Изменить стиль страницы

Глава 1

Райли

Пять месяцев спустя…

В мире существует два типа людей…

Погодите. Стоп. Забудьте. Начнем сначала. В мире существует три типа людей. Те, что делают лимонад, когда жизнь вручает им кучу лимонов. Просто молодчины. А есть те, кто смиряются и ничего не делают, кроме того, что ноют и жалуются, — пожалуй, это худший вариант. А оставшиеся — горстка людей, которая берет лимоны и возвращает их, засовывая в… Ну, картина ясна. Суд присяжных еще не определил, к какой категории отношусь я.

— Смотри куда идешь, — слышу я, когда пара внушительных рук хватает меня за плечи.

Голос низкий и грубый, с резкими нотками. Он выводит меня из себя. Что не удивительно, в последнее время я измучена из-за недосыпа и слишком широкого спектра обязанностей. Но это другой вид раздражения. Худший из возможных. От этого тона несет снисходительностью и претенциозностью, а я не в настроении ни для одного, ни для другого. Не тогда, когда работаю четвертую смену подряд, обслуживая столики в одном из самых эксклюзивных ресторанов в районе Митпэкинг (Исторический район на западе Нижнего Манхэттена.).

— Извините, — бормочу я.

Не придавайте этому слишком большое значение. Это рефлекс. Мне нужна эта работа. Как кислород. Это означает, я не сделаю ничего, что поставит ее под угрозу. А еще это значит, что я думаю о том, как себя виду, как выгляжу и что говорю.

Чего мне не нужно делать, так это смотреть, куда идти. Как бы то ни было этот придурок повернулся в мою сторону.

Я взглянула на него, не забыв натянуть лучшее стервозное выражение лица и… моргнула.

Важно отметить, что интерьер здесь мрачный, с мужской энергетикой. Стены покрыты шелковыми обоями шоколадного цвета. Изобилие латунных покрытий и бархатной обивки. Люстры Чихули (Американский художник-стекловар, знаменитый своими сложными с технической точки зрения инсталляциями из стекла в стиле энвайронмент.) ручной работы отбрасывают лишь тусклое сияние. Я хочу сказать, что свет тут настолько блеклый, как сами знаете где, поэтому все, что удается увидеть, так это напряженный взгляд темных глаз. Он застает врасплох, пригвождая к месту, и я зачарованно пялюсь как безмозглый осел.

Я к тому, что парень красив, вне всяких сомнений. Начнем с того, что его рот создан для поцелуев: пухлый, но не женственный. Отличное телосложение. Темные волосы коротко подстрижены и уложены с точностью до миллиметра кем-то, кто вероятно называет мой ипотечный платеж карманной мелочью.

Если бы в этом парне было что-то хоть отдаленно человеческое, я бы сказала, что он божественно красив. Но он походил на пластиковую куклу, которую никогда не вытаскивали из коробки. Все, что я чувствую, смотря на его лицо — холодная отстраненность. Как будто в теле, стоящим передо мной, нет души. Просто зияющая пустота. Вот тут внезапный интерес угасает, и я возвращаюсь к действительности. Которая представляет собой столик на семерых людей, чей заказ я должна принять.

Отделавшись от его захвата, направляюсь к столу. Последние две минуты они пытались привлечь внимание, а они не из тех, кого вы захотите заставить ждать: один из гостей — лучший друг мэра.

Пока я извиняюсь перед ними, фальшиво улыбаясь, что-то обращает на себя мое внимание. Странное ощущение, из-за которого я смотрю в сторону грубияна. Он все еще там, где я его оставила, пялится на меня с хмурым выражением лица, граничащим с замешательством.

Проходит меньше минуты, он приходит в себя и поворачивается в сторону бара. Пусть все и длилось довольно недолго, меня не покидает неприятное терзающее чувство, к которому я не привыкла. Не могу сказать, что это такое, но влияние неоспоримо.

— Мисс… — произносит один из посетителей.

Что выводит меня из задумчивости. Оглядевшись, я понимаю, что возбудила интерес всех сидящих за столом, и горячий румянец смущения покрывает мое лицо.

— Извините, — бормочу я. Если бы могла сама себе надрать задницу, я бы тотчас этим занялась.

Ладно, проехали. Если не считать этого странного момента, жизнь идет своим чередом и остаток ночи проходит как по маслу. У нас заканчивается фирменное блюдо: фетучини из черных кальмаров. Пэтти как обычно спорит с шеф-поваром о прожарке стейка Вагю. Шеф-повар кричит Пэтти, что посетители знают о еде меньше, чем задница канализационной крысы, половина из которого сказана на французском. Ничего необычного.

Спустя два часа я бросаю взгляд в сторону бара и вижу, что грубиян все еще сидит в одиночестве и поглощает «Макаллан» двадцатипятилетней выдержки, как рыба воду. Только что он одним глотком прикончил половину стакана.

Хм, ясно, парень задался целью напиться в стельку, если уже этого не сделал.

Больше я не обращаю на него внимания. Это всего лишь подработка, но именно она поддерживает мои надежды и мечты, и ничто не встанет между мной и ими.

Перенесемся немного вперед — полночь, пока последние посетители выходят за дверь, я пересчитываю чаевые и делю их между помощниками официантов и девчонками. Краем глаза вижу, как Майк, бармен, пододвигает высокий стакан воды парню.

Он все еще там.

И теперь я начинаю задаваться вопросом, кто он такой, потому что а) его счет превышает несколько тысяч; б) ресторан относится к категории Мишлен и это не то место, куда приходят накидаться. Если бы он не был кем-то значительным, его бы уже выдворили. И это объясняет его поведение со мной. Добро пожаловать в Нью-Йорк, в американскую столицу королей и королев, невольников и рабов.

Он выуживает из внутреннего кармана темного дизайнерского пиджака черную кредитную карту и бросает ее на барную стойку из импортного венецианского стекла. Я наблюдаю, как он встает со стула, — его движения медленные и размеренные, даже грациозные, учитывая, что парень пьян.

— Черт, а он милааашка, — бормочет Кэрри, одна из официанток, когда проходит мимо меня на кухню с грудой грязной посуды.

Фи. Красивая внешность обманчива. Он настолько же приятен, насколько и мигрень. Кажется, он из тех, кто требует к себе повышенное внимание и вообще представляет из себя трудную задачу. Если подумать, я сочувствую тем, кто вынужден терпеть его общество.

Грубиян выходит за дверь, и все расходятся.

— Он не обратил на меня внимания… — Слышу, как заявляет Джанин, еще одна официантка, когда беру сумку-почтальонку из шкафчика в комнате отдыха для сотрудников.

Скинув балетки, я меняю их на замшелые «Найк Аир Джордан», которые купила на гаражной распродаже миссис Капуто. Уверена, что Ричи Капуто носил их, когда мы вместе учились в девятом классе, но если ночью ты передвигаешься общественным транспортом, то меньше всего хочешь привлечь к себе внимание, надев что-то яркое, блестящее или новое.

— Он, должно быть, гей, — продолжает она. Джанин точная копия Кейт Аптон, так что в ее словах может быть доля правды.

— Обычно все сексуальные парни такие, — говорю я, бросая ей подачку, хотя у меня нет к ней никакой симпатии. Джанин выжимает все соки из папиков и отбрасывает их как вчерашние новости. Она хищница с большим стажем. Возможно, грубиян уклонился от сокрушительного удара по банковскому счету.

На пути к выходу я заглядываю в отдел десертов.

— Париж-Брест. Есть при комнатной температуре, — говорит наш главный кондитер, передавая коробку.

— Спасибо, Иззи. — Схватив десерт, аккуратно кладу его в сумку. Одно из преимуществ работы в изысканном заведении — возможность получить любой десерт, и я предпочитаю сохранить свой до дома.

На улице стоит тошнотворная вонь мусора, выхлопных газов и горячей смолы от недавно вымощенного прохода в переулке, от чего я вынуждена задержать дыхание. Это единственное, что перебивает липкое ощущение на коже и запах жареной еды в волосах. Июль отличился знойной жарой и влажностью и, пожалуй, на данный момент сегодняшний вечер самый жаркий.

Засунув в рот «Дабл Бабл», я закатала рукава белой рубашки на пуговицах до локтей и направилась к метро. Ниже по улице, в квартале от меня, неоновый свет отеля «Гэнсворт» падает на толпу, собравшуюся снаружи, — все они молоды, одеты по последнему писку моды и скорее всего приезжие. Когда я прохожу мимо них, они забираются в темный внедорожник, оставляя стоять в одиночестве Билли, швейцара.

— Привет, милая, идешь домой? — спрашивает он с сияющей улыбкой. Билли — первоклассный распутник. Мы неплохо узнали друг друга за те два года, что я проходила мимо него по пути домой. Он использует примечательную внешность, чтобы открывать двери, и я не виню его. Ты должен делать, что должен.

— Пытаюсь успеть на паром в час тридцать.

— Моему брату нужно поменять пару окон. Он живет в Бенсонхерсте. Ты этим занимаешься?

Я останавливаюсь и достаю из заднего кармана рабочих брюк визитную карточку, протягивая ее, и пячусь по тротуару.

Удача сопутствует храбрым… и подготовленным. Многие забывают про вторую часть.

— Передай ему, чтобы позвонил. Я сделаю ему скидку.

Завернув за угол, я ускоряю шаг. Если я пропущу паром, придется ждать еще тридцать минут, а когда тебе рано утром нужно вставать на основную работу, каждая секунда сна на счету.

Мое отстойное везение поспособствовало тому, что я натолкнулась на ограбление. По крайней мере, все выглядит так, но я все равно подхожу ближе, надеясь оценить ситуацию получше.

Невысокий коренастый парень с руками размером с индейку на День благодарения наносит удары в челюсть другого парня, пока его более высокий сообщник подпрыгивает на носках, готовый ворваться в драку. Кажется, он под метамфетамином.

Это не очень хорошо и, вероятно, весьма опасно. Тут определенно в самом разгаре ограбление. Но хорошая новость в том, что оружие, похоже, не вовлечено.

Но что же делать? Звонить копам нет смысла — они будут добираться очень долго. Развернуться и пройти через другой квартал, притворившись, что ничего не видела? Я не неженка ростом в метр пятьдесят. И у меня приличная форма: физический труд днем и ночью имеет свои преимущества. Я более чем способна постоять за себя в драке, но устала, потому что весь день провела на ногах. Если вмешаюсь и все полетит к чертям, пройдет ни один час, прежде чем вернусь домой. Я не могу себе позволить не спать весь день и почти всю ночь — завтра предстоит много дел.