Изменить стиль страницы

Глава 6

Гай

Я не стал целовать Эффи в «Лихом ковбое». Достоинство возможно и осталось в далеком прошлом, но должны же быть какие-то стандарты, черт возьми, и я не буду целовать свою помощницу в первый раз в липком родео баре.

Во всяком случае, в первый раз, который я помню. Черт.

Эффи оживленно болтает позади меня о западных фильмах, пока я веду ее за руку на улицу, через тусклые коридоры, увешанные постерами знаменитых ковбоев, и она каким-то волшебным образом оправилась от приступа тошноты. Эффи всегда такая: то вся в себе, то вся на виду. То тихая и застенчивая, то выкладывается на все сто. Она стряхивает с себя плохое настроение, как стряхивают плащ.

Половину времени я сам провоцирую ее плохое настроение. Черт. Что я делаю?

Снаружи жара обрушивается как кирпичная стена. Воздух дрожит и пахнет нагретым асфальтом.

— Сюда. — Я тащу Эффи по тротуару, придерживаясь крошечных участков тени, укрываясь в солнцезащитных очках от яркого света, блестящего стекла и хрома.

Через некоторое время здания уступают место внутреннему дворику, где бьет фонтан, выбрасывая бесконечную струю воды в голубое небо, и я веду ее к каменному основанию фонтана.

В воздухе висит прохладный туман. Температура здесь ниже, и воздух свежий.

— О-о-о, — пищит Эффи, плюхаясь на каменный бортик и снимая сандалии. Она шевелит пальцами босых ног по брусчатке, ногти окрашены в ярко-желтый цвет. — Оазис в пустыне. Очень мило.

Ее солнцезащитные очки сдвинуты назад и лежат поверх ее диких волос, а ее бледно-голубое платье развевается на бедрах. Она выжидающе улыбается мне. В ожидании поцелуя.

Это ничего не значит.

Я потираю челюсть, в висках пульсирует.

— Я не уверен, что это хорошая идея.

Эффи дергает за подол моей футболки, пока я не сажусь рядом с ней, ее ирисовые глаза забавно щурятся.

— Я не буду сообщать о случившемся в отдел кадров, мистер Колтрейн, клянусь. И я взяла мятную конфету после того, как мы съели картошку фри.

Меня сейчас волнует не это. Я прижимаюсь к прохладному камню.

— Эффи...

Но ветерок треплет ее темные волосы. Черт, она так прекрасна, что мне становится больно, и я тянусь к ней, проводя большим пальцем по ее скуле, прежде чем успеваю подумать.

Ее губы раздвигаются, когда я касаюсь пальцами ее лица.

Я наклоняюсь ближе. Она тихонько вскрикивает.

— О.

Горячая волна проносится сквозь меня, превращая мои внутренности в пыль. Наши губы касаются друг друга раз, два, три раза, и это самое незначительное прикосновение, но я в огне. Я превращаюсь в пепел.

— М-м-ф.

Изящные руки хватают мою футболку. Эффи наклоняет голову, ее язык касается моего, и я чувствую...

Голую кожу ее живота под моим ртом, текилу, стекающую по моему подбородку.

Ногти скребут по моей спине, ее тело прижимается к моему, когда мы сидим в темном углу, упираясь в стену.

Дыхание моей помощницы на моей шее.

Ее смех звенит в моих ушах.

Она целует мой голый живот, когда я растягиваюсь на кровати в отеле, прикосновения ее волос к моей разгоряченной коже...

— Эффи. — Я хватаю ее за плечи и прижимаю к себе, задыхаясь. — Черт. Эффи.

— Получилось? — Она сияет от восторга. — Боже мой, сработало! Ты что-то вспомнила, да? Блин, я настоящий гений.

Кроме румянца на ее щеках, вы никогда не узнаете, что мы только что делали. На нее это никак не повлияло. С таким же успехом мы могли бы болтать о погоде, а не выворачивать меня наизнанку одним поцелуем.

— Я...

Я в полной заднице. Как мне рассказать ей об этом? То, что я вспомнил. Как мне справиться со всем этим?

— Так нечестно. — Эффи дуется, и я отвожу взгляд от ее пухлого рта. Вместо этого смотрю на воду, льющуюся в фонтане, на капли, искрящиеся на солнце. — У меня ничего не вышло. Эй, давай попробуем еще раз...

— Нет. — Я отшатываюсь, прежде чем она успевает дотронуться до меня, и смотрю куда угодно, только не на ее обиженное лицо. — Одного раза достаточно.

И боже, я — скотина. Я знаю, что такой. Потому что яркая, кипучая Эффи увядает на моих глазах, обхватывает себя руками и отворачивается. И я понимаю, что она, вероятно, думает, что мне не понравилось, поэтому обижаю ее, но правда в том, что если поцелую ее снова, то, возможно, никогда не остановлюсь.

Я ее босс. И я... мы...

Нет никакой гарантии, что мы пошли дальше. Я цепляюсь за это, как за спасательный плот в шторм.

— Прошлой ночью. — Я потираю ушибленную челюсть, морщась. Что-то там, черт возьми, толкается в глубине моего мозга. Требует внимания. — Мы сидели в одном... углу...

Темно, жарко и уединенно. Прижались так близко, что слились воедино. Не могу думать об этом сейчас.

— И там была... Там висела доска. Куча досок на стенах. — Я зажмуриваю один глаз, пытаясь снова вызвать воспоминание. Это все равно что пытаться набрать в руки дым: туманно и бесплотно. — Доски с рисунками на них.

Эффи морщит нос.

— Как панели с комиксами?

— Нет. Как... — Я сглатываю, борясь с нарастающим ужасом. — Как татуировки.

Эффи разинула рот, уже проверяя свои голые руки и ноги.

— О, черт. Разве мы не заметили бы их уже? Неужели это не больно?

— Не знаю. Но мы точно там были. — Я уверен в этом. Процентов на восемьдесят, во всяком случае. Прижав кулак ко лбу, пытаюсь разобраться в туманном беспорядке, и в моем больном сознании всплывает размытый логотип.

Красные губы, между ними, как дым, клубится облако темных летучих мышей. И слова, написанные готическим шрифтом: «Граф Таттулар».

***

Тату-салон находится в задней комнате зала игровых автоматов, за бесконечными мигающими огнями и роботизированными джинглами. Вокруг нас люди крутят рычаги и гремят чашками с монетами, и весь поход к графу Таттулару — это жестокая атака на мои похмельные органы чувств.

Спёртый, прокуренный воздух.

Стробоскопические огни и пронзительный смех.

Хруст затхлого ковра под ногами.

— О, боже. — Эффи прислоняется к моему плечу, когда мы идем, ее солнцезащитные очки снова на носу. — Если мы сделали здесь татуировку, то стоит провериться на гепатит.

Она не перестает проверять свои руки и ноги. Прижимает ладонь к шее и бокам, ища участок неровной кожи, словно это муравей, щекочущий ее под одеждой. Я бы предложил заглянуть ей под платье, но Господь знает, что это плохая идея.

— Там. Дальше по коридору. — Открытая дверь в задней части игрового зала ведет в тенистый коридор, над рамой которого висит однобокая вывеска «Граф Таттулар». Мы проходим, и пока минуем бесконечные рисунки татуировок на досках, меня снова и снова захлестывают воспоминания.

Как я загоняю Эффи в угол — в тот самый угол — ее стон отдается у меня в ухе.

Ее руки, отчаянно и дико дергающие мою рубашку.

Ее зубы, покусывающие мочку моего уха.

— Нет. — Как только мы входим в обшарпанную приемную, мужчина через плечо указывает нам на выход. — Только не вы, долбодятлы, снова. Вон.

Он грузный и лысый. Больше чернил, чем голой кожи, с серьгой в ухе и в черном кожаном жилете, который скрипит, когда он двигается. И пока я моргаю, глядя на татуировщика, то растираю челюсть — синяк пульсирует сильнее, чем когда-либо.

— Да. — Он складывает руки, на его запястье поблескивают золотые часы. — Я поставлю тебе такой же с другой стороны. Не создавай проблем.

Эффи уже шагает вперед, яркая, успокаивающая и совершенная, ее ладони подняты в знак капитуляции.

— Мы здесь не для того, чтобы создавать проблемы. У нас есть несколько вопросов о прошлой ночи.

Мужчина фыркнул, но смягчился. Эффи умеет так влиять на людей.

— Забыли? Да, в этом есть смысл. Вы двое изрядно надрались.

Дальше все сводится к одному продолжительному ворчанию, граф Таттулар все время смотрит на Эффи, словно она какая-то волшебная пикси, забредшая в его грязное логово. Он говорит нам, что она пришла первой прошлой ночью, заявив, что хочет сделать татуировку. Что она принесла свой собственный эскиз.

— Я подготовил ее и все такое, — бормочет мужчина, выдвигая ящик стола и роясь внутри. — Сделал трассировку. Ты должна мне за эту работу, знаешь ли.

Я уже достаю бумажник.

— Продолжайте дальше. Пожалуйста.

Он кашляет, хрипло выдыхая, и шлепает клочком линованной бумаги по столу, прежде чем продолжить.

— Она хотела, чтобы это было на ее бедре. Сказала, что ее мужу точно понравится.

Мы пришли сюда после свадьбы? Эффи берет бумагу, снова натягивает на голову солнцезащитные очки и смотрит на рисунок. Ее рот складывается в идеальную букву «о».

— Покажи мне. — Я жестом прошу ее, но она игнорирует меня. Все еще смотрит с ужасом — или, может быть, с восторгом. С Эффи трудно сказать. — Эй, что ты собиралась запечатлеть? Дай посмотреть.

— Какая разница теперь-то? — Граф Таттулар отвечает за нее, подтягивая ремень под своим большим животом. — Ты ворвался сюда, прежде чем я успел начать. Практически повалил меня на пол.

Он снова смотрит на меня, выражение лица кислое.

— Простите, — пробурчал я, шлепая горсть купюр на его стол. — Как вы и сказали. Мы были в хлам.

Граф Таттулар фыркает, но деньги выручают. Гораздо больше, чем Эффи, которая все еще завороженно смотрит на свой собственный пьяный рисунок татуировки.

— Так что я врезал одному из вас и отправил обоих на улицу. Без татуировки. И вы забыли все свое дерьмо. — На этом он отворачивается, кожаный жилет скрипит, когда мужчина роется в большой черной корзине. Три предмета падают на стол.

Скомканная вуаль.

Мой потерянный галстук.

И белая бейсболка с нашей фотографией. Слова «Молодожёны» вышиты вдоль ободка розовым цветом, а Эффи на фотографии — в свадебном платье. В моих объятиях и с ухмылкой.

— Вы знаешь, откуда это? — Мое сердцебиение стучит в ушах, набирая обороты. Я поднимаю бейсболку и показываю ему, лицо горячее, а живот напряжен. — Вы знаете часовню?

— О, да. — Граф Таттулар почесывает щетину на челюсти. — Это из «Удачной ставки». В десяти минутах ходьбы отсюда.