робина, я громко стону, проводя рукой по волосам. Именно тогда брат Дав просыпается, и я на мгновение ошеломлен, наблюдая, как он поднимается, дезориентированный и напуганный. Затем он смотрит в дуло моего пистолета.

— Нет, — бормочет он. — Ты не собираешься меня убивать. Я не позволю тебе уйти с этим. Ты никогда не сможешь заполучить ее.

— Я должен, — бормочу я.

— Ты этого не сделаешь. — Нотка отчаяния в голосе Робин заставляет меня задуматься. — Мы можем договориться. Тебе не обязательно это делать. Я никому не скажу.

Он лжет, и мы оба это знаем. Если я отпущу его сейчас, он побежит прямиком к копам, а я не могу этого допустить. Я не могу потерять Дав, ни сейчас, ни когда-либо.

— Я человек, — хрипит Робин. — Не убивай меня… Я заслуживаю того, чтобы жить… Я заслуживаю того, чтобы…

Выстрел раздается в темноте. Пистолет выпадает у меня из рук. Впервые за несколько десятилетий я чувствую, как слезы щиплют мне глаза. Он не оставил мне выбора.

***

Несколько часов спустя, ближе к утру я выпил полбутылки виски, и я чертовски расстроен, когда появляюсь на улице Сэма. Старик свернулся калачиком на своей импровизированной кровати. Рядом лежит ложка, а из его руки торчит игла. На этот раз я не обращаю на это внимание. Я не могу, мой разум слишком занят тем, что я только что сделал.

— Рано встал? — Сэм спрашивает меня, вытаскивая иглу. Его зрачки безумно расширены, но он, кажется, в основном не в себе. Он избавляется от улик своей ночи. Точно так же, как я сделал со своей.

— Не смог уснуть, — бормочу я, наполовину падая на землю рядом с ним.

— Господи, малыш, от тебя разит, — бормочет Сэм. — Ты посещал винокурню?

— Что-то вроде этого, — бормочу я. Я не вдаюсь в подробности, и Сэм меня об этом не просит.

Я чувствую тошноту в животе, как будто меня вырвет в любую секунду. Я хочу умереть. Впервые в жизни я чувствую такое отвращение к себе, что готов покончить собой. Как я мог так поступить с ней? Как я мог вот так разрушить жизнь Дав?

Она никогда не узнает, что я сделал. Это будет моим самым большим секретом. Потому что в тот момент, когда Дав узнает, что я убил ее брата, для нас официально все кончено.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке, малыш? — Продолжает спрашивать Сэм, и я смотрю в его добрые глаза.

Самые близкие отношения в моей жизни прямо сейчас, это мой друг бездомный, который заботится обо мне больше, чем моя собственная семья. И все же я не могу сказать ему правду. Я не могу рисковать, чтобы Сэм тоже возненавидел меня. Поэтому я говорю себе, что мне позволен, один момент слабости. Слезы щиплют мне глаза, но они не проливаются. Я качаю головой, не в силах ответить на вопрос Сэма. Рыдания начинают сотрясать мое тело, но слезы не падают. Даже я испытываю отвращение к себе.

Сэм похлопывает меня по спине, пока я вою в ночи, мне насрать, кто меня слышит или видит. Я не знаю, как долго я там, но Сэм утешает меня. Он не убирает руку с моей спины, пока я не успокаиваюсь, и когда я, наконец, снова могу дышать, я отстраняюсь от него со стоическим выражением лица, засовывая руки в карманы джинсов.